Но он вырывает у меня руку и сильным движением ладоней толкает меня назад. Я хватаю его за оба рукава и, ругаясь, на чем свет стоит, удерживаю равновесие. Он ухмыляется, как больной, и мы еще немного толкаемся и пихаемся, с каждым разом все сильнее и сильнее, пока я обеими руками не толкаю его в плечи так сильно, что он начинает заваливаться назад, его руки тянутся ко мне, а лицо серьезно и даже встревоженно. Я хватаю его, но подаюсь слишком далеко вперед и, потеряв равновесие, лечу за ним. В воздухе я успеваю притянуть его к себе и извернуться так, что я падаю на спину, а он на меня.
Ай-й!
Я лежу на полянке, но в траве оказались мелкие плоские камни, они-то и воткнулись мне в спину.
Габриэль, хохоча, скатывается с меня на землю.
Я ругаюсь на него.
Кажется, я ребро сломал.
Поной, поной. Вечно вы, англичане, ноете.
Я не жалуюсь, а констатирую факт. Если я могу исцелиться, это еще не значит, что мне не больно!
Вот не знал, что ты такой неженка.
Я? Неженка?
Ага. Теперь он сидит рядом со мной на коленях и тычет меня в грудь пальцем. Неженка!
Я уже заживил свое ребро и теперь хватаю его за руку, выворачиваю ее и бросаю его на землю, а сам усаживаюсь на него.
Я тычу его в грудь пальцем.
Я не неженка.
Неженка, но это не страшно. За это я тебя и люблю.
Я снова ругаю его последними словами и встаю. Протягиваю ему руку, он берет ее, я помогаю ему подняться.
Мы снова спускаемся с горы в лес, переходим ручей и поднимаемся по другому склону, заросшему деревьями и такому крутому, что местами приходится хвататься за камни и корни, чтобы удержать равновесие. Деревья, растущие на склоне, высокие и толстые, каждое у самой земли поворачивает вверх под таким углом, что его ствол делается похожим на хоккейную клюшку. Мы пробираемся через заросли и оказываемся на языке недлинной каменистой осыпи у раскрытого рта пещеры. Она не глубокая, но широкая всего четыре или пять метров в длину и примерно столько же в ширину, так что, наверное, я мог бы спать здесь по ночам, и меня бы не тошнило.
В пещере стоит обычный лесной запах: жизни и тления вперемешку.
Габриэль говорит:
Я подумал, если что-нибудь случится ну, пойдет не так мы здесь встретимся.
А что, по-твоему, должно случиться?
Я не знаю, но на тебя идет охота; а Меркури опасна и непредсказуема. Он колеблется, потом добавляет: Да и ты тоже.
Он, конечно, прав.
Он вынимает из своего рюкзачка жестянку и говорит:
Оставлю здесь мои вещи. Он говорил мне, что лежит в жестянке: любовные письма его отца к его матери, а также то, чем Габриэль собирался заплатить Меркури, если она найдет способ превратить его из фейна в колдуна. Но что это такое, я не знаю. И не спрашиваю. Захочет сам скажет. Он кладет коробку в угол пещеры, а потом выуживает из рюкзака что-то еще.
И протягивает это что-то мне.
Это тебе, держи Я подумал, тебе понравится.
Я не знаю, что делать, что сказать.
Он говорит:
Возьми. Это подарок.
Судя по тому, какой у Габриэля необычный голос, как он запинается, как едва заметно дрожит его рука, он хочет, чтобы подарок мне понравился. И я хочу, чтобы он мне понравился, ради него.
Пакет у меня в руках длинный и плоский. Судя по весу, это могла быть книга, но я знаю, что это не так обрадоваться такому подарку мне было бы слишком трудно. Предмет завернут в магазинный пакет, светло-зеленый с буквами, он сложен у горловины и слегка помялся в рюкзаке. Бумага плотная, гладкая.
Я сажусь на корточки и аккуратно приподнимаю край пакета. Внутри оберточная бумага, белая, во много слоев, новая, совсем не мятая. Я осторожно вытягиваю сверток из пакета, тот падает на землю. Вернее, медленно, как осенний листок, опускается на пол пещеры. Все в этот миг кажется мне особым. Подарок тяжело лежит у меня в ладони, в нем чувствуется сбалансированность и прочность.
Когда ты в последний раз получал подарки? спрашивает Габриэль и нервно посмеивается.
Не знаю. Давным-давно.
Я кладу сверток перед собой на выстланное сосновыми иголками дно пещеры, и он лежит на нем, ярко-белый на коричневом и зеленом.
