Толстяк одновременно с пережевыванием пищи что-то говорил. Только вот звука голоса не было, только губы смешно открывались, превращая его в огромную рыбу, беззвучно разевающую свой рот. Когда-то пытался читать по губам, что пытаются говорить люди в моих снах, но очень быстро осознал тщетность этого занятия. Мне так не удалось понять ни одного слова, как бы я не старался этого сделать. То ли я такой неумеха, то ли язык, на котором разговаривали эти люди, сильно отличался от русского, да даже от того же английского.
Поле зрение резко изменилось, и я старательно заработал деревянной ложкой, пока моя плошка не опустела. После чего я сполоснул тарелку водой и убрал её в мешок, в котором находились все мои вещи. Сделал несколько глотков из кожаной фляги, которую повесил обратно на пояс, и сразу же поднялся на ноги. Изо дня в день ничего не менялось. Каждый новый сон был примерным отражением предыдущего, поэтому я досконально знал, что будет дальше. И сегодня не было исключением.
В дальнейшем последовали небольшие сборы. Мои руки сноровисто сложили спальное место, которое представляло собой два потрепанных шерстяных одеяла темно-синего цвета. Одно из них, то, что потолще, выступало в роли импровизированного матраса, а другое использовалось по своему прямому назначениюполучался какой-то средневековый аналог спального мешка. Свернув одеяла в маленький тубус, я подхватил свой баул, прицепил к поясу одноручный меч, который владелец предварительно вытащил из ножен. Клинок сверкнул в лучах восходящего солнца, и с резким движением вернулся на свое место.
Закончив собирать вещи, я вылил остатки воды из маленького котелка, в котором обычно заваривали незнакомые мне травы, на почти потухший костер и отправился седлать лошадей.
Всего коней было десять. Эта работа всегда доставалась только одному человеку. Никто другой раньше меня сюда не приходил. Сколько бы раз я не закрывал глаза и не отправлялся в мир сновидений, обычно все было до зубного скрежета однообразно.
Последняя лошадь, к которой я подошёл была моя. Серая кобылка с умными карими глазами посмотрела на меня и помотала головой. Погладив её по шее, я дал ей небольшое яблоко, которое она с аппетитом съела. Отведя её ко всем остальным лошадям, я приступил к делу. Животное застыло, позволяя нацепить на себя седло. Как только я закончил цеплять свои вещи на лошадь, показались все остальные члены отряда, будто бы каким-то внутренним чувством определившие, что я закончил.
Уже давно я успел выучить каждого. Вот на двух гнедых жеребцов вскочили двое «арабов». Именно так про себя я решил называть этих двоих. Все из-за их внешности: смуглые с черными как смоль волосами, прямо исконные жители Аравийского полуострова, выходцы либо из Египта, либо из Ирана. Эти двое резко контрастировали на общем фоне, поэтому я решил начать именно с них. Слишком уж они сильно выделялись из всего отряда.
Большая часть отряда были светловолосые и неуловимо похожие друг на друга. Нехитрыми логическими умозаключениями я пришел к выводу, что эти шесть человек представители одного народа. Строение лица, привычки, жесты. Об этом говорило практически все. На их дочерна загорелых лицах очень хорошо выделялись ярко-голубые глаза. Среди всех них сильное выделялся только один. Про себя я окрестил его «Здоровяк». Ничего другого при взгляде на него в голове не возникало. Он словно айсберг возвышался над всеми нами, а с такой шириной плеч можно было спокойно выбивать дверные косяки. С собой этот громила постоянно носил огромный двуручный топор, который в его руках казался зубочисткой.
«Толстяка», думаю, ни с кем иным спутать было просто невозможноон единственный из всех присутствующих мог похвастаться необъятным пузом, вместившим в себя ни одну бочку пива. Именно сейчас он встал рядом с конем, в мгновение ока оказавшись в седле. Что с его комплекцией вызвало только удивление. Такого проворства никогда не ждешь от человека его пропорций.
Последним, кто вышел к лошадям, был старый воин в потрепанном кожаном нагруднике, на котором выделялась россыпь железных заклепок. Под ним виднелся край длинной кольчуги, доходившей чуть ниже пояса. Воин отдал короткий приказ, и все оказались на конях, чтобы неспешно отправится в путь. Для меня это выглядело, как беззвучное открывание рта, после которого все резко подорвались. В голове я окрестил его «Главный».
