Через несколько минут они уже поднимались по невысокой песчаной насыпи. Портовые носильщики таскали мимо них плетеные ивовые корзины с дневным уловом. Чего в них только не было! Упитанные сельди-алозы, поблескивающие голубой чешуей, темно-серебристые горбыли, красноперые окуни со злобно выпученными глазами, песочного цвета бычки-бубыри, розовеющая зеркальная форель в крупных черных крапинках. Неподалеку на жестяных поддонах шевелились клубки «стеклянных угрей» и прозрачно-розовые креветки; рядом на неструганых досках внаброс лежали разжиревшие щуки, пятнистые миноги с алчно распахнутыми ртами и остроносые осетры, поблескивающие зеленовато-бронзовым отливом боковых наростов.
Миновав невысокую арку городских ворот, Граций повернулся к своим спутникам:
Итак, мессиры, кому куда?
Мне нужно спешить в аббатство Святого Северина, ответил каноник Адам. Мессир де Севиль, вы ведь знаете, как туда добраться?
Да, конечно. Идите все время прямо по этой улице, с готовностью принялся рассказывать Граций. По правую руку у вас останется квартал Тропейта, пристанище пьяной матросни и разнузданных девок. Потом, справа же, увидите Колонны Покровительницы, а за ними, чуть поодаль аббатство якобинцев. Но вы туда не сворачивайте, а продолжайте идти прямо через весь город это где-то мили полторы пока не упретесь в западную стену. У стены поверните на юг, дойдите до ближайших городских ворот и выйдите из города. Там, за воротами Дижо, начнется Еврейская улица. Идите сначала по ней, а затем сверните немного к северу. Примерно через милю увидите аббатство Святого Северина. Кстати, как раз недалеко от него и будет тот античный амфитеатр, что мы видели с реки.
Благодарю вас, улыбнулся каноник. Столь подробного описания не смог составить бы и сам Его Святейшество Каликст. Прощайте, друзья мои, и да хранит вас Господь во всех ваших благих начинаниях. Адам Лебель перекрестил Грация с Иваром и, задумчиво склонив голову, зашагал в сторону заходящего солнца.
А тебе, насколько я помню, нужно к бенедиктинцам, в Сент-Круа? повернулся Граций к Ивару.
Не устаю поражаться твоей памяти, Граций! присвистнул Ивар. Я ведь лишь вскользь упомянул об этом много дней назад, в горланящем саутгемптонском кабаке, когда мы с тобой уже основательно набрались. Но ты все равно умудрился запомнить!
Менестрель без цепкой памяти что соловей без весны, скромно улыбнулся Граций. Значит, нам по пути. Только у Шато-Ломбриер я тебя оставлю. Дальше просто иди до самых южных ворот, следуя за изгибом реки и увидишь свое аббатство. Если что, спроси у местных ты ведь знаком с их наречием?
Более или менее, ответил Ивар. По мне, так оно не сильно отличается от прочих окситанских говоров, разве что чуть ярче окрашено васконскими тинктурами.
Признаться, меня удивляет не столько обилие языков, известных тебе, сколько несоответствие северного имени твоей восточной внешности, Граций изучающе посмотрел на Ивара, затем продолжил: Ну да ладно: у всех у нас есть свои маленькие секреты. В конце концов, сам дьявол сломит ногу в этих вопросах крови.
Чтобы не продираться сквозь узкие извилистые улочки бедняцкого квартала у церкви Сен-Мишель, они решили пойти через центральную часть города. Перебравшись через грязную илистую речушку Девез, Граций с Иваром выбрались на широкую мощеную камнем улицу, заставленную лавками галантерейщиков и торговцев пряностями. Чуть далее, ближе к Рыночной площади, расположились продавцы тканей, сапожники и скобянщики. Прямо перед рынком Ивар с удивлением увидел крепостную стену, проходившую прямо посреди города и разрезавшую его надвое.
Это самая старая стена, еще от римлян осталась, перехватил Граций немой вопрос Ивара. За ней начинаются кварталы богачей: Ля-Руссель и Святого Элигия. Там окопались в своих «донжонах» самые влиятельные кланы Бордо: семья Колом и семья Солер. Эти кварталы в свое время тоже обнесли стеной, второй по счету. Но город продолжал расти, поэтому не так давно вокруг него возвели третью стену, самую протяженную и надежную.
