Призрак исчез в кустах, оставив мягкое шевеление гибких прутьев и тихий звон невидимого колокольчикадилинь дилинь-динь
Теперь ждать некогда. Теперь надо бежать в подвал. Теперь надо отыскать и закрыть «вход», о котором сказал призрак погибшего мальчика. Закрыть самыми толстыми «досками», какие придумаем. А лучше всеговзорвать энергофугасом, когда «окно» из враждебного мира только-только откроется.
Вставив конденсатор в ЭФ-1, рубчатый корпус которой был неотличим от обычной «лимонки», я скомандовал:
Сарафанов, со мной. Волхов с Руисом. Двигаемся навстречу друг другу от торцов к серединеподвал здесь сквозной. Если в подземной части все нормальнодальше на чердак, а затем вниз по квартирам. Ходу!
На бегу я видел, как Василий и «танковый» мужик указывают на машину со «святой водой». Но ждать было совсем некогда; отмахнувшись, я вцепился в кирпичный уступ и скользнул в открытое оконце подвала.
Я пошел дальше не сразу. За последнее время появилось у меня стойкое отвращение ко всякого рода подпольям, чердакам, углам и чуланам, копящим темноту в своих пыльных карманах. Когда отстроим Ленинград после войны, он будет чистым и стеклянно-прозрачным, настоящим городом будущего. Это будет столица Мира, Счастья и Труда, городпобедитель фашизма и прочей адской нечисти. И никакая чернь не поселится больше в его домах.
Ступени шли глубоко вниз, словно ко дну глубокой ямы, и РУНА светила ярко-алым, будто у гнезда чертей. Шедший следом Сарафанов поежился.
Ну что?
Ворот застегни, сказал я и решительно полез в тартар.
Пять ступеней темноты, затем поворот, еще три. И РУНА потухла.
Михей, атас! голос порвался, но Сарафанову повторять не надо. Он отпрыгнул под лестницу, беря на мушку фронт, а я свой тэтэшник нацелил в потолок. Что-то упало на щеку. Мокрое. Соленое. От черт! Ладони взопрелиаж пот ручьем.
Михей, у меня руки шалят.
Сарафанов пробрался через гнутые отводы парового отопления и спросил:
Чувствуешь что-то?
Я помотал головой.
Нет, ничего конкретного!
Ну, тогда вперед потихоньку.
Через десяток шагов мы уперлись в кучу хлама, облитого вонючей жижей.
Как думаешь, по нашей части? спросил Михей, наматывая соплю из кучи на проволоку. Воняет!
Меня даже смех взял, несмотря на мокрую от страха спину. Стоит человек, нюхает похожее на слизняк месиво и говорит, что ему, видите ли, воняет. Правда, Михей при всех своих плюсах не был искушен в тонкостях юмора и, чтобы не обидеть слишком прямого товарища, я отвернулся, сказав что-то нечленорадельное.
Неизвестная субстанция, подвел он итог, обходя белый студень.
Шли мы не в косой нахлест, как советовал Руис (рупь за сто, от охотников-иезуитов узнал, мракобес), и, видать, проскочила незаметной первая синяя зарница. Я уже был недалеко от проема в подвал следующей парадки, когда Михей крикнул, поворачиваясь назад:
Смотри, старлей! В жирной темноте что-то мигнуло фиолетом и рассыпалось маленькими искрами.
Синим цветет болотник, странное существо, приходящее в Город с теплыми ветрами. Когда наступает лето, этот рыхлый и, в общем-то, флегматичный ОРВЕР становится опасен. В темноте он едва отличим от кошки, поэтому не обращают на его присутствие должного внимания. А болотник выбирает себе жертву: одинокого человекаслабого или больного, дожидается, пока тот уснет, и забирает жизненную силу. Организм представляет собой смесь млекопитающего, рептилии и насекомого. Единственное, что его выдаетсвет в момент поглощения. И тут болотника лучше не трогатьмаленький поганец может наброситься, и послесловие укушенного о мохнатом клубке с паучьими ногами отнесут к бреду при бешенстве. Еще нельзя встречаться с ним взглядомможно провести недолгий остаток жизни в повсюду кажущемся фиолетовом тумане.
Прилипнув к ограждению, Сарафанов изрядно убавил пыли, вытирая лицом доски; но что там внутри, так и не определил. Наконец, вогнав в щеку острую занозу, лейтенант предложил осмотреться по периметру. Я разрешил:
Ладно, только быстрей давай, а то он уже вовсю шурует.
Дверь нашлась метров через пятнадцать. Самая настоящая дверь с табличкой: «Стой! Высоковольтное напряжение» и самодельным плакатом чуть ниже: «Участок 2-бис». Стрелка прибора гуляла под стеклом, и я сунул отошедший на покой механизм за пазуху.
