Вы не имеете права разделять меня с моей семьей! тем временем, донесся до меня сбивчивый голос шурина Миро, которого два бойца спецподразделения решительно выталкивали из здания, не обращая на споры. Так нельзя! Куда вы везете мою жену и детей?!
Да успокойтесь вы. Ваша супруга и дети поедут в легковой полицейской машине, в чистоте и комфорте, никто ничего плохого им не сделает. А вот вампридется пройти сюда, сэр, попробовал успокоить его один из бойцов, указав на дверь автозака.
Да что же это такое?! Что я такого сделал, что вы меня арестовываете?!
Рама, делай, что они говорят, не надо спорить! взмолилась Васанта, выходя из помещения, держа за руки сыновей.
Рядом с детьми шла сотрудница полиции, которая мило улыбалась им и пыталась отвлечь их от происходящего какой-то беззаботной болтовней. Но это не помогалодети всё равно выглядели очень напуганными и в ужасе косились то на мать, то на отца.
О, боги, за что мне все это?! ее муж в отчаянии схватил себя за волосы, прекратив наконец артачиться и позволив затолкать себя в автозак.
М-да, послышался расстроенный голос Бэнкса, обращающегося к Паттерсону. Паршиво все это выглядит. Из сорока с лишним задержанных перед большинством придется извиниться и отпустить. Я надеюсь, что твои люди будут с ними максимально вежливыми и обходительными. Но, даже несмотря на это, шума не избежать. И мы будем выглядеть не в самом лучшем свете. Кто у нас остается? Пара паршивых нелегалов? Эка невидаль. Хорошо, что хоть они попались, иначе была бы совсем катастрофа. Бывшая полицейская, оказавшая сопротивление при аресте в состоянии алкогольного опьянения? Я не уверен, что прокурор захочет выдвигать против нее обвинение. Мелко, скользко, неоднозначно.
Что ж, тогда потрусими отпустим. Не в первый раз.
Ты хоть понимаешь, как я буду выглядеть, если попробую повторить нечто подобное перед судьей или перед журналистами, если они не дай Боже слетятся на этот шум? Бэнкс страдальчески вздохнул.
Не нам решать. Ты же понимаешь.
Ненавижу это! Ненавижу, когда кто-то использует нас! вдруг сорвался Бэнкс, в сердцах топнув ногой.
Что поделаешь, это часть нашей работы, вздохнув, пожал плечами коп. Мы ведь не можем просто взять и послать таких людей куда подальше. Верно?
Да уж, мрачно ответил тот.
Ладно. Давай, пусть их везут куда надо.
Авто, в котором сидел я, начало движение первым. Дорогу я запомнил не очень хорошо. Будь я в ясном уме, меня удивило бы, что из сорока с чем-то задержанных человек для меня одного выделили отдельный автозак. Но транквилизаторы еще не вышли из организма, и я не придал этому значения. Не придал значения и тому, что мы ехали дольше, чем обычно занимает путь до ближайшего полицейского участка. Лишь один раз за всю дорогу я нашел в себе силы, чтобы подлезть к окну и выглянуть из негоно затуманенный взор не смог распознать смазанные очертания улицы, по которой мы двигались.
Когда авто наконец остановилось, дверь кузова снаружи открылась, и внутрь решительно зашли несколько крепких мужчин, одетых не в полицейскую униформу, а в неброскую темно-серую спецодежду, которую мог носить кто угодно. Один из них без лишних церемоний надел мне на голову мешок, ткань которого, к счастью, хорошо пропускала воздух. Двое других подняли меня на ноги и несильными пинками направили в нужном направлении. Транквилизаторы работали исправно, так что я молча шел туда, куда меня вели. Молча сел туда, куда посадили. И безропотно позволил пристегнуть себя к креслу наручниками. Более или менее пришел в себя лишь минут десять спустя. Как раз в этот момент мешок с головы сняли.
§ 14
Я находился в темной комнатке, с лампой, направленной на меня таким образом, чтобы я не мог видеть окружающих меня людейлишь смутные тени. Тот, кто снял с меня мешок, молча отступил куда-то во тьму, и, судя по звукам шагов и скрипу тяжелой металлической двери, покинул помещение. Я не видел ничего, кроме гладкой металлической поверхности стола передо мной, на которую падал свет лампы. Что-то здесь было не так. Я чувствовал это. Происходящее не соответствовало протоколу, по которому обращались с задержанными в полиции Сиднея. И от понимания этого по телу пробежал холодок.
