Лакеям обычно платят больше, заметил епископ.
Нет, лакей у него был. Он взял меня вестовым, конюхом, чтецом и всем остальным, кем только можно.
Помощником лакея, заметил епископ. А что это за Брюнхвальд? Он не из леерзиндских Брюнхвальдов?
Скорее всего, из них, но его никто не называл «фоном». Думаю, он был из бастардов.
Был? Епископ на секунду перестал жевать.
Да, был, через четыре года при штурме Дрофера его убил арбалетчик. Болт пробил кирасу, вошел в грудь на палец, прямо в сердце. Он умер у меня на руках.
А ты остался без хозяина?
Да, но к тому времени я уже умел читать, считать и писать. Знал кое-какие законы. Последний год я вел всю его переписку и писал все его приказы. А он только прикладывал свой перстень.
Так ты стал его писарем?
Не совсем чтобы писарем. Лейтенант был бесшабашной храбрости человек. И вечно лез в самую кашу. А мне, к сожалению, приходилось следовать сразу за ним. Так что в палатке я был его писарем, а в бою оруженосцем. Таскал щит и алебарду.
Епископ, видимо, наелся и лениво ковырял ложкой взбитые сливки с ягодами. Теперь он не казался истеричным барином. Солдат видел, что перед ним сидит тонкий интриган, мастер политики, обмана и лукавства.
И куда же ты пошел после смерти Брюнхвальда?
Никуда не пошел. У Брюнхвальда был контракт с фон Крюнендорфом. Я так и остался у графа в полку. Он определил меня писарем в кавалерийскую роту.
И как тебе было в кавалерийской роте?
Весело. Они там все воровали.
Воровали? И что ж они воровали?
Все что только можно. Лошадей ставят на выпас, а фураж списывают. Коновалов вызывали каждый день. Как будто половина лошадей в роте больны.
А они не болели?
Конечно, болели, но не так часто, как приходили коновалы, и не так часто, как это оплачивал граф.
Ха-ха-ха-ха, засмеялся епископ. Воровали! Какая прелесть!
Прибавьте к этому перековку, которой не было, и ремонт сбруи, который был не нужен.
Ты не только грамотный, ты еще и в лошадях разбираешься?
У лейтенанта Брюнхвальда было четыре коня. У меня пятый. Четыре года ими занимался я.
И что ж было дальше, ты пошел к графу и сказал, что его обворовывают?
Нет, граф сам догадывался, а я не стал это отрицать.
И что было дальше?
В этот вечер меня пытались зарезать.
Ах-ха-ха-ха, снова засмеялся епископ. Какая прелесть, люди не меняются, hoc est verum.
Malum consilium, для нападавших, произнес солдат, к тому времени я уже многому научился у лейтенанта Брюнхвальда за четыре года непрерывных сражений.
Епископ перестал жевать, отложил ложку. Он едва мог скрыть удивление.
Scitis lingua patrum nostrorum? спросил он.
In mensura facultatem, ответил солдат.
Епископ обернулся к монаху:
Что скажешь?
Скажу, что в этой фразе «in» не употребляется, достаточно просто сказать «mensura facultatem».
Да не это я имел в виду. Епископ махнул на монаха рукой. Скажи, друг мой, а кто же тебя обучил языку знаний? Опять сам?
Нет, монсеньор, на этот раз учитель был. Это был монах Фелинганского монастыря. Фон Бок в очередной раз не заплатил своим наемникам, они начали грабить на востоке от озера Фелинга, хотели разграбить сам город Фелинга, но там все было разграблено до них. И тут им попался монастырь. Вынесли все ценное, а монастырь подожгли, мы выбили их оттуда, и из огня удалось спасти четыре сотни книг. Барон забрал их себе. Приказал мне их продать. Но в тех местах людей с деньгами не было. Мы возили их с собой. А за нами увязался один монах, брат Сульвио. Он все время ныл и просил их вернуть, бубнил, что это большая ценность. Я захотел узнать, что же в них такого ценного. А три четверти этих книг были написаны на языке древних. Брат Сульвио сначала читал мне их по ночам, а потом стал учить меня этому языку. За год я стал читать сам.
Епископ помолчал и произнес:
Аббат писал мне, что ты редкий человек. Вижу, что он не ошибся. Он опять помолчал, а потом предложил, указав на стол: Хочешь что-либо поесть? Присаживайся.
При этом сам епископ встал.
Бери, что хочешь.
