Я этого не делала, сказала я. Вы ведь проверили сладости, значит, установили, что магия имеет целительскую природу.
Ну, это ты ври да не завирайся, хмыкнул дознаватель. А то мы сейчас тут все рыдать начнем от истории о том, как ты спасала невинного малюточку. Только магия-то поддерживающая.
Ну, и в чем противоречие? Поддержка, закрепление состояниячасть целительства. Дознаватель внимательно на меня взглянул и со вздохом пояснил нормальным голосом, без насмешки или издевки:
В равной степени поддерживающее заклинание могло питать наведенную болезнь, Милика. Ты должна понимать.
Но это не так!
А как?
Мальчик был уже болен, когда я поселилась в доме Мартины!
Конечно, был. А иначе она бы тебя не пустила, не понадобился бы ей жилец. Да еще на таких выгодных для тебя условиях.
Он смотрел сочувственно, извращая ситуацию до нелепости. Вроде как не признавал, что правда именно такая, но показывал, во что все поверят и что будет записано в следственном протоколе Несправедливо! Почему мое слово ничего не значит?!
Это не единственная комната, которая сдается в Тальмере, сказала я.
Дознаватель кивнул.
Но единственная расположена в доме, который близок к броду через Ликару. Чуть облаваи ты бы сбежала. До воды недалеко, а там и поисковая магия может не справиться. Только тебя и видели! Ты ведь так и сбежала из столицы?
Как? Бродом до самого Тальмера? Я не стала возражать против столицы, но следователь взглянул так, будто хотел показать, что разгадал мою хитрость.
Что же я попалась, если все продумала? с горечью спросила я.
Дознаватель вдруг снова изменился. Стремительно, текуче, как вылепленный из воска, способного принять любую форму. Мгновениеи передо мной опять ухмыляющийся циничный тип без всякого сочувствия во взгляде.
Ну, мы тут тоже не веники вяжем, хоть и не в столице. Все понимаем. План у тебя на мальчишку-то был! наклонившись вперед, он подмигнул: мол, и правда все понимаем, дело-то житейское, ведьминское.
Что
Ну, что-что? Можешь не прикидываться. Зарабатываешь ты в лавке своейтолько чтобы комнатушку оплатить. Агнета та еще стерва, как и папаша ее, все соки выжмет, еще и на костях попляшет, если в настроении будет. А тыдевка молодая, в самом соку, дознаватель влажно причмокнул, скользнув по мне взглядом. Сила есть, наверное, магистром бы стала в прежние-то времена? Ну, вот, а теперь должна пресмыкаться перед всякими Кто согласится такое терпеть? А с мамашки дохода куда больше можно было б получить. А? Ну, давай! Когда ты собиралась сделать ей предложение, от которого она бы не смогла отказаться? Спасти жизнь ее ребеночка, раз никто больше этого сделать не может. Ну! Ведь интересовалась же? Вот, у меня тут все записано, дознаватель нашел какую-то строчку в записях, прочел, старательно замедляясь, будто разбирал с трудом чужие слова:Спрашивала жиличка: водила ли я сына к магам, да что они сказывали.
Мартина не водила, у нее для этого денег не было, бесцветно возразила я. А ведь, должно быть, со стороны и правда все выглядит так мерзко. Во что бы я поверила на месте Мартины?
Мне стало противно.
Ну, это пока мальчишка держался, протянул дознаватель. А если бы помирать начал? Мамашка-то заполошная, за кровиночек своих держится так, будто бастардов королевских прижила и надеется за их счет в старости на золоте поесть, да на шелках поспать. Поди и дом бы продала, лишь бы заплатить великой волшебнице, благодетельнице, лишь бы спасла А что годы жизни пришлось бы отдатьерунда. Пацан мал еще, много не забрал бы. Ну? Считай, ты с ней по-человечески обошлась, понятно все. Даже, можно сказать, уважение вызывает. Другие бы на твоем месте и не цацкались. Но Мартина тебя не обижала, и ты не злобствовала. Пацан бы оклемался, и ты бы при деньгах осталась. А то, что им жить потом негде было быразве беда? У Мартины твоей тетка в деревне Да она ж тебе об этом тоже растрепала. Вот, записано же все!
Замолчите! не выдержала я. Ничего не было! Это так не работает!
Голос мой зазвенел в наступившей тишине. Меня снова трясло, но не от холодаменя бросило в жар.
Э, вон что! протянул дознаватель. Что же ты, госпожа сердобольная ведьма, времечко-то назад не отмотала? Ради ребенка ведь все! Безвинно страдающего
Все было игрой, абсолютно все. Для них происходящееразвлечение. Ведь знают же, что никуда не денусь. Раз мое слово ничего не стоит
Но и молчать было невыносимо.
Это так не работает, повторила я.
Конечно, не работает, согласился дознаватель. Без денег-то как же? Без денег и мельничное колесо не закрутится.
Я хотела возразить, но он ударил кулаком по столу, вскочил со своего стула и, глядя на меня сверху вниз, заорал:
Хватит нам сказочки рассказывать, отродье ведьмино! Хочешь остаться чистенькой? Не получится! Думаешь, тут все дурачки?! На дыбе не так запоешь!
