С прибытием, Каэ, отозвался модуль связи голосом Эвии.
Вот это для Каэ было удивительно! Он и не ожидал, что его будет встречать сама Эвия Лои, руководитель экспедиционных партий в планетарных системах созвездия Спрута Тоэс, командир базового звездолёта.
Рад тебя слышать, Эвия! бодро отозвался пришедший в себя от удивления Каэ.
И мы рады, странник, отозвалась древним привествием Эвия. Когда пройдёшь шлюз и избавишься от скафандра, поднимись, пожалуйста, на верхнюю палубу. Лифт на площадке перед шлюзом будет тебя ждать. Я буду ждать тебя в центре управления. Сожалею, странник Каэ, но времени на отдых у тебя не будет.
«Что-то серьёзное» подумал Каэ, возвращаясь к прежним мыслям.
Старт с базы, полёт на космолёте, выход из атмосферы планеты, приближение к кораблю его работа, привычная, но в тоже время каждый раз, каждый полёт заново переживаемая как приключение, отвлекла его на время от тревожных дум, развеяла было то неприятное, гнетущее настроение, охватившее его после разговора с Элметом.
Но теперь, после такого приёма и подчёркнутой спешки
«Не только серьёзно, но и плохо» решил Каэ. «По настоящему плохо».
Мразь! выкрикнул Курци и наотмашь ударил арестанта.
Голова избиваемого резко качнулась назад, брызги крови разлетелись в стороны.
Курци поднёс к глазам кулак, плотно обтянутый чёрной перчаткой, посмотрел брезгливо на стекавшие по шероховатой перчаточной коже тёмные капли, и вытер о заляпанную бурыми пятнами рубаху арестованного.
Имя! снова зорал Курци.
Я уже отвечал, распухшими губами по слогам произнёс арестант. А-д-е-н.
Курци шлёпнул ладонью по щеке арестанта.
Что?! Повтори!
Повторяю, с механической (но отчасти как будто и ироничной) интонацией повторил арестант. Меня зовут Аден.
Род занятий! снова взорвался криком Курци.
Арестант тяжело вздохнул и попытался выпрямить заломленные за спину и плотно стянутые наручниками руки. И тут же застонал от боли.
Да что ж вы так кричите? слегка отойдя от боли, заметил Аден. Мы тут одни, в подземелье вашем
Бункере! продолжал бушевать Курци. Интеллигент бестолковый! Сколько раз тебе объяснять? В бункере для допросов! Ты арестован по предписанию полевого суда Республики и находишься в руках жандармерии! И до окончания следствия я не позволю паршивому!..
Ну, хорошо, согласился Аден. В бункере, по постановлению Но мы же тут одни, да и сижу я рядом с вами. Вы даже не стоите, а нависаете надо мной, да ещё и очень больно бьёте. А орёте так, как будто во время грозы допрашиваете целую толпу злоумышленников. Ваш крик сбивает меня. Вы постоянно грубите мне, оскорбляете. Неужели вы думаете, что примитивное хамство добавляет вам административного величия? И вообще Мне трудно сосредоточится
Губы у Курци задрожали. Он отошёл на полшага от стула, на котором сидел закованный в наручники арестант и резко пнул Адена в живот. Тяжёлым, с полосками металла и шипами на подошве, прочным, всепробивающим жандармским ботинком.
Если бы арестант сидел на обычном стуле, то от такого мощного удара он непременно отлетел бы назад и рухнул на пол. Но стул был жандармский, стальные сварные ножки его были прочно привинчены к полу.
Потому арестант лишь ударился спиной о решётчатую спинку стула.
Аден вскрикнул, захрипел и тонкая струйка крови потекла с подбродка на грудь.
Голова Адена поникла. Арестнат потерял сознание от боли.
Слабак, припечатал допрашиваемого Курци. Думаешь, раз тебя в институтах твоих болтать научили, так ты мне голову заморочишь? Да я профессорам яйца на допросах выкручивал! Генералов на дыбе подвешивал! Чтоб ты знал
Потом подумал и добавил:
Дерьмо! Тупая скотина!
Курци особенно гордился тем, что ему с неизменным успехом удавалось превращать бывших чистюль и рафинированных умниц в «дерьмо» и «тупых скотов». И никто из встретившихся с Курци в комнате для допросов не избежал этого превращения.
Ты у меня ещё обгадишься, пообещал арестанту Курци.
