Вы что, ребята, целуетесь, что ли?
Мы с Астрой обернулись.
Тьфу-ты! Я их зову-кричу Ну ты как, Саблин, живой?
Я вздохнул с улыбкой облегчения:
Ты откуда взялась?
В темных лучах закрываемого облаком солнца упирала руки в боки Совета Полтавцева.
Там нет уже, где брали, хмыкнула Ветка и, нисколько не пугаясь страшно серых глаз, отчитала принцессу:Ты чего это, Далматова, отцу-инструктору санпомощи толковой не можешь оказать. Это ведь из-за тебя ему дырок в плече понаделали.
А чего было Юрочку трогать?
А чего было Юрочке за моральное разложение кашу варить?
Какое разложение?
Да твое, с Саблиным!
Мне Жуков сказал, что отец-инструктор устроил дебош.
Да ты на рожу его смотрела хоть раз из глаз?! уже орала Полтавцева, заставляя оглядываться редких прохожих. Ты спала с Андрюхой! Понятно? Вот что этот жучила наплел! А Саблин ему всю морду разворотил и за это попал в милицию.
Андрей Антонович Вы же с Халецкой в город уехали.
Астра, смолкнув, глядела на угол дома, упираясь ладонями в зеленый брус лавки. Казалось, в усилии сказать что-то, она оторвала пальцы от крашеного дерева, но свела их уже в кулак и с обидой ударила себя в бедро.
Почему вы не рассказали мне?.. еле двинулись ее губы.
Но Ветка услышала и, будто в трубку тугоухому собеседнику, который на деле слышит нормально, просто говорит не слишком громко, опять кричала:
Слушай, не нервируй меня! Ну, дал по морде Андрюха! Что ему, на всех крышах орать об этом?!
Вы должны были мне сказать, Андрей Антонович! вспыхнула Астра. Должны были! Резко поднялась и ушла, не оглядываясь.
Ты был похож на лося в прорубижалкий и испуганный. Полтавцева, сделав из ладони козырек, глядела вслед принцессе. Смотри, не влюбись.
Мне не положено.
Сашке Круглову тоже было «не положено». А он из-за нее с моста прыгнул.
Что еще за Круглов?
Да был у нас физик в том году. Втюхался по самые уши и бултыхв Невку. Еле откачали.
М-да, серьезно.
Куда уж серьезней. Так что, Саблин, глядиопасная штука. Сашка так, на поверхности, а сколько парней молча зубами клацают.
А почему молча? Если понравится кто, мы знаешь какие!
С другими, может, и какие. А Далматова вас, как тигров на тумбах, держит. Только глазами едите. Даже Ероха, гопник один знаменитый в масштабах квартала. Так и он, как Бобик на цепи, хвостом пыль подметает. Да ты видел его.
Угу, видел. И что она? Так ни с кем и не ходит?
Дружит. С Леней Федотовым. Книжки в парке вместе читают.
Все ты знаешь, Ветка. Возникает даже вопрос: что ты тут вообще делаешь? Как меня разыскала?
А чё тя искать, не пятак. Завуч послал. Мы, говорит, хотели попросить Тимкина, а ему дело срочноепроводи, говорит, нового педагога. Я в нашей школе, между прочим, пионервожатая. Старшая.
А я тебя не видел ни разу
Совета расстегнула клееную дерматином сумку и, порывшись, вытянула красного вида блокнот с огнем поверх звезды: «Слушателю курсов руководителей пионерских дружин».
Растешь, Полтавцева!
Старшая пионервожатая хохмы не приняла и обиженно сунула книжицу обратно.
Дурак!
Ну, Ветка, ну извини, я легонько ткнул ее пальцами под ребра. Со стороны это выглядело, наверное, очень смешно: широкоплечая девица с перевязанными лентой волосами, вместо модной завивки, по-детски защищается длинными руками от вполне совершеннолетнего мужика с портфелем.
Ну и черт с ним, что смешно. Ветку я любил, хотя было в ней чересчур много прямоты и совсем мало всяких женских штучек, которыми слабый пол умеет приковывать к себе внимание. Виной тому были многочисленные братья и сестры. Придя с Врангелевского фронта, глава семейства принялся клепать маленьких Полтавцевых с таким усердием, что вскоре уже сбивался со счета. Эта орава съедала большую часть времени и денег, так что Ветка, бросив институт, пошла работать.
Все, Саблин, ты лишен пионерского расположения и сочувствия, заключила Совета и, забрав мой портфель, указала в просвет между домами. Вперед! На трамвай!
Дома я сразу же улегся на диван, охая и постанывая до тех пор, пока Ветка не залезла в недра полированного буфета, шурша бумагой.
