Я бы не отказался быть патриархом Герба, Аристея, но, увы, я всего лишь беглый круциарий, как и ты. Таинству сигилов меня научили другие беглецы. Если бы не это знание, я бы не вытащил тебя из Пурпурных покоев.
Не напоминайте мне про узилище, доминус, девушка опустила голову. Вы не сидели там несколько месяцев среди кристаллов, которые причиняют носителям мизерикордии нестерпимую боль. Вас там не было, голос Аристеи сделался жёстким.
Прости, девочка. Не хотел бередить старые раны.
О, муки Пурпурных покоев покажутся сладким сном, если нас найдут силентиары. Даже наших общих сил не хватит, чтобы избавиться хотя бы от одной этой твари. Я слышала, что мизерикордия бессильна против них, Аристея протянула руки к костру.
Я не буду тешить тебя пустыми надеждами, что есть способ одолеть их, но в этот проклятый край они сунутся в последнюю очередь. Голодные топи могут поглотить даже силентиара, Валеад поднялся и снял с пояса один из колокольчиков. Но хватит о мрачных силах, которые нам противостоят, лучше попробуем узнать, как ты контролируешь плетение мизерикордии.
Вы выглядите нездоровым, доминус. Отдохните. Я вижу, что отвар забрал большую часть сил, Аристея обеспокоенно смотрела на своего учителя и внутри зарождались первые ростки страха. Что, если Валеад не доведёт обещанное дело до конца? Она снова останется одна. Снова будет скитаться по землям Понтификума, пока её не отыщут охотники за мизерикордией.
Я привычен к действию эликсира Греховного Сна. Дело в ней, Валеад извлёк из сумки иглу. Сталь блеснула в свете костра. Сигил не берётся из ниоткуда. Даже порошок фленитита не дает возможности управлять мизерикордией. Только верно составив узор, соединив нити плетения с твоей душой, можно напитать сигил силой. Но это Валеад поморщился, попытался унять дрожь в руках. Это пройдёт. Лучше бы тебе обуздать плетение и научиться хорошенько управлять нитями, девочка, чтобы мои старания не пропали даром.
Аристея поднялась и приняла белый колокольчик. Несмотря на небольшой размер, он был довольно тяжел.
Доминус, а почему бы не делать колокольчики из более лёгких металлов?
Увы, Аристея, только когитион способен извлекать из себя сопоставимый с мизерикордией звук. Только круциарии могут слышать, как они звучат, и в этом наше преимущество. Учти, что на тебе их будет несколько, так что нужно привыкнуть к их весу. Теперь закрой глаза и сосредоточься на первом сигиле. Клеа жизнь. Медленно подними руку с колокольчиком и веди её вправо, затем влево, девушка подчинилась. Теперь псалом сердцу твоему.
Единая кровь, источник жизни. Бегущая, подобно потоку. Приводящая в движение члены наши. Откликнись на мой зов, ученица зашептала слова молитвы. Первый сигил отделился от спины, рассыпался на десятки невесомых нитей и устремился через разбитые витражи наружу. Тихий, едва различимый звук проник в старую эклессию. Его могли слышать только Аристея и Валеад. Журчание ручья, шелест древесных крон, дыхание ветра и пение птиц всё слилось в едином звуке, который издавал колокольчик. Через мгновение его заменил другой звук: ритмичный, пульсирующий, будто стук сердца.
Теперь отсеки всё лишнее, Аристея. Ничто не должно помешать тебе в поиске жизни. Сколько сердец бьётся вокруг этой эклессии? Валеад наблюдал за ученицей. Брови её поднимались и опускались, губы напряглись. Она силилась исполнить поручение доминуса. Прошло несколько минут, и Аристея открыла глаза. Колокольчик замер в руке.
Дюжина, доминус. Дюжина сердец бьётся рядом с нашим убежищем. Две цапли, семь жаб, выдра и две черепахи, девушка выдохнула и вернула колокольчик Валеаду. Тот повторил движение ученицы и через несколько секунд сказал:
Ты забыла о маленьком тритоне, который свернулся под порогом этой обители, доминус вернул колокольчик на пояс и хлопнул девушку по плечу. Недурно, девочка, недурно.
Столько звуков, столько образов. Я Ах! Аристея схватилась за голову и чуть не упала, однако её вовремя поддержал Валеад. Учитель опустил ученицу на мягкий мох.
