28 ноября. Это был 227-ой день моего заточения. Больше 250 дней с того дня, как я покинул Генераторное. И более трехсот дней, как папа был арестован в Бендерах. Может ли быть так, что папа в этот день был не только все еще жив, но и сумел подписать какой-то документ«враг народа», «иностранный шпион», находящийся в югославской тюрьме в военное время? Каким чудом Ленц мог ухитриться заполучить этот документ? В это совершенно невозможно было поверить.
Переведя взгляд на Петье, я увидел, как заведующий интернатом по воспитательной работе печально-иронично улыбался, с ноткой сострадания, как бы говоря мне без слов: «Алекс, ты же понимаешь не хуже меня, что это чушь собачья, что твой отец ничего не мог написать и передать. Неужели ты на это купишься?!»
Итак, давайте дальше по протоколу, а то мы всерьез выбились из графика и отошли от предмета разбирательства, засуетился чиновник. Ключевой вопрос. Мистер Войцеховский, согласны ли вы, учитывая все вышеизложенное, чтобы мистер Ленц стал вашим опекуном до вашего совершеннолетия?
Я потрясенно покачал головой. Все это был слишком неожиданно.
Сэр, я не знаю, что ответить, осторожно произнес я. У меня сейчас совершенно новая жизнь здесь, в интернате. Мне даже непривычно, когда вы зовете меня тем, старым именем. Я очень ценю то, что мои воспитатели, в том числе и мистер Петье, сделали для меня, и прислушиваюсь к их советам. Я бы не хотел каким-то образом выразить свою неблагодарность или халатное отношение к учебе. Но, с другой стороны, я знаю, что Роберт Ленцэто замечательный человек, я его очень уважаю, и для меня честь, что он выразил желание стать моим опекуном. Тем более, если мой отец этого хотел
Это не доказано, Алекс, вставил Петье, и Меллвин бросил на него недобрый взгляд.
Я правда не знаю, как правильно поступить, я перевел неуверенный взгляд с чиновника на профессора.
Возможно, тебе требуется больше времени, чтобы подумать? подсказал Петье.
Да нет, я мне пришлось глубоко вдохнуть, словно ныряльщик перед погружением в воду, чтобы наконец выдавить из себя то, что я никак не решался произнести. на самом деле, был бы не против провести летние каникулы с мистером Ленцом, если он хочет этого, если так решит суд, и если мне не воспретят воспитатели. Я обещаю, что постараюсь полностью наверстать упущенное по возвращении в интернат.
Ты хорошо подумал, Алекс? спросил Петье, поправив очки.
Да, нерешительно взглянув на него исподлобья, произнес я. Я все обдумал, сэр.
Эти простые слова стоили мне неимоверных усилий. Даже не знаю, откуда у меня взялась на них решимость. 446 дней не минули бесследно. Но все-таки они не сломали меня полностью. Я сам думал, что сломали. А оказалось, что, наверное, нет.
Что ж, вымученно ухмыльнулся чиновник. В принципе, это все, что мне требовалось услышать.
6 июля 2078 г., среда. 448-ой день.
Вопреки ожиданиям, прощание с куратором Кито не вытрепало мне много нервов. Он, конечно, постарался вылить на меня всю свою желчь, и я не сомневался, что мстительный коротышка устроит мне «вырванные годы» сразу же по возвращении в интернатно в тот момент я, на удивление, не беспокоился из-за этого.
Безучастно слушая серьезную речь японца, призванную отравить мне грядущие полтора месяца вдали от пуританских канонов интернатовской жизни, я старался не позабыть слов ни одной из двух десятков просьб и напутствий, полученных от однокашников перед выходом «на волю». Мне не хотелось позабыть ни одной просьбы, ведь товарищи, в отличие от меня, проведут эти полтора месяца здесь, взаперти, и ожидание новостей от меня будет маячить перед ними единственным лучиком света во мраке ежедневных напряженных занятий и безжалостной муштры.
Каникулыэто отдых, вещал Кито, глядя на меня насупленным взглядом. Но не отождествляй отдых с праздностью. Отдыхэто полезная и необходимая стадия учебного процесса, которая требуется для того, чтобы упорядочить и систематизировать приобретенные знания. Праздностьэто потеря жизненного времени в бездеятельности. Праздность достойна порицания. Ты прибыл сюда разбалованным и неорганизованным подростком, Сандерс. За те месяцы, что ты провел в этих стенах, ты шагнул на путь правильной и эффективной организации жизни. Но ты сделал лишь первые шаги на праведном пути. Здоровый дух, который в тебе воспитывается, не стал еще краеугольным камнем твоего жизненного уклада. Поэтому кратковременное отлучение из этих стен станет для тебя испытанием.
