Герберы. Её страсть и любовь особенно те, что флористы не прокалывают проволочкой, жестоко пронзая венчики снизу, а аккуратно обворачивают петелькой.
Заворожённым взглядом Соня смотрит на цветок, расположенный к ней ближе других, отмечая мнимую хаотичность разнокалиберных лепестков, создающих тем не менее законченный шедевр и обрамляющих тёмно-шоколадную серединку бархатную и гипнотизирующую, словно маслянистый глаз потомственной цыганки. Вот бы забрать этот цветок себе Так хочется, что аж зубы сводит.
В этот момент с Соней происходит сразу две странности. Сначала её ноги касается нечто упругое, похожее на хвост. Она бросает взгляд вниз, полная уверенности, что тут же увидит кошку, которая обтирается усами и телом обо всё подряд в надежде на внимание или еду. Тем не менее, никаких кошек или котов она там не видит. Внизу имеются её ноги, обутые в демисезонки, и асфальт, влажный от стремительно тающего снега, и только. Странно.
Может, ветер молодой хулиганит?
И не успевает она придумать логическое объяснение, как случается кое-что куда более значимое и неожиданное.
Её накрывает огромной тенью.
Привет, высокий, широкоплечий мужчина оказывается рядом совершенно внезапно.
Соня вздрагивает и испуганно всматривается в лицо незнакомца. Один его взгляд, и она проваливается в омут.
«Я погибла», ударяет в голову мысль. У корней волос становится горячо, живот обдаёт жаром, и за рёбрами ходуном заходится сердце.
З-з-здравствуйте, отвечает она осипшим голосом.
Их разделяет стена из нескончаемого потока сосулечных капель.
Нравятся герберы? его глаза широко открыты, блестят.
Зубы белые, точно фарфор сверкают в глубине очаровательной улыбки, которую он сдерживает, и это делает его ещё более харизматичным. Низкий голос многогранен и бархатист, слегка вибрирует. Ресницы пушистые, как у ребёнка добавляют его взрослому лицу беззащитности. Но самое потрясающее всё же улыбка. Она обескураживает, и Соня с удивлением для себя отмечает, что тоже начинает лыбиться всё шире и шире, причём это выходит само собой и так естественно, как бывает от жирного счастья, распирающего изнутри.
Мужчина пристально изучает её, слегка склонившись из-за разницы в росте:
Позвольте, я куплю Вам цветок? и он тыкает пальцем прямо в цыганский глаз, обрамлённый оранжевым оголовьем: Этот подойдёт?
Да, неожиданно соглашается Соня.
Не, ну подумать только!
Одет он достаточно неказисто в потёртые джинсы и свитерок, и от самого исходит такой приятный, цветочный аромат такой сладкий
Соня с жадностью вдыхает арбузный запах весны вместе с источаемой смесью из дикого мёда и мускуса
Бдымс! По носу ударяет оголтелая сосулечная капля.
Ой, дёргается Соня.
Как Ваше имя? спрашивает меж тем мужчина.
Соня, отвечает она, потирая нос.
Давайте зайдём внутрь, Соня, незнакомец, продолжая сдержанно улыбаться, грациозным жестом приглашает её войти в стеклянный аквариум, наполненный цветами. Он произносит её имя так мягко, словно боится помять.
Будто в наркотическом экстазе Соня заходит внутрь. Мужчина следует позади и, преисполненный радушием, обращается к угрюмой продавщице:
Девушка и от этого его «девушка» в воздухе расплываются горячие флюиды. Дайте нам герберу, пожалуйста.
Лицо продавщицы озаряется светом. Торопливо вымолвив «конечно», юркой лодочкой она выплывает из-за прилавка и, покачивая бёдрами, направляется к заветной вазе.
Соня в упор изучает свитер незнакомца и петельки на нём, сплетённые в незамысловатые косички. Невыразимо притягательный аромат, будто набирая силу, так призывно манит к себе, что она, зажмурившись, невольно тыкается носом мужчине в подмышку. Смущённо отпрянывает. Сама мысль о том, что какой-то запах может иметь такую власть, кажется нелепой, но сердце колотится так, что готово выпрыгнуть наружу от радости и, одновременно, дикого страха. Чуткая интуиция воет сиреной, и Соня в недоумении морщит лоб. В ушах шумит, ноги слабеют, словно бы она попала в цепкие руки опытного и безжалостного иллюзиониста. Так не может пахнуть человек, но он так пахнет, и она вдруг проникается отчётливой мыслью, что с этой самой минуты становится полностью и неоспоримо причастна только ему одному.
