Стоп, опомнилась я. Они не знают, что Бригов передо мной разоткровенничался. Начал расписывать про дела и свершения Фирмы, про какие-то заводы, заброшенные деревеньки, зоопарки по ночам со злыми животными, клыками вспарывающими желудки... Ни черта они не знают. А если узнают, что в этом «криминального», такого, что выдает их с головой? Замок Кронбери? Ну сняли подставные лица. Жуткая Фирма? Ох, не смешите мои тапочки, этих жутких фирм в каждом городепо двести штук. Лица кровожадных сотрудников? Бригов, горничная, дворецкий? Все мертвы. Имена липовые. Понавыдумывали всякой всячины. А у игроков имена тоже липовые. И фамилии их липовыеМостовой там, Бурляк. Очередной прикол от службы безопасности. Хочется им так (между прочим, оправданно). А про имеющуюся у меня пленку они не знают. Когда я снимала, развешанные по замку камеры уже отключили (Игра кончилась). Ладно, допустим, дворецкий получил приказ ликвидировать всех, кто еще мотается по замку. Затем его тоже ликвидируют или отправят доживать куда подальшеневажно. Но пошло совсем по иной схеме. Винтер переработан в фарш, у шиншиллы проблемы с головой. Двое сбежали. Если их отлавливать поодиночке и обращать в трупы, это действие уже никак не спишешь на спятившего дворецкого. Пусть безумный, но он отрадно мертвый. А значит, появляются проблемы. Трупы надо прятать. А идеально спрятать трупы сложновато. Их, как правило, находят, и появляются ретивые следователи, начинающие чего-то копать. Могут и не копать, но где гарантия? Не проще ли оставить в живых сбежавшую великомученицу, которая ни черта не знает, напугана на всю оставшуюся и никому, никогда не проболтается?..
Это было слабое утешение. Ведь за нами гнались! Меня искали в хижине дяди Ника! А зачем искали? Уж наверное не за тем, чтобы извиниться и провозгласить мою свободу отныне и на веки веков. Убить меня хотели, глупую. А может, не разобрались до конца, действовали без приказа? А теперь не будут, потому что крепко подумали и вынесли щадящее решение?
Мне жутко хотелось курить. Я забыла это сделать перед началом рейса, прыгнула в салон, лишь бы уйти от людских глаз, а теперь вся изнервничалась. Время тянулось, как вездеход по болоту, пейзажи за окном передвигались нехотя, с ленцой. Не торопи время, думала я. В твоем теперешнем состоянии неразумно торопить время. Наслаждайся им. Как много его осталось? А в автобусе ничего с тобой не случится...
По выходе из автобуса со мной также ничего не случилось. Конечная остановка была где-то на Риджент-стрит, в двух шагах от многолюдной Белтан-роуд.
Был конец рабочего дня. Я брела по забитому прохожими тротуару, мимо витрин, мимо шестигранных фонариков-скворечников. По проезжей части двигался нескончаемый поток: двухэтажные автобусы, легковушки, старомодные такси с шашечками, похожие на наши довоенные «эмки».
Я не привлекала внимания. Ни пристального, ни праздного. Включенный в список Всемирного наследия город полностью меня игнорировал. В нем таких, как я,до нескольких миллионов на дню. Я разглядела в изобилии витрин за помпезной «Отличные стаффордширские сервизы!» стыдливую вывеску «Секонд-хенд». Стараясь никого не сбить, я начала смещаться к краю тротуара.
Внутри ничего стыдливого не было. Воздух надежно дезодорирован. В глубину вытянутого зала уходили стеллажи с одеждой. Кое-что висело на плечиках. Прилично одетые люди копались во всем этом благолепии. Никому не приходило в голову краснеть от стыда. Я тоже посчитала, что не встречу в этом зале знакомых, и с головой погрузилась в ворохи отстиранной, обеззараженной одежды.
Через четверть часа я ничем не отличалась от среднестатистической, задавленной бытом и смогом британки. Серая юбка, серые полусапожки с когда-то наличествующими, а ныне отсутствующими пряжками. Серая блузка. На тон потемнее жакет, похожий на суконный.
Равнодушный «приказчик» с серьгой в ухе возложил все это добро на весы, поиграл калькулятором.
Шестнадцать фунтов.
А можно, я здесь надену?односложно спросила я.
Служитель задумчиво почесал серьгу.
Пожалуйста. Кабинка в конце зала.
А свое оставлю, ладно? Денег не надо. Благотворительность, понимаете?
Он еще более задумчиво обозрел меня с ног до головы (именно так, а не наоборот). Как таковые, женщины его не интересовали. Но одежда на мне, с некоторыми замечаниями, была неплохой.
Подумав, он решил не звонить в полицию. Лень-матушка.