Сигил Клеа вернулся. Приучи разум гасить яркую вспышку, которую он вызывает. Рвение похвально, девочка, но оно может обернуться против тебя. Мизерикордия управляется истовым желанием соединить душевные силы с молитвенной формулой. Одно не должно перевешивать другое, учитель покачал головой. Нам обоим нужно отдохнуть. Завтра мы отправляемся в Падаль. Нам нужны припасы. Одной солониной сыт не будешь, Валеад усмехнулся в бороду и помог Аристее устроиться на подстилке. Добрых снов, девочка. Ты отлично справляешься.
Добрых снов, доминус, девушка плотнее закуталась в плащ и закрыла глаза. Луна скрылась за набежавшими тучами, напоследок уронив лучи на почерневший от времени и непогоды раздвоенный шпиль эклессии и двух беглецов, скрывающихся в святом месте. Болото потревожил размеренный колокольный звон. Затем с небес посыпался пепел.
***
Я что-то слышу, доминус, негромко произнесла Аристея. Сумрачная чаща шелестела на тысячу ладов. В стылом воздухе пролетали алые листья болотных деревьев. Девушка поправила капюшон плаща и оглянулась. Ей казалось, что пара деревьев слева теперь были на несколько шагов ближе к узкой тропинке, которую они избрали для путешествия. Небольшие дорожные лошадки путников тревожно фыркали.
Будто тихие, едва уловимые шаги? откликнулся ехавший впереди Валеад.
Именно, девушка сглотнула. В городе она всегда знала, чего ожидать от его обитателей, но здесь, среди коварных топей, уверенность улетучивалась. Даже присутствие наставника не спасало.
Тебе нечего страшиться, девочка. Это крадущиеся древа. Они безобидны.
Никогда о них не слышала.
Мир огромен, девочка, и скрывает множество чудес. Крадущиеся древа всегда ищут источник воды. Если он иссякает, они вытягивают корни из земли и отправляются туда, где их снова будет питать родник, Валеад обернулся и ободряюще улыбнулся. Мы прибудем в Падаль через несколько часов, а потому, Аристея, я прошу тебя: ни одного упоминания о мизерикордии и колокольчиках. Мы странствующие лекари, которые пытаются помочь несчастным душам, наставник посерьёзнел.
Да, доминус, но девушка на мгновение осеклась. Если мази, припарки и отвары не в силах помочь бедным людям, почему я не могу попросить у вас колокольчики и вдохнуть в несчастных жизнь? Для чего вы учите меня, если я не могу использовать эту силу? голос Аристеи слишком громко звучал в густом лесу. Валеад вздохнул и крепче сжал поводья.
Потому что, дочь Ицилии, с нажимом сказал Валеад. Эклессия ищет нас, Аристея, а если эклессия хочет что-то найти, она найдёт. Уж я-то знаю не понаслышке. Скольких еретиков я отыскал для понтификара Мортоса, сколько раз те, кто только открыли в себе мизерикордию, отправлялись за мной в казематы братства Погребения, голос Валеада дрожал. Ненависть, тлеющая глубоко внутри, была готова выплеснуться наружу. Ни один не вышел обратно в угоду тому чудовищу, что зовётся понтификаром Мортосом.
Тогда почему люди служат ему? Почему круциарии позволяют помыкать собой? Почему позволяют казнить невинных? Мизерикордия ведь всесильна! Аристея нагнала учителя. Глубокая печаль затаилась в уголках глаз. Казалось, она была готова разрыдаться.
Железная длань и длань дающая. Отврати глаза народа от врага внутреннего и милостиво бросай объедки руками эклессиаров. Посмотри мне в глаза, Аристея! Валеад схватил девушку за руку и притянул к себе. Лошади почти касались друг друга гривами. Нечасто ученица слышала гнев в голосе наставника. Сердце застучало чаще, страх сковал тело. Нет ничего всесильного! Я тоже думал, что мизерикордия способна на всё, и благодаря этим убеждениям я лишился глаза. Меня ищут псы эклессии, и теперь я всего лишь беглец, который пытается спасти дерзкую девчонку, которая думает, что на свете существует нечто всесильное! Мизерикордия не сильнее силентиаров, и уж тем более не сильнее понтификара Мортоса. Если ты будешь думать, что мизерикордия способна на всё, ты очень скоро погибнешь. И дело будет не в том, что ты плохо или хорошо освоила её, нет-нет! Тебя погубит самонадеянность и гордыня, видя, что по щекам девушки заструились слёзы, Валеад смягчился. Никогда не надейся на силу извне, всегда ищи силу внутри себя, девочка. Прошу, не повторяй моей ошибки, Аристея не ответила ничего. Лишь позволила наставнику снова ехать впереди. Рыдания всё ещё сотрясали хрупкую фигуру, но где-то глубоко внутри девушка понимала, что Валеад прав.