Надо было ответить гордым взглядом, сохранить достоинство, дать понять этим мерзавцам, что запугивать слабую женщинунизко, нечем тут гордиться. Может быть, не проведи я ночь в холоде и страхе ожидания в темной камере, сил бы и хватило. Хотелось бы в это верить.
Но тогда сохранить лицо не вышло. Из глаз сами собой хлынули слезы. От неожиданности, от испуга, от обиды
Дознаватель молча сел, давая мне время прочувствовать собственную беспомощность. Потом продвинул по столу в моем направлении кружку. Сочувствие в его взгляде было таким натуральным, что захотелось выть и зашвырнуть этой кружкой собеседнику в лицо. Не может человек так меняться в считанные мгновения!
Бесполезно пытаться разжалобить дознавателя, Милика, сказал он спокойно. Ты же понимаешь, что выход у тебя только один.
Разве? Есть какой-то выход? Я посмотрела на дознавателя, но увидела лишь размытое пятно. Это пятно произнесло ласковым голосом:
Разумеется, только один: покаяться и принять справедливую кару. Быстро и по возможности безболезненно.
Не хочу кару! За что? Что я сделала?!
Несправедливо!
Не хочу!
Ну, так что, Милика? Голос отнялся?
Вы приказали молчать, напомнила я.
Милика, Милика, с сожалением проговорил дознаватель. Никак не хочешь по-хорошему. Как ты не поймешь, что для тебя осталась последняя возможность? Просто сознайся сама, это облегчит твою участь. Думаешь, мне хочется отдать тебя палачам и потом смотреть, как они ломают тебе кости, портят такое красивое тело
Так не отдавайте, прошептала я, хоть и понимала, что это снова игра.
Без твоего признания я бессилен Думаешь, выдержишь? снова сочувствие, от которого становится только хуже. Мне даже думать не хотелось над вопросом дознавателя.
Разумеется, не выдержу. Боюсь боли. Даже слышать о пытках жутко.
Дознаватель лгал. На самом деле, выхода не было. Что бы я ни сделала сейчасменя это не спасет. Буду настаивать на том, что невиновнарешат, что я запираюсь. «Упорствую»так ведь дознаватель записал в своих бумагах? Значит, пытки и я все равно признаюсь в несовершенных преступлениях. И дальшеказнь. Может, не такая болезненная, как пытки, но все равно
Не хочу.
Не хочу!!
Пусть все это будет не про меня
Милика? голос дознавателя стал печальным. Ты вынуждаешь меня
Это вы, возразила я. Вы меня вынуждаете. Но я ничего
Ложь! неожиданно жестко прервали меня. Согласно королевскому указу от сентября девятьсот двадцать первого года, любые проявления магии замены жизненного пути и магии времени является противоестественным, а умышленное применение такой магиипреступным. Не должно играть чужими жизнями и тем самым причинять людям страдания
А мне, выходит, причинять страдания можно?
Я не применяла такой магии! выдохнула я.
Дознаватель покачал головой.
А что же такой слабенький довод, Милика? Надо было сказать другое. Что указ был принят Ее Величеством королевой в период регентства. Я бы ответил, что, приняв корону, наш король в своей мудрости не отменил сего документа А мы сразу к главному перешли, выходит? Что же, раз мы уже выяснили, что ты лжешь, признавайся, скольких людей ты лишила жизни, используя свой проклятый дар? Мы ведь все тут знаем, что для продления жизни одного человека ты только и можешь, что забрать ее у другого. Никакое это ни чудо, а самое настоящее преступление. Ну? Сколько на твоей совести загубленных жизней?!
Ни одной! я не сразу заметила, что повысила голос по примеру дознавателя. Никого я не убивала! А вы? Вы здесь
Мы сейчас о тебе говорим, оборвал дознаватель. И о твоих делах. Может, ты и права. Не убивала. Только играла с чужими жизнями. А умирали эти глупцы сами. Что же думаешь, это тебя оправдывает?
Вы меня совсем не слушаете, устало сказала я.
Дознаватель ответил не менее утомленным взглядом.
Очень жаль, сказал он. Такое красивое тело мне действительно жаль, Милика. Если ты призналась, я бы мог не допустить этого, но
Тут он кивнул стражнику, все еще стоявшему сбоку от меня.
Меня тут же схватили и рывком стащили со стула, он опрокинулся, да и мне не дали устоять на ногахстражник просто поволок меня к двери. Там присоединился и второй, они подхватили меня под руки с двух сторон и я все же смогла худо-бедно переставлять ноги, а не волочиться кулем по полу.
Меня вели по коридору, но не обратно в камеру, наш путь завершился куда быстрее, перед закрытой дверью. Один из стражников пинком распахнул ее, и меня втолкнули в темноту, я лишь чудом не упала. Через несколько ударов сердца помещение осветилоськто-то внес факел.