Мужчина расплачивается и протягивает ей герберу.
Держите, леди.
Оглушённая, раздавленная ощущениями Соня заполучает цветок, и они выходят на улицу в объятия влажной прохлады. Тут мужчина бросает тревожный взгляд куда-то в сторону, и его очаровательная улыбка во мгновение ока гаснет:
Мне пора.
Он добывает из заднего кармана джинсов ручку, хватает обалдевшую Соню за худую ладонь и торопливо пишет на ней, цифры получаются перевёрнутыми:
Позвоните мне, ладно? Вечером.
Будто боясь, что она ответит отказом, он круто разворачивается на каблуках и широкими шагами уносится прочь, на ходу убирая ручку. Соня растерянно смотрит на ладонь с пляшущими цифрами, затем на цветок и, наконец, бросает взгляд в сторону незнакомца, но того и след простыл, будто сквозь землю провалился. Что это было? Память о запахе будоражит её трепещущее сердце, оранжевая гербера смотрит своим глазом, и это явно не сон.
Она оборачивается и на другой стороне дороги замечает Айрис. Проигнорировав красный сигнал светофора и даже не замедлившись, летящей походкой та устремляется на проезжую часть. Одна из машин оглушительно гудит, огибает её и проносится дальше; остальные со скрипом тормозят, едва не столкнувшись друг с другом, и продолжают медленно ползти по трассе, а две останавливаются окончательно с этой и другой полосы. Между ними Ириска, грациозно крутя бёдрами, и проходит.
Её подсвеченные солнцем пшеничные волосы обрамляют плечи, упругие локоны от каждого шага взмывают чуть вверх, и сама она так фантастически хороша, так свежа и прекрасна, как само воплощение молодости и весны. Водители обеих машин вместо того, чтобы выбежать и начать нецензурно нервничать, заворожённо пялятся на сказочное видение, ослепительную нимфу, обладать которой во всех смыслах они сочли бы за счастье. У одного из них рядом сидит жена, которая во время торможения больно приложилась лбом о лобовое же стекло. Проследив за взглядом мужа и отметив его открытый рот, она ревностно мутузит его кулаком в плечо и что-то возмущённо кричит. Видать, и правда, сильно ударилась. А пристёгиваться надо, вообще-то!
Нимфа в это время заканчивает своё дефиле и оказывается рядом, окатив подругу шлейфом терпковатых духов. С визгом, в прыжке она обнимает обескураженную Соню и, завидев в её руке цветок, кричит:
Ух ты! Сама купила или мужик подарил?
Соня, пожалев, что как-то проболталась, что давно уж покупает себе цветы сама неслыханное унижение для женщины! глухо отвечает:
Мужчина.
Да ладно! Врёшь! и Ириска выпытывает дальше: И что, он хорош? Много зарабатывает? Давай, давай! Колись!
Да не знаю я.
Смотри, не западай раньше времени! щебечет подруга. Сначала всё узнай, а потом решай: твой-не твой. Чтоб у него квартира своя была! Понятно? А то так и прокукуешь в своей коммуналке до пенсии! А у тебя уже гусиные лапки вон и скорбные складки и она умолкает многозначительно, с жалостью.
Своей квартиры Ириска тоже не имела, порхая перелётной птичкой от хахаля к хахалю только и успевала таскать чемоданы.
Да поняла я Соня утыкается носом в герберу и болезненно морщится. Каждый раз сценарий её отношений был одинаков: она влюблялась исключительно в тех, с кем не стоило даже заговаривать.
«Есть в тебе что-то недобитое», бухтела Ириска. Сама она выбирала партнёров тщательно, по целому ряду параметров, бракуя даже идеальных, казалось бы, претендентов, которые липли к ней, словно пчёлы на мёд. Ириска упорно назвала всех Жорами не могла упомнить имён. И те откликались. Жоры, раз за разом, разочаровывали. Она обзывала их слабаками, тоскливо ныла: «Вообще не мои берега» и паковала свои чемоданы. Пару месяцев назад она как раз рассталась с очередным таким Жорой и нашла себе следующего.