Я хотел бы позвонить своему адвокату, произнес я слегка хрипловато с показной бравадой, которая, однако, получилась не особо убедительной из-за заплетающегося от седативных средств голоса. Вы же знаете закон не хуже меня. Сами понимаете, что натворили много херни во время этого так называемого «задержания». Надо начинать это как-то расхлебывать.
Мне никто ничего не ответил, хоть я и не сомневался, что я здесь не один. И я добавил:
И я не отказался бы от стакана воды. Дьявольски сушит от ваших транквилизаторов.
Лишь тогда я услышал скрип, с которым с противоположной стороны стола к нему придвинулся стул. На освещенный участок стола легли руки: миниатюрные, с аккуратным бесцветным лаком на ровно остриженных ногтях, в обрамлении рукавов идеально чистой белой блузки и черного жакета. На правой руке был одет простой наручный коммуникатор, какие я любил носить и сам. Эта рука уверенно держала черную шариковую ручку. Левая в это время плавным движением открыла простой черный блокнот, наполовину исписанный аккуратным убористым почерком, и перевернула страницу на чистую.
Корпус владельца блокнота еще какое-то время оставался скрытым во тьме, но затем слегка склонился над столоми я увидел в свете ламп строгие черты лица незнакомой женщины. На вид ей можно было дать лет сорок. Ее внешность была обычной, совершенно непримечательной, если не считать разве что излишней строгости в стиле: закрытая белая блузка, чёрный жакет; никаких украшений, кроме тоненькой золотой цепочки с крестиком на шее. Кожа была очень бледной, как у человека североевропейских кровей, не признающего солярий или морской загар. На лицо был наложен минимальный макияж, который лишь чуть-чуть выделял неяркие черты лица. Светлые волосы были аккуратно собраны сзади с помощью заколки. Женщина носила прямоугольные очки без нижней дуги, придающие ей дополнительной серьезности, хотя, казалось бы, куда уж больше. Из-за очков серые глаза смотрели на меня сосредоточенно, бесстрастно и холодно.
Наше зрительное касание длилось около минуты, на протяжении которой никто из нас не отводил глаз. И я неожиданно осознал постепенно пробуждающимся от транквилизаторов мозгом, что, за исключением разве что самого Чхона, я ещё никогда не соприкасался взглядом с человеком с такой ощутимой внутренней силой воли.
Тогда она заговорила:
Вы заблуждаетесь на предмет вашего процессуального статуса, Войцеховский. Япрокурор III ранга Анна Миллер, Департамент специальных прокуроров. Осуществляю руководство рядом особо важных расследований, проводимых офицерами СБС. Вот мое голографическое удостоверение.
Я нахмурился, глядя на всплывшую в воздухе «корочку». Миллер выглядела на ней так же, как в жизни.
Вот как, страдальчески вздохнул я.
СБС имела специальные полномочия, определенные злополучным Законом «Об особых полномочиях»тем самым, за отмену которого ратовали оппозиционеры. Служба находилась вне вертикали Правительства, не была подконтрольна Парламенту и подчинялся исключительно лично Протектору. И без того огромная власть этого органа, вобравшего в себя мощности канувших в небытие ЦРУ, АНБ, Ми-5 и Ми-6, Моссада и других западных спецслужб, усиливалась на протяжении всей истории Содружества. На момент завязки противостояния Протектора и Консорциума, СБС, окутанная ореолом тайны и всеобщего страха, оставалась одним из главных столпов влияния Патриджа.
В отличие от детективов местных правоохранительных органов, которые осуществляли деятельность под надзором прокуроров и судей соответствующего уровня, и Центрального бюро расследований (ЦБР), за агентами которого надзирали прокуроры и суды с экстерриториальным мандатом, назначаемые Парламентом Содружества, СБС не была подконтрольна фактически никому.
В аппарате Службы был создан собственный Департамент специальных прокуроров (ДСП). Их в народе прозвали «инквизиторами». По сути эти прокуроры были не надзирателями за следствием, а его руководителями, нацеленными на быстрое завершение расследования и выдвижение обвинения. А особые военно-гражданские трибуналы (ОВГТ), которым были подсудны все дела, находившиеся в ведении СБС, рассматривали дела в закрытом режиме, по ускоренной процедуре и выносили более 95 % приговоров в пользу обвинения. Из этой замкнутой карательной системы, окончательно застолбившейся в смутное время Четвёртой мировой, были практически полностью исключены адвокаты и общественность. Если ты попадаешь в неёзначит, скорее всего, тебе крышка.