Но произнёс это уже спокойно, без крика.
Курци опустил закатанные рукава кителя. Довольно насвистывая, подошёл к столу и грузно опустился в кресло.
Вот теперь он был доволен собой. Разогретая допросом кровь весело бежала по венам, мышцы (одеревеневшие было от ежеутреннего переписывания бумаг) налились приятным жаром. Щёки, пухлые и обычно бледные от постоянного сидения в полутёмных казематах бункера, слегка порозовели.
Курци даже потрогал их ладонью, чтобы лишний раз ощутить подступающий к коже жар.
Вот это работа! воскликнул Курци.
И достал из ящика стола папку с делами арестованных за последние три дня.
Я вас всех сегодня пропущу через давилку, пообещал арестантам Курци и, щёлкнув кодовым замком, раскрыл папку.
Да, теперь он был доволен собой! Он поймал настроение, поймал кураж. Вместо изрядно поднадоевшей бумажной работы, заполнения формуляров, бланков допросов и представлений на новые аресты, он дорвался-таки до живого, настоящего, действительно важного для Республики дела.
Я знаю, кто ты, заявил Курци, обращаясь к арестанту.
Тот лишь промычал в ответ, не поднимая головы. Похоже было, удар ботинка надолго лишил его сознания.
«Ничего» успокоил себя слегка заволновавшийся было Курци. «Очнётся, никуда не денется. Эти умники живучие, хоть и дохлые на вид. Жизнь любят, за жизнь цепляются Если и дальше будет мычать и страдальца из себя корчить водичкой окатим. Холодной, из шланга. Абориген проклятый! Надо же, даже на такой дикой, затерянной в космосе планете и то, понимаете ли, шпана образованная попадается! Вот ведь подлость-то какая!..»
Курци вырос в самом нищем квартале Готтарда, в котором была всего одна начальная муниципальная школа. Впрочем, по бедности и обычному в их районе шалопайству Курци и её не закончил. Так что если бы не курсы полиции Готтарда и не восемь долгих лет службы в службе охраны на далёкой фактории не видеть бы Курци серебрянных плетёных шнуров, нашивок и жандармских погон.
Гнил бы он сейчас в исправительном доме в одной камере с дружками-уголовниками, коих так много вышло в криминальный свет из их весёлого квартала.
Вышло, да быстро ушло
Или бы работал на погрузчике в космопорте, как безвременно сгинувший от алкоголизма папаша.
«А я вот человеком стал» подумал Курци и погладил себя по редеющим волосам. «Офицерики, чистоплюи, брезгливо смотрят. Даже в офицерском клубе нас, жандармов, сторонятся. За один стол не садятся, гады! Брезгуют! А кто, позвольте, спросить, ваше дерьмо разгребает, аристократы вы проклятые? Кто подчищает за вами? Кто ваши тылы прикрывает, спины ваши? Кто самую грязную работу берёт на себя? Кто ваши ручки оставляет чистыми? Кто, в конце концов, позволяет вам быть благородными?»
Аден застонал и попытался поднять голову. Но уронил бессильно и снова потерял сознание.
Стон арестанта отвлёк Курци от возвышенных и одновременно отчасти горестных мыслей.
Самодовольство, смешанное с обидой, вдруг неожиданно сменилось брезгливой жалостью к арестанту.
Дурак ты дурак, сказа ему Курци и вынул первый листок из папки. Давно бы во всём сознался, рассказал бы, что знаешь о дружках своих, бандитах, да спокойненько в блок «А». Там тебя приняли бы как положено, проволоку на шею, ноги на табурет и вперёд! Сегодня бы к вечеру был в раю или что там у вас, дикарей, вместо него? В общем, успокоился бы. И мне хорошо дело закрыто. И тебе хорошо меньше мучений. Конец всё равно будет, но конец он разный бывает. Кроме блока «А», для хороших людей, есть ведь и другие блоки, для плохих и упрямых
И Курци невольно вздрогнул, вспомнив те самые, другие блоки. Честно говоря, он не одобрял все эти нестандартные экзекуции, но
«Это тоже часть работы» утешил себя Курци.
Курци собрался было рассказать поподробней арестанту об этих ну, в общем, нехороших, конечно, прямо скажем страшных вещах или, точнее Но в этот самый момент раздался предупреждающий звон зуммера, дверь в комнату открылась и вошёл