И чем занимаются те влиятельные семьи, о которых ты сказал?
Колом и Солер? Да чем занимаются В основном воюют друг с другом. Чаще втихую, хотя порой и до открытой поножовщины доходит. Вообще, если в двух словах, всю недавнюю историю Бордо можно описать так: Коломы грызутся с Солерами за власть в мэрии, а мэрия и жюраты грызутся с королевским прево за привилегии. А город в целом ловко играет на противоречиях между английской и французской короной, выбивая себе все больше и больше льгот и вольностей. И чем больше война разоряет окрестности, тем сильнее богатеет за своими крепкими стенами Бордо.
Я не очень понимаю, Граций: а как вообще вышло так, что Бордо, и Аквитания в целом, стали английской землей? не отрывая глаз от возвышавшихся вдалеке остроконечных шпилей собора Сент-Андре, спросил Ивар у своего попутчика. Они же так далеки от Виндзорского замка гораздо дальше, чем от Луврского дворца?
Ты ошибаешься: это не английская земля, это наследное владение английского короля Эдуарда III Плантагенета. В этом принципиальная разница. Но в целом да, история весьма занятная и поучительная. Хоть и довольно древняя уже.
Что есть древность, как не зерцало грядущего? заметил Ивар.
Это ты где прочел? У Философа? Хотя в любом случае ты прав. Ну хорошо, попробую изложить покороче. Началось все с визиготов
Ничего себе «покороче»! рассмеялся Ивар.
Ладно, пропустим готов, начнем с франков. Итак, франки пришли из-за Рейна и вытеснили визиготов за Пиренеи. В том числе и из Аквитании. Было это в начале шестого века от Рождества Христова. Однако исконными жителями этих земель были не визиготы, а баски, они же васконы, они же гасконцы на языке северян. Народ вольнолюбивый и нрава необузданного. Как пишет о них Каликстин: гасконцы остры на язык, распутники, пьяницы, чревоугодники, но вместе с тем привычны к боям и гостеприимны к беднякам. И чтобы удерживать мятежных гасконцев в повиновении, над землями этими от Луары до Пиренеев был поставлен франкский dux. Потом Хлодвиг умер, королевство франков погрязло в династических распрях, а герцоги Аквитанские все сильнее начали отдаляться от своих франкских сюзеренов.
При этом продолжая оставаться их формальными вассалами? уточнил Ивар.
Разумеется, кивнул Граций. Нельзя просто так взять и объявить себя независимым сюзереном, ровней королям и императорам, чья власть не от людей, но ниспослана милостью Божьей, Dei gratia. Однако пропустим семь бурных веков, пропустим нашествие сарацинов из Африки, их разгром при Пуатье и многое другое. И перенесемся в год 1137 от Рождества Христова, когда герцогством Аквитанским правил Гильом X, известный своей богатырской силой и неуемным аппетитом. И вот в самом расцвете сил этот гигант, за раз съедавший больше, чем восьмеро его придворных вместе взятых, отправляется паломником в Сантьяго-де-Компостела, по пути заболевает и внезапно умирает. И наследницей всей огромной Аквитании, на земли которой не перестают зариться загребущие глаза соседей, становится старшая дочь Гильома, пятнадцатилетняя Алиенора. Ибо единственный наследник мужского пола, маленький Эгрет, умер семью годами ранее. И вот уже спутники скоропостижно скончавшегося герцога во весь опор мчатся сообщить о его смерти королю франков Людовику VI. А также возвестить последнюю волю покойного: чтобы дочь его Алиенора вышла за наследника франкской короны. Что как нельзя лучше соответствует намерениям франкского короля и его главного советника аббата Сугерия: ибо отдавать на сторону такой лакомый кусок, как Аквитания, было бы в высшей степени неразумно. А ну как он уплывет к кастильцам или, не приведи Господь, к англичанам?
Но не было ли дерзостью со стороны умирающего Гильома Аквитанского таким «навязчивым» образом сватать свою дочь за наследника французского короля? спросил Ивар.