Азирафель слушал его с возрастающим недоумением. В свое время Гавриил лично велел следить за работами греческого философа. Распоряжение выполнялось добросовестно, и сейчас ангел изо всех сил старался вспомнить сочинение о смехе, но тщетно. Не было такого среди его рукописей. Конечно, Аристотель что-то мог и утаить, но зачем бы? Ангел тогда ходил в наперсниках юного Александра, позже известного как Македонский, у воспитателя, кажется, не имелось секретов ни от высокородного ученика, ни от его душевного приятеля
Признаться, впервые встречаю подобную целеустремленность, Азирафель, разумеется, не стал посвящать Вильгельма в свои сомнения. Искренне восхищаюсь вашим упорством, отец Вильгельм.
Позвольте, я прочитаю вам кое-что из уже переведенного
Наверное, это действительно были остроумные выводы гениального философа, воспроизведенные великим читателем, но Азирафель почти не слушал. Аристотель жил и умер, случайно отравившись аконитом. Обычная смерть в Золотой век, когда ни один из Четырех Всадников почти не появлялся на земле. Даже Чума не продвигалась дальше монгольских степей. Но те времена миновали, и наступили дни, когда великий читатель рискует не закончить дело всей своей жизни. Азирафель собирался исподволь внушить Вильгельму мысль об отъезде, но теперь решил, что медлить нельзя.
Уезжайте из Авиньона, отец Вильгельм, с несвойственной ему прямотой сказал он. Здесь слишком людно. Чума любит такие места.
Вильгельм вновь посмотрел на него знакомым, пронзительно-испытующим взглядом.
Чума? Но она же пока только в Генуе и Неаполе
Азирафель печально покачал головой.
Она уже здесь. Не спрашивайте, откуда мне это известно.
Какое-то время Вильгельм молчал, задумчиво оглаживая листы рукописи.
Совет уезжать я хотел бы вернуть вам, Азария. Вы молоды и у вас без сомнения блестящее будущее. А старику недостойно бегать от смерти. К тому же сколь ни скромны мои познания во врачевании, но и они могут пригодиться, если Господь намерен повторить кару времен Юстиниана. Разве что и вы могли бы помочь страждущим?
Едва ли, смешался Азирафель. Я совсем не сведущ в медицине.
Он не сказал ни слова лжи, но все равно покраснел. Умеющему исцелять одним прикосновением нет нужды в людских знаниях, и если бы он мог, вернее, если бы ему было позволено
Свобода волиотнюдь не всегда благо, вспомнились ему слова Метатрона. Глас Божий давал последние наставления новобранцу Азирафелю перед отправкой на Землю. «Тебе предстоит увидеть горе, несправедливость, жестокость к слабым. Будь у тебя свобода воли, ты непременно пожелал бы излечить, защитить, покарать обидчиков. И тем самым нарушил бы Порядок. Не тобой он установлен и не тебе его менять. Вспоминай участь Люцифера и радуйся, что лишен мук выбора. И главное: не мешай Смерти делать свою работу. Ончасть Порядка. Причем важнейшая».
Метатрон не ведал, что его наставления запоздали: огненный меч уже был отдан Адаму, зерно сострадания проросло в изначально бесстрастной ангельской натуре. Затем в нее проникло чувство юмора и что-то очень похожее на собственную волю. Небожитель и сам не заметил, как почти очеловечился.
Я тоже никуда не уеду, вздохнул он.
И мне вновь нельзя спросить, почему?
Отчего же Не прошло и недели с тех пор как Его Святейшество поручил мне заботу о его книгохранилище. Позорно бросать работу, толком не начав ее. Тогда бы получилось, что я напрасно нажил врага в лице синьора Петрарки.
Он, кстати, покинул Авиньон. Но, думаю, его прогнала не угроза чумы, а простая и недостойная его обида на вас.
Сказав это, Вильгельм вернулся к чтению своей рукописи. Теперь Азирафель уже слушал внимательно, но по-прежнему не мог вспомнить, писал ли Аристотель нечто подобное.
Говорят, на склоне лет Аристотеля мучили боли в коленях, после того как он неудачно упал с лошади, вдруг, не меняя интонации, заметил Вильгельм.
Глупости, он вообще не ездил верхом, рассеянно откликнулся Азирафель. Он тут же прикусил язык, но понял, что поздно.
