Однако, делать нечего. Товары были погружены, нужные бумаги заполнены, а сам я ни за что бы не посмел отпустить доброго священника одного в путь-дорогу. Отцу Славинсону предлагали спокойно переночевать в Падымках и отправиться поутру, но он отмахнулся, сказав, дескать, что ожидает его одно крайне важное дельце, которое негоже откладывать на потом. Что это за дело, он, разумеется, сообщить не решился.
Я вновь взглянул в даль, туда, где надеялся увидеть хотя бы проблеск закатного солнца. «Это всего лишь непогода, напомнил я себе. Кто в здравом уме будет боятся обычной непогоды?». Не иначе как по воле злого случая в этот самый момент сверкнуло, и миг спустя до меня докатился громовой раскат настолько мощный и жестокий, что деревья склонились под его напором, а меня самого немного даже оглушило.
Сын, ты точно уверен, что хочешь отправляться сегодня? послышался отцовий голос, когда звуки мира начали понемногу возвращаться.
Своими могучими ручищами он ухватил меня за подмышки и помог взобраться в телегу. Для своих годков я выглядел более чем взросло, но в отцовских руках по-прежнему ощущал себя мелким сопляком, такого он был богатырского сложения.
Конечно, отец, как и всегда. Сегодня особенно! У меня доброе предчувствие, ответил я, улыбнувшись.
Это, на самом-то деле, правдой и близко не было. Не смотря всю необычность сегодняшнего дня, не смотря на празднество, не смотря ни на что, на душе у меня становилось тем неспокойнее, чем пуще темнело небо. Хотя обычно дождь с громом и молнией я очень даже любил. И никак мне не удавалось решить для себя: что ж тут такое? Предчувствие нехорошего прямо-таки разрасталось в душе, и в то же время всё моё нутро жгло от предвкушения, когда библиотека окажется всецело в моей единоличной власти. Шершавую пыль ветхих томов я уже ощущал на кончиках пальцев, а запах пергаментной бумаги нет-нет, да и угадывался в порывах озорного ветра.
И всё же
Очередная волна хладной мороси прошлась по телу, и я, озябши, вздрогнул.
Помимо всей прочей одежды, отец вручил мне ещё и свою старую накидку из воловьей шерсти. Ту самую, оставшуюся у него со времён службы на Никс-Кхортемском пограничье. Она, правда, была для меня тяжеловата, ощущалась, как взваленный на плечи мешок соли, зато ей нипочём был ни дождь, ни снег, ни даже стрела. А хмурое небо и впрямь выглядело так, будто готовилось разразиться именно что стрелами.
Отец моим словам кивнул. Он заботливо хлопнул меня по плечу, передал бочонок со смолой, чтобы я пристроил его в телеге, и отошёл на шаг. Настал момент прощания.
Тогда в добрый путь! заключил он, приобняв мать. Сын, береги себя и веди
Веди себя, как подобает взрослому. Разумеется, отец! Разве когда бывало иначе?
Они с матерью заулыбались. Бывало конечно же. И не раз.
И не имей привычки перебивай отца, младшенький! с улыбкой отрезала мама. С охоты она вернулась ещё к началу празднества, и даже облачилась в нарядное платье, хотя женскую одежду на дух не переносила. Взглянув на преподобного, она добавила уже более серьёзно: Добрый Кристофер, ты ведь присмотришь за этим юным негодяем?
Разумеется, Энилин, как и всегда, слово даю, отозвался тот. Славинсон, как и я, тоже разжился походным плащом, укутавшись в него с ног до головы, а лошадку свою от непогоды укрыл попоной из вощёной кожи. Эль держалась молодцом, не капризничала. Не переживайте, друзья мои, у меня ни один проказник не забалует. Всё будет по воле всевышнего! Уповайте на Светлого Гайо, хм, даже в такую непогоду. До скорой встречи!
Преподобный хлестнул вожжами, и телега, со скрипом и чавканьем грязи из-под осей, тронулась с места. Проводить нас вышла едва ли не половина деревни: даже старик Пит, хотя он единственный относился с Славинсону предвзято. Даже Лея, хотя гроз она побаивалась и на дух не переносила столь же сильно, сколь и высоты.
