Не-е, зачем ему? Она ведь не злая была, его, лодыря, кормила-поила. Без неё теперь пропадет мужик. А вам он зачем понадобился?
Хотела ему деньги отдать, что Алла не успела получить, за отработанные дни. Да помощь предложить, похороны ведь теперь дорогие.
Не-е, дочка, ты ему ничё не давай, всё до копеечки пропьёт. Вот дети приедут, им и отдашь. Телеграмму уж послали, скоро должны явиться.
А что, дети далеко живут? поинтересовалась я у словоохотливой бабули.
Как школу закончили, так и уехали сразу, что им тут делать? Дочка замуж вышла, теперь живёт где-то возле Волгограда, она и брата младшего забрала, куда-тото ли на учёбу, то ли на работу пристроила. Бедная Аллочка, несчастная, опять запричитала бабка, сыночка схоронила, да вот теперь вслед за ним и отправилась.
Как это сыночка схоронила? удивилась я. Вы ж только что сказали, что он к сестре уехал.
Это старшенький, Боря, а вот младшенький, Алёша, умер, бедняжка. Алка его поздно родила, когда старшие, Борька с Анькой, уж выросли. Анька школу заканчивала, а Борька в седьмом то ли в восьмом классе учился. Все дивились, к чему ей ещё один рот, этих-то кормить нечем, разутые да раздетые бегают в школу. Ну, куды ж ей было ещё и третьего мальца заводить!
И что же, ребёночек больной родился и сразу же умер? спросила я.
Нет, здоровенького Бог послал. Бывало, смотрю, на улице ветер, холод, а Алёшка без штанов, в одной маечке, во дворе сидит, возится в песочке. Другие своих деток кутают, а те все равно кашляют, а к этому мальцу ничего не цеплялось.
Так отчего же он умер?
Напала какая-то хворь внезапно, сегодня здоровенький бегал, а назавтра и помер.
А врач-то что сказал?
Нашего врача никто и не звал. Приехал какой-то родственник Аллы, на машине, мужик молодой, и увез её с дитём к знаменитому прохвесору в Москву. А через три дня она одна вернулась, и прохвесор не помог, умер мальчишка. Говорит, дихтерия какая-то, болесть такая страшная, никакие лекарства не спасают. У меня от этой хвори братишка младший помер, мне тогда пять лет было, а емудва года.
А где похоронили ребёнка? перебила я расчувствовавшуюся старушку.
Кого, Серёньку, братишку маво?
Да нет, сына Корнейченко.
В Москве и похоронили, родственники Аллины. Заботливые оказались. И денег дали, увидав, как она бедствует. Алка детям новую одёжу справила, телевизор купила. Сама обулась-оделась. Ну а остальное, как водится, Генка пропил потихоньку. Неделю не просыхал. Так что ты ему денег-то не давай, вот дети прибудут, им и вручишь.
Хорошо, ни копейки не дам, пообещала я. Только попробую с ним поговорить.
Я вновь направилась к дому. Соседка закричала мне вслед:
В окно стучи, да сильней, слышь.
ГЛАВА 10. Частное расследование: поиск улик в доме убитой
В окно я колотила минут пять, прерываясь время от времени, чтобы прислушаться: не проснулся ли Геннадий? Когда я уже повернулась, чтобы уходить, за дверью раздались шаги, а затем послышалось невнятное бурчание. Мужик, видимо, никак не мог справиться с замком. Наконец дверь с жутким скрипом отворилась, и на меня пахнуло затхлостью и сильным перегарным духом. Протирая кулаком глаза, на пороге стоял небритый и лохматый босой тип, одетый во что-то бесформенное. Мужик зевнул, оскалив пасть, в которой обнаружилась явная нехватка зубов, и простонал:
Ну, чё надо-то?
Вы Гена?
Ну, яГена, и дальше чё?
Я из гостиницы, где работала ваша жена.
Алка-то? И чё дальше-то?
Зайти можно, или так и будем на пороге разговаривать?
Ну, заходи, коли есть охота, буркнул мужик и повернулся ко мне спиной.
Я пошла за ним через сени, споткнулась о какую-то посудину, похожую на большой старый чайник, и едва не растянулась на грязном полу. Дверь из сеней вела прямо в тесную кухню с заваленной грязной посудой раковиной и давно не чищенной газовой плитой, на которой стояли две замызганные кастрюли. Одна из них была накрыта крышкой от ведра, другая источала аромат пригоревшей каши. На столе стоял грязноватый стакан, пустая бутылка из-под водки и заплесневевшая корка чёрного хлеба.
Комната, куда привёл меня хозяин, выглядела немногим лучше, чем кухня. На прямоугольном столе, покрытом мятой желтовато-серой скатертью, стояли две пустые бутылки. В щербатом блюдце красовался один-единственный солёный огурец, рядом валялся немытый стакан. Гена поднял одну бутылку, понюхал, перевернул, потряс, тяжко вздохнул и поставил на прежнее место. То же самое он проделал и со второй посудиной, но и там не оказалась ни капли вожделенного напитка. Усевшись на деревянный табурет, мужик уныло уставился на меня.
Я огляделась по сторонам. На старой неприбранной софе в беспорядке валялись подушки и одеяла, простыня упала на пол. На тумбочке перед зеркалом лежала пыльная ажурная салфетка, на ней стояли тюбики с губной помадой, коробочки с кремами для рук и лица, пудреницы и всевозможные флакончики. Алла, однако, пыталась следить за своей внешностью.