Так, Михей. Я открываю дверь, ты кидаешь «вспышку» и падаешь. Далее по обстановке.
Понял.
«Участок 2-бис» взорвался лимонной вспышкой ослепляющей гранаты, высвечивая ворвавшегося с противоположной стороны испанца в летной фуражке, закрывающегося ладонью Костю, какого-то упавшего человека и неподвижную фигуру с черной головой и лапой в синих молниях. Я целил прямо в черную голову, но термопатрон впился метра на полтора выше. Сарафанов, гад, руку подбил сапогом и улыбался без раскаяния, опустив ствол грозного КАСКАДа.
Вы чё, мужики, совсем подурели? отозвался упавший на пол дядька, отряхивая спецовку. Одни винтарь в зубы тычут, другие А у нас план, между прочим. Двадцать ферм за день, хоть кровь с носа. Он ткнул рукой в железную паутину, кучей сваленную под оконцем. Ну, скажи им, Серега!
Фигура, бившая молниями, сорвала лицо, которое валялось теперь бесхозно и матово круглело черным сварщицким оком.
Готово, отставил держак сварщик и обратился к стоящему рядом Косте:Закурить есть?
Пока Волхов рылся в карманах, я рассматривал железные шкафы, тиски с разваленными губами, электропечку и металлическую пирамиду. Для чего им затеялось ваять в подвале такую мудреную штуку?
Все, парни, шабаш, сказал Сарафанов. Воздушная тревога. Всем пора в убежище.
Та ладно, командир, не все равно в каком подвале накроет? Коренастый мужик в спецовке открыл зеленый шкафчик и вытер потное лицо, бросив майку на глянцевую лыжницу из «Огонька» (дверца была заклеена подобными силуэтами, в основном, женского пола). Да и работы на полчаса, два захода и готово! Сам товарищ управхоз Дрейцер торопил: «надо, говорит, Собачакин, в срок металлофермы сдать. Их на укрепрайоне ждут, скоро машина за ними будет. Быстрее, понимаешь, надо, уважаемый». Понял? Уважаемый! А тыбросай немцы!
Собачакин превратил пальцы в кулак.
Да мне эти немцы тьфу, я их на Луге, как тараканов, давил мозолистой рукой.
Как же товарищ управхоз собирается эти железяки отсюда вытаскивать? спросил Костя. Вы ж их в одну посваривали. Теперь ни в какую дверь не пройти.
Костя прав. Я внимательно присмотрелся к подозрительной пирамиде. Сие удивительное творение питерских левшей не то, что в двери не влезетего вообще нельзя оторвать от пола, ввиду нескольких заколоченных в бетон штырей. К ним и была приварена пирамида двойным швом. А в середине зачем-то выбили стяжку идеально ровным кругом, прямо до грунта. Тут же валялись выбитые куски бетона, один из которых повалил табурет с доминошными костями. «Дупель шесть» упал в середину ямки и одиноко белел там.
Ай, начальство знает, махнул рукой Собачакин и опять стал вытираться.
А я, чем больше смотрел на пирамиду и ее ваятелей, тем меньше мне все это нравилось. Уж больно похожа была арматурная вязь на проекционную пентаграмму, из-за которой пришлось взорвать церковь на Аптекарском острове.
И еще меня сомнение взяло: чего они шлаком сварным дышат? Компрессор ведь естьмаленький пыльный агрегат с «тысячным» движком стоял рядом. Чтобы отыскать кнопку, мне пришлось нагнуться к мотору, а Сарафанов взялся устанавливать принадлежность рабочих к учреждениям трудового фронта.
На каком основании вы проводите несанкционированные МПВО огневые работы? заскрипел его голос. Где разрешение?
Так ведь Дрейцер потеряно ответил Собачакин и опять взмок.
Чего он потеет все время? Глазки бегают. Может, они подкоп тут замыслили в магазин напротив?
Михей стребовал документы и потный слесарь начал рыться в куче спецовок, рукавиц и штанов.
И ваши, сказал я сварному.
Парень усмехнулся, ворочая пальцами в нагрудном клапане.
Здесь наряд и пропуск, он отдал Волхову корочки, а затем, сняв держак, ткнул в Костю электрическим кабелем.
Если бы Михей успел бахнуть из карабина, все вышло бы по-другому, но этот хрен Собачакин толкнул от стены арматурный хлам. Стальной центнер мигом накрыл Сарафанова. И Руис не мог стрелятьсварщик, держа тело Кости как щит, добился ближнего боя с испанцем.