Солдат не шелохнулся. Он не ел со вчерашнего дня, но сесть за стол после того, как из-за него встал хозяин, значило признать себя слугой или лакеем.
Благодарю вас, сухо ответил солдат. Я не голоден.
Ну, как знаешь, так же сухо произнес епископ. А почему же ты ушел из своей профессии?
Мне показалось, что я уже исчерпал всю удачу, отпущенную мне. Почти двадцать лет мне везло. Везение не может быть бесконечным.
А как ты об этом узнал? Епископ подошел к окну. Он не смотрел на солдата.
При штурме Эшре. Наш командир, герцог де Приньи
Молодой герцог? Герцог Альбер? перебив солдата, спросил епископ.
Именно, герцог Альбер, его отец, к которому я нанимался, уже год как умер, решил похвастаться своей гвардией перед дружками, сановными особами, и сказал, что сам с нами первый войдет в пролом.
А ты был в его гвардии?
Я был правофланговый корпорал гвардии, охрана штандарта Его Высочества Биофра, графа де Фрэ, графа де Ганши, герцога Альбера де Приньи, его глашатаем и чтецом его приказов.
Поэтому ты отказался от моего стола? спросил епископ. Ты сидел за столом с герцогом и рассчитывал, что тебя пригласит за стол епископ?
Солдат едва заметно поклонился.
Ладно. Епископ снова уставился в окно. Так почему ты ушел из армии герцога? Молодой герцог был болван?
Вы недалеки от истины. Герцог вошел в пролом первым и первым получил удар копья. Затем полдня мы занимались тем, что пытались вытащить его из города, а горожане занимались тем, что пытались его зарезать. Ближе к вечеру я тоже получил удар копья в ногу. В результате сей блестящей атаки из ста семидесяти двух гвардейцев осталось пять десятков. Два десятка убитых, остальные ранены.
То есть молодой герцог тебя не впечатлил?
Юнец, ищущий славы, худший командир из всех, какие могут быть.
Значит, это был твой последний штурм?
Да, если еще учесть, что беарийский арбалетчик со стены влепил мне болт прямо в шлем.
Он ранил тебя?
Нет, болт порезал кожу на виске, застрял между головой и шлемом, но уже в этот день я понял, что мое везение заканчивается и что пора заканчивать с этим ремеслом.
Тем не менее ты прекрасно выглядишь после стольких лет в армии.
Non sine fortuna, ответил солдат.
Епископ усмехнулся и посмотрел на монаха, а тот скептически поджал губы.
Tu quoque severus, он ведь просто солдат, а не ученый.
Монах промолчал.
Хорошо, а у кого же ты еще служил?
У фон Бока два года, у фон Рюгенталя. Полгода мне платил курфюрст Ренбау, пока его не разгромили у Мюлле. Вот, в общем-то, и все мои командиры.
Ну, хорошо. Епископ помолчал, подумал. А что ж ты совершил такого удивительного для барона фон Рютте?
Ну, я, начал солдат, помог ему навести порядок в его земле.
Секундочку, перебил его епископ, подошел к столу и налил вина в два бокала. Один предложил солдату, а из второго отпил сам. Что за дрянь? Вино мне возят все хуже и хуже.
Солдат отпил и решил, что вино вполне себе приличное.
О чем мы говорили? спросил епископ.
О бароне фон Рютте.
Ну и что именно ты сделал для барона?
А разве аббат вам не написал?
Аббат мне пишет едва ли не каждый день. Мало ли что он мне написал. Он написал, что барон очень щедро наградил тебя. И как щедро?
Вполне, скромно сказал солдат.
И сколько же он тебе обещал за работу твою?
Семь цехинов.
Семь цехинов? Епископ Густав поднял брови.
Именно.
Семь цехинов! А знаешь ли ты, сколько местные бароны собирают со своих земель в год?
Не имею представления.
А я имею! Местные бароны в год собирают пятнадцать-двадцать цехинов в урожай, и это зажиточные. Большинство едва получают десять. Так вот мне интересно, что же ты за подвиг совершил, что прижимистый Рютте отдал тебе половину своего дохода?
Мне он не показался прижимистым.
Тебе не показался, а я его знаю с детства. Я вместе с ним рос. Он всегда был тупым, спесивым и драчливым, а когда вырос, то стал еще и жадным. С мужика дерет последнее, за дочь приданое дает смехотворное. Сына, наследника, держал в черном теле, тому едва удалось у него коня выклянчить. Так что давай, рассказывай, за что жадный Рютте дал тебе гору золота.