Даже Себастиан. Хоть и был он человеком разговорчивым, но, в основном, держался особняком. Ну а ныне, видно, решил изменить этому своему принципу.
Я попрощался с ними со всеми.
Проезжая мимо старого домишки пекаря, что единственный стоял на отшибе, я не без удивления приметил того чаандийца Такеду, которого не видел с самого утра. Он делил веранду с незнакомцем: неким крепким мужичком среднего роста, с темнеющими короткострижеными волосами и чисто выбритым лицом. Окажись я к нему чутка ближе, наверняка бы разглядел ещё и нос с горбинкой, и, как сказала Лея, светлые голубые глаза. Значит, это и был наш новый пекарь Ричард. За праздничным столом я его не заприметил, хотя и сам провёл за ним не так уж и много времени, так что воочию увидел его впервые. «Наверное, он очень стеснителен», подумалось мне. Тем удивительней казалось то, что они с чаандийцем так скоро нашли общий язык.
Уступив мимолётному порыву, я приподнялся и помахал на прощанье и им тоже.
И, к моему вящему удивлению, Ричард ответил! Облокотившись на поручень, он зажал курительную трубку в зубах и взмахнул освободившейся рукой. Правду Лея сказала: человек он был добрый и хороший; такое видно сразу.
Эх, милая моя Лея
Жаль, я тогда не знал, что вновь увидеть её мне уже не суждено.
Дождь обрушивался подобно прибою, начинаясь так же внезапно, как и заканчиваясь. А вот ветер повадился хлестать постоянно. Отец Славинсон затянул какую-то заунывную песню, а мне пришло в голову получше укрыть поклажу под брезентом, его края то и дело вырывало из креплений хладными порывами, а если некоторые из товаров промокнут, будет нехорошо.
«Тише едешь дальше будешь», истина для наших мест. По ощущениям и пары минут не прошло, а Падымки уже скрылись из виду, не оставив и следа после себя. Будто колея, по которой мы катились, пролегала тут просто так, без какой-либо причины, и вела хорошо если к некоему клифу с живописным видом на море; а то и вовсе в никуда. Потому-то в нашу деревню так редко попадали путники из Гринлаго и других ближайших поселений. Они знали, что вдоль реки, на границе с лесом, есть некая дорога. «А куда она ведёт-то?», «Да уж ведёт куда-то, наверняка», на том предположения и заканчивались.
По сути, единственными регулярными, хотя и в меру редкими, посетителями для Падымков были сборщики податей, гвардейские конные разъезды, да дворфские торгаши с их стряпчими, правда последние забредали, в основном, по ошибке, сбившись с пути.
А вот первым двум лучше б у нас вообще не появляться!
Сверкнуло. На этот раз особенно ярко. Не иначе как молнию метнула сама Мэф дух-покровитель равновесия, верного выбора, правды и обмана, и, ко всему прочему, ещё и погоды. Она одна из шестерых, что навеки подле Светлого Гайо. В соборе Гринлаго я видел её барельефы они очень красивые, хотя теперь мне начинало казаться что, вполне возможно, так Покровительница могла бы показывать, что недовольна нами.
За решение отправиться в путь в столь недобрую погоду, например.
Я вынырнул из-под накидки, желая спросить это у преподобного он же всё-таки священник! но замолчал на полуслове. Отец Славинсон явно пребывал не в духе, и даже свою песнь уже не распевал, а недовольно бурчал. Я решил, что, быть может, он и вовсе забросил пение и теперича тихонько гневается на то самое дело, что вынудило его отправиться в дорогу, и, потому, целиком обратился в слух, надеясь расслышать подробности. Но всё в пустую. Отец Славинсон, не иначе как заметив, что я притих, глянул через плечо и захлопнул рот на замок. Я остался ни с чем.
Снова зарядил дождь. Призрачная луна так и не явила себя во всей своей красе, продолжив стыдливо скрываться за тучами, но я-то знал, что она по-прежнему где-то на небосводе: покуда не поглотит её горизонт, будет особенно зябко. Тяжёлые холодные капли вновь обрушились мне на темечко, и я поспешил получше закутался в накидку, приспособив её на манер походного шатра. Хоть и довольно маленького, но тёплого и в меру просторного; с небольшим «оконцем», выходящим на лес.
Устроился в нём как пёс в будке; так удобно, как только сумел.