Сколь много мудрых советов посчастливилось мне услышать за весьма непродолжительное время, благостным тоном заключил папа. Причем некоторые явились, можно сказать, прямо из воздуха. Удивительно, не правда ли?
Белокурая и рыжая головы разом кивнули.
Благодарю вас, господа, и более не задерживаю.
Господам не оставалось ничего другого кроме как откланяться и поскорее покинуть зал приемов.
Боюсь, он нас раскусил, высказал свои опасения ангел, едва они отошли на несколько шагов от двери. Ох, что же теперь делать?
Ничего не делать, буркнул демон. Он священник, ему положено слышать всякие потусторонние голоса. Лучше скажи, ты нарочно посоветовал ему не то, что говорил раньше? Зная, что я обязан тебе противоречить?!
Не понимаю, в чем ты меня упрекаешь, очень натурально обиделся ангел. Я подумал и поменял решение. А ты сам недавно хвастался, что Климент прислушивается к твоим советам.
Да, вот только этот советтвой! огрызнулся Кроули. Он понимал, что его обвели вокруг пальца, знал, что должен быть зол на ангела за это, но злиться на него не мог, а потому злился на всё остальное. Например, на позолоченную деревянную статую какого-то святого в нише, попавшуюся на пути. Демон от души пнул ее, она упала, загрохотав и подняв тучу пыли.
Пожалуйста, перестань безобразничать, попросил Азирафель, пытаясь поднять статую. Ого, тяжелая Поможешь?
Кроули подхватил ее за ноги и потащил к постаменту. Своей ношей они перегородили узкий коридор и едва не зашибли слугу, торопившегося в папские покои.
Если Климент останется в городе, Чума убьет его, как и остальных, возня с массивной статуей неожиданно успокоила демона. Он отряхнул пыль с любимого зеленого упелянда и уже безо всякой злобы спросил:Тебе не жаль его?
Азирафель собрался ответить, но тут мимо них опять проскользнул слуга, и на этот раз он не шел, а бежал.
Мне жаль его, жаль Вильгельма, жаль всех в этом городе, вздохнул Азирафель, проводив его взглядом. Если бы я мог Но я не могу. А онангел кивнул на дверь, за которой остался понтифик, он, прежде чем умрет, своей властью сможет спасти многих если не от болезни, то хотя бы от голода и погромов. Неужели ты забыл, что творилось во время Юстиниановой чумы?
Хотел бы забыть Слушай, а если он все-таки передумает и уедет?
Кхм, господа, вы позволите пройти? Добрый день, господин Вайскопф.
Добрый день, мэтр Шолиак.
Мимо них протиснулся немолодой мужчина в скромной котте до лодыжек, с темными вьющимися волосами и короткой курчавой бородкой. Подойдя к двери, ведущей в зал приемов, он решительно толкнул ее и вошел.
Климент продолжает собирать мнения, вполголоса заметил ангел.
Это еще кто? поинтересовался демон.
Ги де Шолиак, личный врач папы. Светлая голова, золотые руки, душа бродягисловом, он из тех, кто грешит исключительно из научного любопытства и редко умирает в своей постели. Его слово в ушах Климента способно перевесить и твое, и мое.
* * *
Ему довелось жить в эпоху, когда медицина черпала идеи из метафизики и астрологии, болезни тела лечились, главным образом, молитвой, кровопусканием и клизмой (последовательность процедур иногда менялась), а врачи, окончившие университеты в европейских столицах, полагали ниже своего достоинства браться за ланцет или нож: хирургия была уделом цирюльников. Считалось, что все, что может быть сказано о здоровье, уже сказала триада великих: Гиппократ, Гален и Авиценна. Искать какую-то новую истину означало прослыть самонадеянным выскочкой.
Ги де Шолиак бесконечно чтил труды знаменитых медиков прошлого. И все-таки посмел идти дальше.
