Начало холодать. Окрашенная противным зеленым цветом камера напомнила мне Топи. Птичка за окном перестала чирикать, а верхушка тополя словно обиделась на меня и неподвижно застыла. Ветер утих.
Я встал с третьей попытки. По-нормальному не получилось, приходилось изображать пьяного медведя: сначала на бок, потом на четыре конечности и, карабкаясь по стене, как альпинист на тренировке, я поднялся. Голова закружилась. Я медленно направился к перевернутому столу.
Молодец, хорошо помешал Пятну, прошептал я, нагнулся, через боль поставил его на ножки, поковылял к кровати.
Скрипнули пружины. Лежать оказалось неудобно, и я сел, примостив под спину по-жлобски тонкую подушку. Начал размышлять.
Мне казалось, я упустил основной момент, что-то важноекак в детективах, какую-то детальку, которая меняет вектор направления. Стараясь вдыхать неглубоко, под свет луны я заснул.
А утром ко мне в гости пожаловал начмед. В повседневной форме: наглаженные брюки, китель с нашивками на рукавах.
Я, недовольно кривя губы от боли, встал. Военное приветствие еще никто не отменял. Вспомнил историю, когда в большом городе патруль остановил девушку-солдатика, и та не отдала вовремя честь. Залет! Она выкрутилась, ответив: «Свою честь я парню отдала», и, по-озорному козырнув, пошла без замечания. С чувством юмора попался ей патруль.
Что с лицом, младший сержант Новиков? сразу задал вопрос начмед.
Упал с кровати, ответил я и решил добавить: Сергей Петрович.
Раздевайся, приказал он и начал проводить осмотр.
Заглянул Баранов, четко представился. От его голоса у меня разболелась голова.
Что надо, Баранов? устало спросил начмед.
Да доложить хотел. Чест слово, это не я вашего фельдшера отлупил, угрюмо доложил он.
Уверен? Начмед щупал мои ребра, но крепитации я не слышал: часто при переломах обломки костей при пальпации скрипят, как снег.
Я ж знаю, с кем можно ссориться, а с кем нет.
Хочешь мне втереть, что он сам упал с кровати? И так пять раз подряд?
Баранова я понималзакладывать «дедов» он не хотел.
Это Кузьма, скажи, что я ж помог тебе отмахаться, попросил он вдруг меня.
Начмед оскалился:
Твоя версия отпала, Новиков. Или тебе Баранов помогал от стола отбиваться?
Помогал, ответил я. Хотелось сказать больше, но не при сержанте. Хотя что уже мне было терять?
Разрешите обратиться?
Нет, ответил начмед.
Я все же продолжил:
Трофимыч за мной на Топи притопал и помог с бандюгами расправиться
Баранов превратился в одно большое ухо. Сергей Петрович сквозь зубы процедил:
А ты его в благодарность под собак бросил.
Голос его изменился, стал строже.
Нет успел ответить я.
Собирайся. В госпиталь. Там и ребра просветим, и еще дело одно есть.
Скоро ты светиться в ночи будешь от радиации, пошутил Баранов.
Начмед щелкнул его по зимней шапке:
Баранов, твоя честность тебя и погубит. У меня уже утром два идиота сидели в медпункте. Говорят, что побил их ты, когда они навещали своего друга.
Козлы! Да я их! взъярился дежурный.
Ничего ты им не сделаешь. Я уже мозги им вправил, сказал начмед. Казалось, он даже не услышал мое признание. Он уже поставил диагноз: я преступники даже назначил лечение: тюрьма. Не верил он мне.
Я, одеваясь, вспоминал Трофимыча: «Да, становится ясно, что связаны они были с начмедом и с черным прапорщиком. Контрабанда? Не факт. Трофимыч, конечно, опытный сталкер, но сам же говорил, что далеко в Зону он не ходок, а значит, и дорогих артов не носил. Черт! Мертвый он. И собаки кости его погрызли. Два раза с того света не возвращаются. Трофимыч! А я даже не знаю, как тебя звали, а ты за мной поперся на Топи, понимая, что это может плохо закончиться».
Меня вывели на свежий воздух, но подышать, конечно же, не дали. Старая «санитарка» покорно ждала будущего зэка.
Я осмотрелся. Поспешили в этом году, раньше перешли с зимней формы одежды на летнюю. Вариант определяется головным убором: шапказначит, зимний вариант, а надел кепку, то вселетний. И без разницы, есть на тебе тулуп или нет.