Я снимаю бумагу, очень осторожно.
Так медленно, как только могу.
Так нежно, как только умею.
Еще один слой.
После такой подготовки лучше бы он тебе понравился.
Мне уже нравится. И я жду, наслаждаясь мгновением белой бумагой, почти раскрытым подарком.
Кончиками пальцев я приподнимаю последний слой. Под ним лежит нож, черный на белом. Рукоятка из отличной черной кожи. Лезвие в толстых кожаных ножнах. И пряжка, чтобы надевать на пояс. Рукоять удобно ложится мне в ладонь не слишком велика, но и не мала. Нож не тяжелый и не слишком легкий. Лезвие с легкостью выходит из своего защитного чехла. Это нож боуи, с характерным изгибом клинка. Металлическая поверхность собирает рассеянный в пещере свет и посылает далеко в лес солнечного зайчика.
Я смотрю на Габриэля. Он пробует улыбнуться.
Мне нравится.
Я так и не попросил у него прощения за глаз.
Я закончил вырезать деревянный нож. Мне бы очень хотелось, чтобы Габриэль увидел его, но я знаю, что этого не случится. Я встаю и поворачиваюсь назад, к коттеджу, и мне хочется кричать и выть, до того все это несправедливо. Никогда у меня не было такого друга, как Габриэль, а они взяли и отняли его у меня, как отнимают все, и я хочу убить за это Киерана и остальных. Но я знаю, что убей я их сейчас, Охотники снова возьмут мой след и, может быть, поймают меня, и тогда я не смогу помочь Анне-Лизе. Значит, ради нее придется соблюдать осторожность.
Я возвращаюсь в пещеру.
Уже темно, и я почти пришел, как вдруг, идя вдоль холма, я вижу небольшое пламя. Костерок.
Неужели?
Я замираю. Потом двигаюсь вперед. Медленно. Бесшумно. Скрываясь в тени деревьев.
Огонь горит у входа в пещеру. Красные угли окружены кольцом из камней, на одном стоит кофейник.
Но кто же развел здесь огонь? Ведь не Габриэль, правда? Может, туристы? Неужели Охотники? Да нет, они не стали бы разводить костер, тем более затем, чтобы сварить кофе. Да и в голове у меня не звенит, мобильных телефонов поблизости нет. Значит, не фейны. Но, скорее всего, и не Охотники.
Неужели все-таки Габриэль?
Он любит кофе.
В пещере что-то движется. На пороге возникает темный мужской силуэт.
Габриэль?
Но нет, этот ниже и шире в плечах.
Но и не Охотник. Звона в голове нет, и потом их было бы два или двадцать два
Черт! Кто же это?
Мужчина проходит мимо костра. Он смотрит в мою сторону. Темно. Я стою за деревьями. Он не может меня видеть.
Черт меня побери, парень, говорит он. Судя по акценту, австралиец.
Я снова думаю, что их двое и что он обращается к напарнику в пещере.
Но он продолжает медленно приближаться Нерешительно, но все же идет, прямо на меня.
Я застываю на месте и перестаю дышать.
Он делает еще шаг. Потом еще один. И смотрит на меня. Нас разделяют всего четыре или пять метров, огонь, горящий у него за спиной, превращает его в черный силуэт. Я не вижу его лица, но точно знаю, что он не Габриэль.
Адская кровь, говорит он. Я думал, ты мертвый.
Он определенно говорит со мной. Наверное, он видит в темноте. Я не двигаюсь, только смотрю на него в упор.
Тогда он нервно спрашивает:
Эй, парень, ты не мертвый?
Несбит
Мой нож давно у меня в руке, и я, сделав к мужчине шаг, хватаю его за куртку, пользуясь инерцией движения, толкаю его на землю и тут же придавливаю ему коленом грудь, а нож приставляю к горлу.
Ладно, парень, хватит, говорит он. Судя по голосу, он скорее раздражен, чем напуган.
Заткнись! командую ему я.
Мой клинок давит ему на шею плоской стороной, так что не порежет. Я быстро оглядываюсь кругом, убеждаясь, что у него нет напарника. Кажется, нет, но, может быть, есть друг. Никого не видно, только темные силуэты деревьев, костерок да кофейник рядом с ним.
Что ты здесь делаешь? спрашиваю я.
Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что просто люблю проводить время на открытом воздухе?
Вряд ли ты будешь возражать, если я вырежу тебе язык за то, что ты мне врешь?