Кроме трех крупнейших университетов того времени за его плечами было тридцать с лишним лет практики, когда он брался за лечение всего: от желудочных колик и переломов ног до зубной боли и катаракты. И никогда не брезговал кровавой работой цирюльников, став одним из первых европейских хирургов и заработав себе громкую и добрую славу почти чудотворца. Бродячая жизнь врача долго носила его по свету, пока не вынесла на одну из заметных вершин, сделав лейб-медиком римских пап в Авиньоне. И папа Климент, пригласивший Шолиака на эту должность, не раз похвалил себя за такой выбор: талантливый и знающий врач излечил его от головной боли и укрепил здоровье кардинала Гуго Рожеродного брата Климента.
Явившийся на вызов лейб-медик наметанным глазом отметил, что высокодуховный пациент сегодня бледнее обычного, но не торопился с вопросами. Почтительно поклонившись, он молча ждал изложения причины, по которой понадобились его услуги.
Климент пересказал ему единодушное решение городского врачебного сообщества.
А что скажете вы, мэтр Шолиак?
Оставить пределы городав высшей степени разумный и дельный совет, ваше святейшество.
А вы сами готовы последовать ему?
Желание жить, свойственное любому божьему созданию, призывает меня к бегству, долг велит остаться, а разум советует подчиниться ему.
Достойный и остроумный ответ. Вот только поможет ли он, когда чума покажет всю свою силу Климент в задумчивости подошел к одному из полукруглых окон, выходивших на площадь, и остановился, глядя вниз, на полускрытую туманом площадь. Вы заметили, что многолюдный и шумный Авиньон пустеет? Многие покинули его, не дожидаясь совета врачей. Что ж, никто не сочтет позором отступление перед лицом многочисленного и сильного врага. Но когда Господь насылает на нас испытания, он же в бесконечной милости своей дает силы и средства для их преодоления. Вот поэтому я хочу спросить у вас, мэтр, и ожидаю честного ответа: вы знаете, как справиться с «черной смертью»? Чем можно одолеть болезнь?
Если подходящее средство и существует, мне оно неизвестно. Надеюсь, пока неизвестно, быстро поправился Шолиак. Тем не менее можно кое-что предпринять, чтобы не заразиться. Дворец достаточно просторен, ваше святейшество. Затворитесь в одном из покоев, оставьте только необходимых слуг. Чума любит путешествия и обществолишите ее этих удовольствий. Настоятельно прошу вас распорядиться, чтобы все в городе последовали вашему примеру. Всеобщее затворничество не изгонит болезнь, но затруднит и замедлит ее распространение.
Несмотря на почтительные обороты, это было высказано тоном скорее приказа, чем просьбы. В ином месте и с иным властителем Шолиак рисковал бы получить резкую отповедь за попытку диктовать условия, но Авиньон был местом, где просвещенное слово имело вес, а знания давали их обладателям право на известную дерзость. Поэтому Климент с самым внимательным и серьезным видом выслушал этот совет и ответил, что непременно позаботится об этом.
И пусть ваши покои постоянно окуриваются душистыми травами, добавил врач. Их аромат не даст распространиться гнилостному поветрию болезни.
Я выполню все ваши предписания самым тщательным образом, Климент собственноручно, как бы в доказательство добросовестности, зажег от обычной свечи, стоявшей на столе, другую, ароматическую. Но я пригласил вас, мэтр Шолиак, для консультации по еще одному, крайне деликатному вопросу, папа покосился на дверь, отошел от нее к противоположной глухой стене и поманил за собой медика.
Понимаете ли, в чем дело сегодня мне слышались голоса.
Голоса? переспросил удивленный Шолиак.
Да, два голоса, нетерпеливо пояснил понтифик. Два знакомых голоса! Они принадлежали двум моим приближенным. Но их не было рядом в тот момент, нигде в пределах слышимости! Голоса звучали в моей голове. Скажите, это может быть последствием той головной боли, от которой вы меня излечили? И не является ли это проявлением сумасшествия? Напоминаю, всё строго между нами.
Безусловно. Не стану скрывать: голоса, равно как и другие звуки, не слышимые никому больше, в самом деле могут служить признаком помрачения рассудка. Но в случае с вашим святейшеством, учитывая ваш сан, я бы предположил, скорее, знак свыше.
Климент испытующе взглянул в бородатое лицо, опасаясь увидеть насмешку, но Шолиак был совершенно серьезен.
Вы хотите сказать, Господь таким образом отвечает на мои молитвы? осторожно уточнил он.