Я с некой долей обреченности уставился вперед. Вдаль тянулась пыльная полоса дороги, петляющая между границами леса. Как мне надоела эта пыль, поднимающийся из-под копыт наших коней и закрывающий весь обзор. Мне почему-то всегда выпадала честь двигаться последним, поэтому я получал максимум удовольствия от всех радостей этой поездки. Со мной рядом иногда ехал Толстяк, но случалось это довольно редко. Сегодня он решил порадовать меня свои присутствием. Я кивнул в ответ на что-то сказанное Толстяком, что попеременно прикладывался к фляге и о чем-то увлеченно рассказывал.
Ещё бы понять что. Может быть, и не было бы так скучно ехать.
Ничего интересного по пути не встречалось. Только старая разбитая дорога да лес, что изредка пропадал, уступая место зеленой полосе равнины. На моей памяти чем-то особенным можно было считать деревеньки, что изредка встречались на нашем пути. Самые обычные крестьянские домишки, которые строили примерно в период Средневековья, как я себе его представлял. Жили в них точно такие же мрачные крестьяне, которые спешили поскорее уйти от вооруженных всадников. Никогда не видел радости на их лицах, когда они видели наш отряд.
Меня больше всего удивило то, что каменный дом мне встретился только один раз и скажу я вам, то была деревня с большой буквы. Целое село домов на двести. Впервые я там увидел и глиняную черепицу, кузницу, да и много чего ещё. Для меня это была ночь открытий. Я уже стал подумывать, что моя фантазия настолько скудна, что её хватало только на один однообразный сюжет.
На моей памяти был ещё момент, когда мы никуда не ехали. Несколько ночей мне снилось, как отряд встал лагерем возле старого моста. Перекрылибудет правильней сказать. Я хоть и далёк от военного дела, но вооруженные люди, одетые в доспехи и перекрывшие мост, точно не на пикник выбрались.
Блокирование моста продолжалось несколько ночей по условному счетчику, тикающему в моем мозгу. Сложно было оценивать, сколько реально времени прошло в этом мире, поэтому с этим приходилось мириться. На последнюю ночь прискакал всадник, бросил кожаный кошель Главному, и тогда все засобирались в дорогу, быстро свернув это оцепление.
Уже привычно отключившись от бесконечного леса, мелькающего по обочинам слева и справа, я попытался подремать. Это сложно с открытыми глазами, но я в какой-то степени привык и поэтому очень удивился тому, что поле зрение стало резко перемещаться то влево, то вправо. Слишком быстро и хаотично, будто бы в поле зрения попало что-то интересное.
Я сфокусировал зрение и удивленно замер. Шевелись бы губы я бы ещё и присвистнул. Лес неожиданно кончился, то есть он здесь ещё недавно был, но от него остались лишь одиноко стоящие пни. А через метров триста раскинулся огромный палаточный лагерь, от которого к нам ехал небольшой конный отряд.
Разноцветные шатры, знамёна, дым от горящих костров, лошади, люди Огромное количество одетых в разнообразные доспехи воинов, что зачем-то собрались в одном месте. Я попытался впитать каждый дюйм этой картины в свою память. Главное было успеть до того момента как
Артём, просыпайся, вырвал меня из мира сновидений голос матери.
Мир перед глазами померк, оставив после себя только яркие образы, что сохранились в голове в последний миг.
Уже встал, бодро сказал я, поднимая своё превратившиеся за ночь в аморфное образование тело с кровати и направляя его в ванную комнату.
Утро. Моя самая не любима часть дня. Приходится вставать, приводить себя в порядок после долгой ночи и тащиться в надоевший институт.
Пока я умывался, успел обдумать новое место дислокации своего отряда. Как- то за несколько месяцев пребывания с ними они стали восприниматься как «свои». Это сборище разнообразного народа было очень похоже на военный лагерь Средневековья каким его представляют наши историки. Много палаток, какие-то непонятные укрепления, поднятые штандарты один другого пестрей, патрули, полностью облачённые в разнообразные доспехи. Внутри зажегся непередаваемый интерес.