Оставляйте,снисходительно разрешил парень.Разберемся.
Я опять брела по забитым двуногими и четвероногими улицам. Никому не нужная, в пропахшей химикатами хламиде. Следующую остановку я сделала в hairdressersпарикмахерской по-нашемусо скромным названием «Lollitt».
Покороче,попросила я знаками неразговорчивую мастерицу.И перекрасьте, пожалуйста. Во что-нибудь пепельное и нестойкое.
Мастерица замороженно повела плечамидело ваше, уродуйтесь, мэм.
Я сознательно не смотрела в зеркало. Пустое. Я смотрела на свои колени и давилась слезами. Меня вели к крану, мыли голову, перекрашивалии все это в чинном английском молчании. Молча приняли наличные, отсчитали сдачу... и вновь я брела по гудящим, разноголосым улицам, подчиняясь закону левостороннего движения...
Я никогда не появлюсь отныне в Лондоне. Даже под страхом немедленного расстрела. Почему не осмотреть напоследок их хваленые достопримечательности? Все эти Биг-Бены, Тауэры, Вестминстеры с Букингемами, Парламенты, Трафаль-гары? Тони Блэра, наконец, на Даунинг-стрит? Не посетить «Ройял Корт», «Ковент-Гарден», не насладиться бессмертной классической постановкой в Королевском шекспировском театре? У меня в запасе четыре часа.
Я подошла к краю стертого тротуара и небрежно махнула рукой. Неуклюжий кеб с шашечками, подрезав возмущенно загудевшего «ягуара», подался ко мне. Я забралась в машину с таким непрошибаемым видом, словно делаю это изо дня в день, из года в год.
Темза, сэр...
Гудели пароходы, салютуя древней нации и каждому бритту в отдельности. Гудели мелкие катера, крупнотоннажные баржи и легкие барки, окутанные паром. Кричали докеры в порту, сновали бездомные, хулиганы. Поджав хвосты, тусовались собаки. Облезлые коты забивали «стрелки» и горланисто орали, мутузя и валтузя друг дружку. Мощная Темза катила грязные воды к эстуарию...
Я сидела на бетонном парапете, наблюдая за портовой жизнью. Отсюда не просматривались ни Тауэр с Большим Беном, ни Парламент. Только грязные доки, контейнеры, складированные рядами, гигантские портовые краны на том берегу. Я сидела час, сидела другой, почти не двигаясь и ни о чем не думая. Одна и та же дума, повторенная трижды, превращает думающую в зануду. Я вынула из сумки пистолет и аккуратно опустила в воду. Посмотрела на свое отражениеничего любопытного. Дурнушка в масляных разводах. И не такие выживали. Судя по тому, что ко мне не приставали, я выглядела на все сто. С огромных угольных гор грузили уголь на тарахтящие катера. Развозили во все стороны. Грохотали портальные краны, перемещая ржавые контейнеры. Чадящий буксир протащил баржу с лесом. Прихромал шелудивый пес, дважды обошел вокруг меня, обшохал, улегся рядом. Я пыталась с ним пообщаться, но по-русски пес не понимал. Виновато поглядел, поднялся, вытряс на меня своих блох и побрел дальше. Других собеседников не наблюдалось. Пролетали час за часом, а прибрежная жизнь не затихала. Она кипела круглосуточно. Я бы тоже сидела и наблюдала за ней сутками. Но я не могла этого себе позволить. В 10.20 улетал мой самолет. Я не зря пришла на этот огрызок портовой набережной. Если киллер планирует меня убить, он это сделает непременно, где бы я ни находилась. А мне ни к чему лишние иллюзии. Пусть меня убьют здесь, я не буду сопротивляться. Я даже не почувствую пулю в затылке. Я просто свалюсь в воду и поплыву... в Северное море. Меньше проблеми мне, и им. Зачем дополнительно бегать, сопротивляться, если финал предрешен? Я сильно устала...
Серые сумерки плавали по воде. К половине девятого небо стремительно потемнело. Убийцы предпочли не являться. Ну что ж, я подожду их в аэропорту. Зачем ловить беглянку в хитросплетениях грязного Лондона? Она придет в аэропорт, ее рейс известен...
Я поднялась, отряхнула юбку и побрела в городловить такси. Через сорок минут абсолютно серая женщина со спортивной сумкой в руке вошла в зал регистрации аэропорта Хитроу. Терминалы на восточные направления находились с правой стороны. Она направилась к нужной стойке, где встала в конец недлинной очереди и приготовила документы. Очередь неспешно продвигалась. Работница кассовой службы с улыбкой зарегистрировала билет. Сотрудник таможни проштамповал паспорт. Поднял голову. Тщательно выбритое лощеное лицо осветилось приветливой улыбкой.