Во всяком случае, одно то обстоятельство, что на неопределенно долгий срок я совершенно был лишён крыши над головой, привычного меню и еще многих других радостей цивилизованного мира, которые делают нашу жизнь полноценной и, самое главное вполне сносной и удобоваримой.
Конечно, я не Астрайка и не могу поглощать Эвересты кондитерских изделий в один присест. И, сдаётся мне, я, не затрачивая на то особых усилий, могу обойтись достаточно долгое время без фруктозы и сахарозы. Но, согласитесь, ежедневный рацион, основой которого является органический белок в виде плохо прожаренных зеленых ящериц и змей не вселит долгосрочного оптимизма в будь кого. Во всяком случае, и в данном контексте это не просто игра слов, но сладкой такую жизнь не назовешь.
Вываренная, стерилизованная обработанная всевозможными способами пища человеконаселённого мира, дотоле так полюбившаяся урбанизированному мне, была отныне недоступна опять жемне же.
А наличие всех этих донтов, завров и подов, кишащих здесь в изобилии и в поражающем глаз многообразии, только усугубляло моё и так далеко ушедшее вперед в плане усугубления положение.
Скорее всего, я являлся единственным и неповторимым представителем славного некогда, а теперь безвестно сгинувшего рода человеческого, совершенно единственным мыслящим существом во всей солнечной системе. А, учитывая тот факт, что человечество начало распространяться по Вселенной именно отсюда, с Земли, на которой я и находился в данный момент, довольно мрачная картина демографического апокалипсиса вставала передо мной во всей своей неприглядной, вопиюще откровенной реальности.
Глава XXXIX
А попробуйте и вы оказаться первочеловеком, единственным представителем человеческого вида во Вселенной.
Отныне и естественно в силу изложенного, я не вправе был рассчитывать на чью-либо помощь в своих дальнейших скитаниях по этому миру.
Мое жилище, найденная мной в первый же день пребывания в триасе, каменная пещера была неплохим средством защиты от агрессивного мира. Тем более, что находилась она на высоте не менее восьми метров от земли. Я специально выбрал такую пещеру, чтобы даже самый высокий из местных хищников, насколько я был знаком с палеонтологией, даже самый рослый из них не смог бы дотянуться до входа.
К тому же по вечерам я неукоснительно, по раз и навсегда заведенному правилу, зажигал у входа костер. Что само по себе способствовало ещё более надёжной охране.
В общем, я стал жить в этом девственном, нетронутом мире, жить в странной, параллельной вселенной, посвящая день рутинной, неинтересной, но жизненно необходимой работе. А, когда непроглядная ночь опускалась на землю, и янтарные отблески горячего пламени плясали на отливающих красным скалах, я предавался размышлениям о смысле жизни, о жизни во вселенной и возможности процесса схлопывания вселенной до размера одного атома, сообразуясь с теорией, вычитанной некогда в одной бульварной газетёнке.
Иногда, сквозь чуткий, насторожённый сон, смаривавший, так или иначе, меня в эти короткие и в то же время непомерно длинные ночи, я слышал утробный рёв и тяжелую поступь, от которой вздрагивала земля и затихало всё живое. И тогда волосы на моей голове, даже во сне шевелились, а душа тоже во сне уходила в пятки.
С дико колотящимся сердцем я просыпался и вглядывался в обступившую светящиеся угли темноту. И моя подстёгиваемая страхом фантазия рисовала существ, аналогов которым нет даже в самых кошмарных снах.
Но рёв стихал, и я успокаивался. И снова проваливался в чуткую, легко проницаемую для звуков внешнего мира дремоту.
К своему счастью или несчастью я не мог даже и предположить кому принадлежал тот или иной ночной рёв. И, тем не менее, встретиться с исполином, исторгающим подобные звуки, я бы не согласился, предложи мне кто-нибудь нечто в таком роде.
Видимо, лишь по этой простой и вполне понятной причине в определённый период времени пришлось изрядно потрудиться. Я нашёл свой топор, который бросили вдогонку Жестяной и который с тех самых пор так и лежал в траве.
