Экскурсовод продолжал рассказывать историю Тенешкино, а девушка с чёрными волосами постоянно спрашивала его о чём-то или, напротив, пыталась сама отвечать на его вопросы. У неё был приятный голос, но я совершенно не видел её лица.
Ты бы хоть навёл справки об этом космодроме, прежде чем нас на экскурсию записывать, сказал я Виктору.
Ой, да хватит уже ныть! Тебе ничем не угодишь! Смотрел я, не было почти ничего.
Конечно, не было. Писать-то нечего
А ты хотел, чтобы тебя на Патрокл сразу пустили? И дали в кресле первого пилота посидеть?
Я усмехнулся.
Как будто сам бы этого не хотел, сказал я.
Я листал в суазоре переписку с матерьювсе сообщения за последние две недели, сохранившиеся в истории. Вернувшись к самому последнему, я стал набирать ответ.
Интересно, а кто это? спросил Виктор, показав кивком головы на девушку.
Что-то сжалось у меня в груди.
Мне кажется пробормотал я. Мне кажется, это
За окном что-то блеснуло, и через секунду послышался громовой раскат. Невысокие строения космодрома тут же накрыла ударная волна, прилетевшая из-за туманного горизонта.
Виктор стал протискиваться к экскурсоводу, который болтал о чём-то с черноволосой девушкой, активно жестикулируя длинной костлявой рукой.
Начался ливень. Косые струи беззвучно били в толстое оконное стекло, и силуэт обгорелой ракеты расплывался в потоках воды, таял, как огарок из воска.
Я быстро напечатал на экранной клавиатуре, повернувшись к окну:
"О чём ты хочешь поговорить? Что произошло?"
Так! раздался голос экскурсовода. Мне только что сообщили, что центр управления открыт для посещений. Давайте, чтобы не создавать толкучки, будем проходить группами по пять человек. Выстройтесь в очередь от меня
Послышались недовольные возгласы.
Итак, первая группа
Я начал искать в толпе Виктора, пока, наконец, не заметил, что он уже выходит из зала вместе с черноволосой девушкой и другими ребятами.
"Приезжай", пришло сообщение от матери.
Я встал в очередьпочти в самый её конец, всё ещё сжимая в руках раскрытый суазор. За окном было темно, как ночью.
Это на полдня растянется, пожаловался кто-то, стоящий рядом, но я даже не сразу понял, о чём он говорито ливне или о посещении центра управления полётами.
Нелётная погода, пошутил кто-то.
"Хорошо", напечатал я. "Приеду, как только смогу. Возможно, сегодня вечером", и, подумав немного, добавил:"Постараюсь освободиться пораньше".
Первая группа вернулась через четверть часа, однако Виктор не торопился ко мне подходить. Сначала он долго спорил с экскурсоводом, а потом остановился у окна и пытался рассмотреть что-то в дожде, прислонившись руками к стеклу.
"Постарайся", пришло сообщение от матери и, хотя это было всего лишь слово, высветившееся на жидкокристаллическом дисплее, я тут же услышал её голоснедовольный, брюзгливый, словно я был обязан лететь к ней через весь город по первому же звонку.
"Если получится", напечатал я.
Когда Виктор, наконец, подошёл ко мне, из центра управления уже выходила вторая группа.
Ну, как? спросил я. Что там?
Виктор пожал плечами.
Сам увидишь, сказал он. Хотя, честно, я уже сам жалею, что сюда записался. К шахтам в такую погоду точно не пустят.
Я вздохнул.
Интересно, в городе тоже идёт дождь? спросил я.
Думаю, это из города как раз принесло, сказал Виктор.
Я попал в центр управления только вместе с четвёртой группой, в которой я не знал никого, кроме одного невысокого коренастого парня, несколько раз примелькавшегося мне на лекциях.
Итак, святая святых бодрым голосом начал экскурсовод, повторяя свою вступительную речь уже в четвёртый раз. Отсюда осуществляется контроль взлётом, посадкой, и вся связь с кораблями идёт через эти вот терминалы.
Но здесь никого нет! сказал коренастый парень.
Да, согласился экскурсовод, сейчас космодром в сервисном режиме. Как раз в честь нашего приезда, так сказать.