Так и быть, накормлю увеченного товарища. Где у тебя соль?
Там, в шкафчике, скромно протянул я руку в верхний угол и закрылся подушкой, когда вожатая извлекла бутылку с казенным содержимым. Мне надобно поддержать гаснущие силы, а ты должна составить мне компанию. Ибо питие в одиночестве есть алкоголизм.
Ветка задумчиво разглядывала наполняющийся стакан.
Ты все-таки моральный разложенец, Саблин, не без огня дым был.
Обвинение полностью отвергаю! Я рыцарь, получивший ранение в битве за честь дамы. По семупредлагаю выпить за дам.
Мы выпили по одной, и я завернул, пока был в «удобном случае».
Между прочим, пора, чтобы кто-нибудь покусился и на твою честь.
Уж не ты ли этот «кто-нибудь»?
Не ну я, вообще Лёшик как тамшансы имеет?
Ветка отчаянно хлопнула вторую рюмку и махнула рукой.
А-а, у него один бокс на уме.
Ветка, а ты чего, ни с кем еще?
Она подцепила кружок лучка и, подняв его, скинула в широко открытый рот.
Ну, ты совсем с ума сошелтакое спрашивать.
Упал задетый локтем нож и Полтавцева, наклонившись в его поисках, болтала что-то невразумительное из-под стола.
Чего ты говоришь?
По шее, говорю, дам в следующий раз за такие вопросы.
Ну, Свет, я без всякого Ты ж ведь нормальная девчонка, только краской не мажешься и это
Что это?
Ну, прямая какая-то. Как стрела.
Вопросительно и удивленно распахнулись карие глаза с длинными ресницами.
Кривыми и скользкими только подлецы бывают, Андрюша.
Да я не про то. Вон, Саньке Лаптеву, что ты на вечере сказала, помнишь?
Ну, что руки у него мокрые.
Ну и мокрые. Потеет человек от волнения, а ты без деликатности его при всех дураком выставила.
Совета глубоко задумалась, перебирая в памяти недавний август. Лаптев тогда ушел красный как рак и долго не показывался на людях. А Ветку вообще обходил потом десятой дорогой, как и большинство парней, причесанных острым язычком «девушки с веслом».
Может, и прав ты. Только, знаешь, каждому кланятьсяспина обломается. Наливай лучше.
Мы снова дерябнули, и хмель уже вступил в свои обязанности, начиная ворошить угли пониже пояса.
Полтавцева, давай я тебя со своим другом познакомлю. Он тоже спортсмен, борец.
Какого общества?
ЦДКА. Сейчас он бронетанковый командир, в Латвии.
А летчика у тебя нет? С Дальнего Востока.
Я вспомнил Старкова и облегченно констатировал, что сие не вызывает у меня никаких душевных треволнений. Видимо, рецидив заканчивался, открывая горизонты дальнейшей жизни. Светлый путь, так сказать.
Ветка-а
Что?
Если что, ты это то давай с тобой мы
Иди в баню, пьяный дурак.
Она закинула руки за голову, скаля ровные белые зубы.
Заботливый какой выискался!
Полтавцева встряхнулась, будто прогоняя чертиков из головы.
Все! Пьем только чай, а то я привлеку тебя за попытку соблазнения.
За попытку не привлекают.
Ничего, тебя привлекут. Тоже мне герой-любовник! Она звякнула фарфоровой крышкой, улыбаясь своим мыслям, а затем вооружилась сахарными щипцами. Устроил притон, понимаешь (Кр-р-рах!). Водка, занавесочки, ковер-фантазия (Крр-ррах!). Иди вон лучше Аську охмуряй!
Потекла горячая струя, оседая шипящим паром на дне заварника, и в комнате несмело появился аромат душистого кок-чая.
Какую Аську?
Далматову.
Так, вождь краснокожих, ты уж в одну дуду дуди. То говоришь: не подходи к нейс моста упадешь; то наоборот. Ревизионизм какой-то!
Сам ты ревизионист, засмеялась Ветка, бросая фантик лимонной конфеты. Фантик упал прямо в стакан, и, вытаскивая бумажку, она так близко наклонилась, что наши лица почти касались друг друга.
А знаешь, как девчонки в лагере тебя на первах называли? Совета положила голову на упертые в скатерть локти и вытянула губы. Милый дрю-юг.
Это с чего же?
Ну, как с чего? Рубашечка шелковая, пиджачок с одеколоном да здрасте-пожалуйста, да извините-прошу На станцию каждый вечер бегал за четыре километра. Телеграммы посылать. Думали, что ты сынок профессорский.