Вот таким образом, с помощью одного только топора я соорудил отличную ограду из остро отточенных бревноразмерных кольев. Ограда опоясала всю лужайку и одну из скал с моей пещерой в ней. Ещё ограда прихватила часть холма, на котором, собственно, и стояла экспроприированная мной у мезозойских пространств скала. Скалагигантский камень, природное образование, не меньше, чем восьмидесятиметровой высотыглядела в низкое, закопченное вулканами и забитое до отказа птеродактилями небо словно бросая вызов всему живому на этом участке планеты.
Я трудился не покладая рук. И на четвертый день непосильного и изнуряющего труда на моих ладонях даже полопались кровавые мозоли. Зато через три недели ограждение, представлявшее собой двурядный частокол, состоящий, как я уже говорил, из небольших, заостренных кверху и вкопанных в землю тупым концом, бревен, это ограждение обозначило периметр моих владений. При всем при том, внутренний ряд кольев смотрел строго вверх, а наружный в сторону противоположную лагерю, приготовляясь таким образом отразить нападение вероятностного противника.
Чего уж там скромничать, и гиганту такое препятствие могло оказаться не по зубам.
Конечно, и я вынужден в этом признаться, строительство стратегически важного для меня объекта далось нелегко. Я даже не знал, откуда у меня и силы-то берутся. Но осознание опасности каждодневно угрожающей со стороны непроходимых джунглей, понимание того факта, что я попал в совершенно чуждый, кровавый и беспощадный мир, придавало сил. Всего за месяц титанического труда мне удалось невозможное. Я воздвиг непреодолимый, вселяющий в душу уверенность, барьер на подступах к жилищу.
Зато потом я блаженствовал.
Конечно, блаженствуя, я не забывал внимательно наблюдать за тем, что происходило за оградой. Я присматривался ко всему, что меня окружало. И прислушивался к звукам, доносящимся из невообразимой чащобы джунглей. Из всех этих переплетений, созданных усилиями множества лиан, пронизавших, словно всепроникающая паутина, непроходимые джунгли.
Пока всё шло спокойно. И я хорошо понималне всегда будет так. Рано или поздно для того, чтобы сохранить себе жизнь, мне, возможно, придется изобрести и другие, более действенные меры, чем, например, пещера и крепкий забор.
А ещё я стал набирать вес, который потерял за время обустройства лагеря.
Слава Богу, в пище недостатка не было. В воздухе в изобилии носились крылатые существа самых разных размеров и конфигураций. А по земле скакали, бегали, прыгали и ползли их бескрылые аналоги.
Довольно скоро я научился отличать ядовитых тварей от всех остальных. Особенно в своих исследованиях я поднаторел после того как на сороковой день пребывания в этом свихнувшемся, безумном мире я сбил длиной и суковатой палкой одно особо наглое летающее существо, пытавшееся вцепиться в мой скальп острыми, как бритва, когтями.
Этот маленький дракон, воплощение злобы и коварства, абсолютно и исключительно черного цвета с длинным и крепким шипастым клювом и противными жемчужными бородавками по всему телу отчаянно бросился на меня, когда я совершал утренний променад, обходя принадлежащие мне владения и проверяя не было ли за ночь нарушено ограждение и не вторгся ли в пределы моей вотчины какой-нибудь непрошеный гость из внешнего, как я видел, прямо кишащего агрессией мира.
Дракончик, а это был именно он по всем моим даже самым робким прикидкам, с размахом крыльев в целый метр, спикировал сверху. И только по счастливой случайности я вовремя заметил опасного визитёра.
Может быть, в самый последний и решающий момент я отскочил в сторону, одновременно взмахнув крепкой, донельзя суковатой палкой, с которой в последнее время не расставался даже во сне.
Острый сук палицы угодил летучей твари в бок, пропоров его как тонкую бумагу. И, издав противный скрежещущий звук и обливаясь черной тягучей кровью, бестия рухнула на землю. Какое-то время она злобно шипела, зыркая выпуклыми глазищами. Потом вскочила на ноги, и заковыляла ко мне. Она явно намеревалась во что бы то ни стало все-таки вцепиться в меня. И я без сожаления окрестил палкой тварь еще раз, сломав её уродливый хребет.