У дальней стены обнаружилась громоздкая деревянная конструкция: лавка и деревянные колеса-валы с веревками Неподалеку замечалось ведро с металлическими прутьями и жаровня и еще какие-то инструменты, приспособления. Я вдруг стала туго соображать и все никак не могла понять, для чего это все. Меня подтащили к деревянной перекладине с закрепленной к ней длинной веревкой. Один стражник заломил мне руки за спину, второйсвязал повыше локтей Потом усадили меня на пол и стали неспешно привязывать к ногам груз.
Я все еще ничего не понимала. В голове был туман.
Дознаватель стоял рядом и наблюдал за происходящим. Наконец, мы встретились взглядами.
Сколько людей ты убила, Милика Альмер? спросил он, наконец. Все равно тебе не скрыть своих злодеяний!
А у меня не только соображение отнялось, связная речьи та не давалась. Я лишь бормотала что-то невнятное, умоляла, сама не знаю, о чем.
Скольким людям ты сломала жизни своим черным колдовством?! требовал дознаватель. Я помотала головой, по щекам катились слезы.
Плохо, Милика! Очень плохо!
Потом веревка начала натягиваться, выворачивая мне руки. Я заорала, забилась в панике
И потеряла сознание.
* * *
В себя я пришла в камере. Я лежала на полу, у стены и сорочка по-прежнему была насквозь сырая. Меня посетило безумное ощущение, будто время повернуло вспять и за мной, на самом деле, еще просто не приходили. Вот-вот распахнется дверь, явятся стражники, чтобы отвести меня на допрос. И все начнется заново.
Я осторожно пошевелилась. Руки болели, но, по крайней мере, не были вывихнуты или сломаны
Все уже случилось.
Но раз я в камерепризнания моего так и не добились? Значит, все действительно повторится
Или все же призналасьи в следующий раз меня потащат прямиком на казнь?
Дверь открылась. Я дернулась, вжалась в стену. Свет из коридора пополз ко мне, как сказочное чудовище.
Пришла в себя? раздался смутно знакомый голос.
На пороге камеры стоял человек в черных одеждах. Давешний безумец из парка.
Тот, из-за кого я здесь. Хотя дознаватель и не называл меня прежним именем, но откуда еще стража могла узнать, что я владею магией судьбы?
Я, затаившись, смотрела на него. Онизучал меня без стеснения, с брезгливостью, которой не скрывал.
Поднимайся!
Что к-куда? выдавила я и чуть не откусила себе языктак стучали зубы.
Куда прикажу, отрезал он.
З-зачем? тупо спросила я, все еще не двигаясь с места.
Он выгнул бровь.
Хочешь остаться здесь? Или позвать стражу, чтобы любезно тебе помогла?
Я попыталась подняться. С первого раза не получилось. Незнакомец терпеливо ждал, не пытаясь помочь, но и не поторапливая. Когда я все же встала, он почти швырнул в меня объемным свертком, который прежде держал в руках. Это был шерстяной плащ с капюшоном. Я поспешно, но бестолково пыталась в него укутаться.
Пошли, повторил человек в черном. И стража его пропустила. Я чувствовала взгляды, но старалась не смотреть по сторонам. Что теперь? Для того, чтобы казнить ведьму, плащ ведь не нужен?
Дознаватель вышел нам навстречу, такое ощущение, что специально.
Вы уверены, что вот так просто ее заберете, господин Плантаго? спросил он у человека в черном и протянул ему какую-то бумагу, свернутую в трубочку. Сбежит ведь.
Человек в черном забрал бумагу и холодно уронил:
Не сбежит.
Тогда извольте еще подпись новая бумага. Плантаго протянул ладонь, вспыхнула магическая печать. Дознаватель благодарно склонил голову.
После были еще коридоры и, наконец, мы вышли из здания. После мрачной тюрьмы очень удивил солнечный свет. Я даже зажмурилась, почувствовала, как наворачиваются на глаза непрошенные слезы. Меня казнить могли, а туттакая погода
Я куталась в плащ. Ощущение такое, что любому понятно: под плотной тканью никакого платья. Тюремный двореще не самое страшное. Я представила, как пойду сейчас по городу Да куда пойду? Мартина меня на порог не пустит. Вещи, должно быть, забрали. Или выкинула. Побоится дома оставить. Деньги вот только
В отличие от меня, человек в черном мой непотребный вид как будто не смущал.
Чего замерла?
Взгляд мой упал на свиток, который он все еще держал в руках. Что за бумага? Мое освобождение? Выхватитьи бежать? Прямиком к тому броду, про который говорил дознаватель
Да с чего бы вдругосвобождение? Что-то происходит, и я совершенно не понимаю, что именно.
Вспомнилось безразличное: «Не сбежит».
У ворот нас дожидалась карета. Кучер бросил любопытный взгляд.
Я достаточно медлила, чтобы Плантаго устал ждать. Рывком распахнув передо мной дверцу, он недовольно поторопил:
Ну?
Нет, ведьму не могли освободить. Тогда что задумал этот человек? Выкупил для магических опытов? Запрещено, конечно, да только кто узнает? Да и потому Плантаго не просто магическая печать, королевская. А это означает не только то, что любое его действе считается дозволенным, но и то, что о любом ее использовании узнает тот, кто поставил