Откуда вам это известно? последовал молниеносный вопрос.
Правильнее всего было бы ответить, мол, об этом писал один из биографов философа, но, как назло, ангел запутался в именах и датах, желая побыстрее объявить подходящую кандидатуру. А францисканец продолжал с напористостью опытного следователя:
Вы не удивились нелепости этой сплетни, которую я полностью выдумал, не посчитали, что она может быть правдой. Вы ответили спокойно и небрежнотак, словно речь идет о хорошо знакомом вам предмете. Неужели вам удалось прочесть ныне утраченные труды Варсонофия Александрийского, который составил подробное и самое достоверное жизнеописание Аристотеля?
Д-да, названное имя показалось Азирафелю знакомым, и он рискнул согласиться.
Боюсь, умение лгать не входит в число ваших талантов, Азария. Варсонофий Александрийскийнаскоро состряпанный образ из моего воображения. Неужели Оккам был прав в своих догадках
За тысячи лет Азирафелю уже приходилось открывать свою сущность перед смертными: как правило, такое случалось, когда они заставали его с расправленными крыльями или за беседой с Гавриилом, парящим над землей. В Мюнхене ничего подобного не происходило, тем не менее, Оккам как-то разгадал его, а Вильгельм вот-вот сделает окончательный вывод. Все-таки смертные бывают удивительно проницательны.
Он догадался, что я начал ангел.
То есть вам в самом деле удалось?! перебил его францисканец, вскакивая со своего места. Вы справились со всеми четырьмя стадиями Великого Делания? О, я ни в коем случае не пытаюсь выведать у вас секреты, скажите лишь, союз ртути и серы в самом деле возможен? он умоляюще смотрел на ангела.
Не понимаю, о чем вы
О философском камне, конечно! И об эликсире вечной молодости, который можно получить с его помощью. Уильям заметил, что вы не стареете, не хвораете, и в тайне от вас поделился со мной подозрениями. Правда, он предположил также, что вы заключили союз с Диаволом или, что вытот самый Агасфер. Я и тогда возразил ему, и теперь не переменил своего мнения: для бессмертного мерзавца или для продавшего душу Сатане вы слишком добры и мягкосердечны.
Азирафель поперхнулся словами. Последний раз он видел Проклятого в Египте, у подножия одной из пирамид. Иссохший и безумный, он ждал смерти в пустыне, но ветер лишь швырял песок ему в лицо. Что же касается договора, то заключенное тысячу лет назад деловое соглашение с одним рядовым демономвовсе не то же самое, что сделка с Князем Тьмы. С которым, безусловно, никаких сделок быть не может.
Нет, я не Агасфер, поспешил заверить ангел, и с Сатаной ни о чем не договаривался.
Так я и думал! Но вы и не Азария Вайскопф. «Вайскопф»всего лишь «белоголовый», а «Азария» Возможно, по созвучию с вашим подлинным именем? Во всяком случае, выбирали вы его не по дню рождения или крещения: Оккам говорил, что на его памяти вы ни разу не упомянули святого Азарию, в память которого вас назвали.
Мое настоящее имя Азирафель.
Значит, по созвучию, с довольным видом кивнул Вильгельм. И если вы лично знали Аристотеля, значит, вам не менее тысячи лет?
Верно, с чистой совестью согласился ангел.
Лгать вы не умеете, это мы уже установили. К сочинительству тоже не склонны, разум имеете в высшей степени здравый, то есть приходится исключить вероятность того, что вы внезапно повредились в уме и возомнили себя долгожителем Значит, остается одно, торжествующе заключил он, вы говорите правду и, следовательно, я беседую с величайшим алхимиком мира! Который всем соблазнам и почестям предпочел труд скромного книгохранителя. И это, признаюсь, восхищает и удивляет меня значительно сильнее, чем сама данность долгой жизни.
К сожалению, ваше предположение ошибочно: я не алхимик. И ровным счетом ничего не смыслю в этой науке.
Вильгельм нахмурился.
Хотите сказать, эликсир вечной молодости достался вам случайно? По наследству? Или вы украли его?
Ничего из перечисленного. Я не принимал и не принимаю никаких эликсиров.
Да кто же вы такой?!
Бывший страж Восточных врат. Состою в чине Начал, но здесь это едва ли что-то значит.