Вглядевшись в мое лицо, куратор, видимо, усмотрел в моем виноватом взгляде нечто такое, что весьма не понравилось ему. Нахмурив брови еще сильнее, он продолжил:
Я тебя предостерегаю! Даже переступив порог интерната, даже оставшись без своего «пип-боя», ты не должен ни на секунду забывать о тех базисах и принципах, которые лежат в основе образовательной программы. Соблюдай прежний ритм жизни, режим сна и питания. Совершенствуй себя. Ежедневно уделяй разумное время повторению пройденного материала и подготовке ко второму учебному году. Не расслабляйся. Не поддавайся внешним раздражителям, которые будут толкать тебя к праздности, лени, обжорству, глупым играм, бездумному расходованию времени и своей энергии. Даже если эти раздражители будут исходить от близких людей. Запомни: истинно близким сознательному гражданину может быть лишь другой сознательный гражданин, разделяющий основополагающие принципы и идеалы
С глубокомысленным видом (по крайней мере, я попытался состроить соответствующую мину) я кивал, очень надеясь, что Кито не почувствует, как его слова пролетают сквозь меня, не задерживаясь в сознании. Левая рука время от времени тянулась к запястью на правой, потирая участок белой незагоревшей кожи, на котором еще недавно был закреплен «пип-бой». Кроме олимпиады по боксу, где ношение таких предметов было запрещено, я не снимал его ни разу за все эти 448 дней.
действительно станут испытанием воли. Я не слишком надеюсь, зная, увы, твой характер, но все же хочу верить, что ты пройдешь это испытание достойно. Если же нетне думай, что по возвращении сюда тебя будут ждать хоть малейшие послабления! Наоборот, с тебя будет двойной спрос, Сандерс! Ты это понимаешь?!
Конечно, понимаю, сэр. Я очень благодарен вам за наставления. Я не забуду о них, пробормотал я безучастно отработанным елейным тоном.
Я покидал интернат тем же путем, каким и попал сюда. Перед самым выходом мне выдали мою старую одежду (на удивление, выстиранную и продезинфицированную). Не выдали лишь коммуникаторсказали, что его выслали моему новому опекуну, чтобы тот распорядился им по своему усмотрению. Неловко облачившись в свои старые шмотки (они оказались на меня слегка маловаты), я долго рассматривал себя в зеркало, стараясь свыкнуться с тем, что этот молодой парень в гражданскомэто вознесенец Алекс Сандерс. Или нет? Может это Димитрис Войцеховский, вернувшийся в свое тело после длительной отлучки? Но что он за человек? Я это почти забыл.
К микроавтобусу Кито меня провожать не сталпередал под ответственность охране около здания приемной комиссии. По странному совпадению водителем оказался тот же человек, который вел автомобиль в первый день моего пребывания в Сиднееугрюмый волосатый мужик по имени Омар, от которого сильно несло сигаретами. Он не стал даже обращаться ко мнелишь кивком головы указал на кузов и я покорно забрался в него, захлопнув за собой дверь.
До самого момента, когда перед микроавтобусом наконец открылись ворота, я, затаив дыхание, ожидал какого-то подвоха: например, что к автобусу подбежит Кито или Петье и сообщит, что все отменяется. Но мы выехали с территории интерната. Это был всего лишь пятый или шестой раз за все это время, когда я покинул его.
Прижимая к груди свой рюкзак (я пока еще не созрел, чтобы начать копаться в нем, перебирая непривычные, давно забытые предметы) я смотрел на милые очертания пригорода Уотл-Ридж с его ухоженными газонами и аккуратненькими малолитражками с электродвигателями. Не слишком пока еще верилось, что мне вскоре предстоит ходить по этим улицам без строя товарищей и без надзора куратора. Если все это правда и меня не ждет какой-нибудь жестокий подвох, то в скором времени у меня появится такое количество прав, от которого просто вскружилась бы голова, будь я в состоянии их все оценить. Но пока еще я задумывался лишь о таких простых вещах, как возможность не идти в ногу и не следить за хвостом строя, чтобы никто не отстал.