Я усмехнулся. Еще и расческа должна обязательно присутствовать, и в шапке подколотые иголки с нитками, и носовой платок Это армия.
На меня смотрели с настороженностью, в курилке, расположенной под ветвями каштанов, при моем появлении установилась тишина.
Давай быстрей, мне еще заправляться, крикнул шофер. «Гражданская личность в кепке. Ба! Знакомые люди. Именно он вез меня в Зону!»
Начмед кивнул, намекая, что надо грузиться. Водитель же продолжил:
А чего без оружия, товарищ капитан? Этот-то, душегуб, в наручниках?
Когда мне понадобится оружие, чтобы солдатика усмирить, я напишу рапорт на увольнение, резко пояснил Сергей Петрович.
Да, я знал, что он вроде по рукопашному бою призовые места брал, а года два назад перестал ездить на соревнования. Говорят, попытался вступить в спецназ, но, на удивление, не прошел отбори все, как отрубило. Перестал интересоваться, хотя на турниках и брусьях проводил времени не меньше, чем в медпункте.
В машине с широко распахнутой, как будто пасть льва, дверью, сидел Лысыйс подвязанной бинтиком нижней челюстью. Он заметил меня, заметно напрягся.
Я распрямил плечи, повращал кулаками.
Сейчас кто-то ответочку поймает, сказал я и понял, что скалюсь от радости.
Отфали! прошмякал Лысый.
«Челюсть болит? Сейчас усилим эту проблему». Говорят, лобная костьпластинка, настолько крепкая, что в боксе без перчаток ее специально подставляли под кулак противника. И косточки разлетались, как щепки.
Я ринулся в машину. Ударить Лысого головой мне не дали. Начмед, как котенка, дернул меня за шиворот:
Успокойся, я сказал. Сел с другой стороны, и чтобы ни звука.
Во время поездки Лысый постоянно косился на меня, но старался не смотреть мне в глаза. Я же уперся в обидчика взглядом, будто стараясь проделать в нем дыру. Надоело мне это занятие где-то на середине пути. Дороги в предзоне отличались ухабами и дырами. Трясло. Мои ребра на каждой колдобине выли от боли.
Лысый молчал, придерживая челюсть двумя руками. «Пришли два барана волка пугать, подумал я. Хотя, по правде, Баранов меня спас. Нет, надо было учиться махать конечностями, а не бесцельно лазить по двору». Я вспомнил старую пятиэтажку, запертую между домами детскую площадку. Запах булок с абрикосовым вареньем, которое готовила соседка по этажу. Скамейку, на которой происходили важные события: первая бутылки пива, первый поцелуй с Юлькой.
Машина везла нас через голые поля, насыщенные черноземом. Дорога пронзала лесополосы, которые не позволяли ушлому ветру сдувать верхний слой почвы. Сначала мы ехали одни, потом стали появляться реликты советского автопрома. Прочадил автобус, в окнах которого я разглядел стариков: ну да, кто же еще мог двигаться в сторону отчуждениятолько те, кто хотел там умереть.
Вскоре появились иномарки, да и дорога стала ровнее.
Показался госпитальназвание громкое, а на самом деле стандартная трехэтажная больничка. Я и сам частенько отвозил туда больных. Самые главные достопримечательности госпиталяэто кофейный автомат и тетя в засаленном халате синего цвета, которая торговала сладостями: белоснежный зефир, плитки черного шоколада. Не знаю, как другие, я же сладкое никогда не любил, но в армии хотелось его очень сильно. Хотя что может быть лучше хорошего шашлыка с соусом сацебели? Только два таких шашлыка.
Нас ждали. Махлюков, что-то нервно рассказывал солдатику. Тот исполнял обязанности денщика и водителя полковника.
Бегом! услышал я последнее слово Махлюкова.
Мы приблизились.
Асфальтная дорожка уперлась в ступеньки красного здания. Полковник выдохнул с негодованием:
Капитан, если он сбежит, то я тебя!
Я не узнал, что сделает полковник по воспитательной работе. Начмед встал на щербатую ступеньку. Он и так был выше ростом, то теперь нависал над Махлюковым. Сергей Петрович сказал:
Товарищ капитан. Не забывайте об этом.
Полковник оскалился, появились складки на щекахну точно хорек. А хорекопасное животное. Хищник, который может перегрызть горло всем курицам и петухам в округе. «Главное, не стать птицей», подумал я.