Центр управления выглядел совсем не так, как в остросюжетных фильмахникаких экранов во всю стену, переливающихся голограмм и ярких полосок из светодиодов. Впрочем, я уже подготовился к разочарованиям. Это была скучная и серая комната, уступающая по размерам даже нашим институтским аудиториям. В центре, в четыре ряда, стояли обычные офисные столы с довольно старыми на вид терминалами; к полу и стенам были привинчены выкрашенные белой краской трубы, где, вероятно, проходила проводка; а роль огромного стереоскопического экрана, которые любили показывать в кино, выполняло широкое окно с армированным стекломтакое же, как в накопителе.
А где информационный экран? не выдержал я. Куда выводится статус по полётам?
Экскурсовод забавно поджал губы и показал рукой на окно.
Опускаются электронные жалюзи, сказал он, и окно превращается в экран.
Какой-то маленький центр управления, сказал кто-то, и экскурсовод насупился.
Отсюда, с пафосом начал он, можно осуществлять одновременный контроль четырьмя полётами. Есть также места для двух операторов, экскурсовод подошёл к высокому креслу, похожему на стоматологическое, и упёрся рукой в подлокотник, которые могут взять на себя управление кораблями и непосредственно из центра произвести взлёт или посадку.
Нейроинтерфейс! послышался шёпот за моей спиной.
Я прошёлся между рядами офисных столов, игнорируя настойчивое "ничего не трогайте" экскурсовода. На тонких вогнутых мониторах были заметны пыль и отпечатки пальцев, огромные эргономичные клавиатуры из двух составных блоков, которые давно уже перестали выпускать, потемнели от грязи, а надписи на большинстве кнопок стёрлись. На столе виднелись следы от кружек с кофе, хотя все личные вещи были предусмотрительно убраны.
Экскурсовод вновь рассказывал о Пульсаре-12, и даже самые преданные его слушатели заскучали.
Я остановился у кресла операторанепритязательного на вид, с высокой спинкой и длинными подлокотниками, которые выглядели так, словно к ним приковывали руки. Практические занятия начинались у нас только со второго курса, а до этого мне довелось лишь пройти тест на подготовительных, на котором проверялась моя способность работать в нейросети. Впрочем, в тот момент я вообще ничего не почувствовал, кроме неприятного покалывания в висках. Однако сейчас передо мной стоял настоящий терминал, путь и похожий на рабочее место захудалого дантистаэто был нейроинтерфейс, оператор которого мог выполнять сотни сложнейших действий за микросекунды.
А можно сесть? спросил я, прервав тоскливый рассказ экскурсовода об институтском беспилотнике.
Экскурсовод осёкся и удивлённо посмотрел на меня.
Ну, вообще мы не должны ничего трогать, сказал он. К тому же сейчас все терминалы отключены. Это просто кресло.
Ну, тогда и бояться нечего, улыбнулся я. Раз отключено, значит точно ничего не испорчу.
Экскурсовод покачал головой.
Уверен, вы найдёте способ сказал он. Ну, в самом деле. Это обычное кресло. Посидите, если хотите. Но я вас настоятельно прошу, не трогайте ничего. Вообще ничего.
Хорошо, согласился я, но не торопился садиться.
Перед странным пыточным креслом стоял массивный компьютер в форме триптиха больнично-белого цвета, на котором не было ни единого индикатора или экрана. На левом крыле триптиха выстроились в ряд грубые на вид металлические тумблеры, обозначенные цифрами, а справа тянулись в несколько рядов кнопки с выгравированными на них буквамикак клавиатура в неправильном, алфавитном порядке. Центральная часть терминала представляла собой решётку с широкими прорезями, в которых неприятно поблёскивало что-то чёрное и плотное, как застывший мазут.
Раньше операторам приходилось надевать тугой обруч со стальными зажимами в области висков, которые сдавливали голову как тиски, но теперь обходились без этогодостаточно было лишь активировать терминал и усесться в кресло.
Я несколько минут стоял, опираясь рукой о подлокотник и разглядывая терминал, пока, наконец, не понял, что в центре управления стало совершенно тихо. Экскурсовод больше не надоедал всем историями о Пульсаре, не перешёптывались студенты, не слышалось шарканья шагов.