Тень мелькнула в глубине комнаты.
Длинная очередь веером ушла в темноту, пули прошили стену. Отлетели куски штукатурки и белая пыль, смешанная с синеватой пороховой дымкой, повисла в воздухе.
Десантник посветил фонариком, медленно проводя лучом по полу и стенам.
Пусто. Только посредине комнаты, подрагивая коченеющими лапами, лежала сражённая очередью большая лиловая ящерица.
«Вот зараза!» мысленно выругался десантник. «Ещё патроны на тебя тратить»
Он щёлкнул закреплённым на груди переключателем портативной рации, и доложил:
Говорит Канхубер! Господин лейтенант, здесь чисто.
Рация что-то невнятно прошипела в ответ.
Канхубер ещё раз выругался, на этот раз вспомнив и о демонах.
Где-то рядом работали гравилёты, уничтожая крупную базу повстанцев в укреплённом горном районе.
Их плазменные установки били непрерывно, выжигая горный массив, и помехи от этих ударов выводили из строя всю электронику, в лучшем случае напрочь перекрывали шумом и треском все каналы связи.
«Демоны эти рации придумали!» с раздражением подумал Канхубер. «То в бою из строя выйдут, то теперь»
Господин лейтенант, группа возвращается, доложил Канхубер в надежде, что хоть односторонняя связь, пусть и с помехами, но сохранилась.
«Впрочем, ничего другого нам и не остаётся».
Канхубер вышле на середину улицы. Ждавшие его появление трое огнемётчиков приблизились к командиру. Один их них, крепыш Хейцер, глянул вопросительно на сержанта.
Никого, отрезал Канхубер. Не изводите заряды на эти развалины, ребята.
Так-таки и никого? недовервчиво переспросил Хейцер.
Стоявший рядом ним капрал Огген хлопнул Хейцера по плечу.
Невоспитанный ты человек, Хейци. И с дисциплиной не знаком. Сказал сержант: «никого»
Этот остряк Огген мастерски научился передразнивать сержанта, имитируя резкие интонации его голоса! Канхубер давно уже мечтал как-нибудь наказать его за излишнее остроумие, да всё как-то повода не находилось.
значит, никого. А по кому стреляли, сержант? Жёлтая змея?
Ящерица! выкрикнул Канхубер. Капрал, ты у меня когда-нибудь дошутишься! Клянусь!
Хейцер сплюнул в пыль и тронул сержанта за локоть.
Не заводись, командир. Огген пари выиграл, вот от радости с утра всех передразнивает.
Огген нежно прижал к груди тускло блеснувшую на закатном солнце стальную трубу огнемёта и самодовольно улыбнулся. И прикоснулся перчаткой к жёлтым капральским нашивками на рукаве.
Я полоску такого вот жёлтого металла Хейци обещал отдать.
Если? хмуро спросил Канхубер.
Ему уже порядком поднадоели эти постоянные пари и ставки подчинённых. Но поделать с этим сержант ничего не мог: ребята уже которую неделю не выходили из боёв с повстанцами, а в промежутках между боями их постоянно бросали то на проверки таких вот развалин, то на патрулирование, то на преследование мелких разрозненных групп повстанцев.
Нервы у всех от такой беспокойной и неустроенной жизни были до предела расшатаны, а эти постоянно заключаемые между десантниками пари, нечто вроде игры, хоть как-то снимали напряжение.
Хотя иногда заканчивалось всё это
«Чуть на мине однажды не подорвались» вспомнил один особенно нелепый случай Канхубер.
И нахмурился.
«Ночью на спор бегали Вокруг озера. И прямиком на минное поле забежали. Нет, иногда они как дети малые! Право слово»
Если стрелять сегодня ни в кого не придётся, пояснил Огген. И задницы кому-нибудь подпаливать
Я, принаться, думал, что здесь кто-то остался, добавил Хейцер.
И показал рукой на пустые дома с чёрными, слепыми провалами окон.
Дома стояли рядами вдоль улицы: молчащие, притихшие, немые, будто смертники, выстроившиеся перед расстрелом и стремящиеся хотя бы покорным своим молчанием хоть немного продлить свою обречённую жизнь.
Казалось, они даже сжались от страха и краски их фасадов, ещё недавно яркие, мнгоцветные стремительно блекли, будто в предсмертной бледности.
«Да нет, чепуха!» Хейцер помотал головой, словно отгоняя морок. «Это просто закат, темнеет»
А что, надоело стрелять? спросил Канхубер.
Без толку, пояснил Хейци. Время теряем Мне вон моя дура написала, что ей на курсы надо идти. Дизайнер, она видите, художник в душе. Кресла свои проектирует с системой левитации, а дома сесть не на что. Я ей в прошлом сезоне перевод посылал на кресла и ванну с массажем. Ничего не купила! Куда деньги подевались до сих пор не знаю. Тоже мне, хозяйка Теперь, видите ли, учиться ей захотелось! А ребёнок с кем останется? Мою мамашу разве уговоришь с пацаном посидеть?
Он у тебя ходить начал? Канхубер двумя пальцами изобразил неровную походку малыша.
Бегает уже, ответил Хейцер. В отпуск пора, сержант. Совсем одичаем тут.
И к местным бабам подходить нельзя, вставил Огген.
Третий огнемётчик, Грейзе, горестным кивком головы подтвердил правду этих слов.
Это всё жандармерия, добавил Огген. Сами импотенты паршивые, так и всем остальным кое-что подрезать норовят. Я давно заметил: как среди аборигенов какая баба покрасивей найдётся, так жандармы ей первой верёвку норовят на шею набросить. Точно говорю! Я всё потому
Хватит! оборвал его Канхубер. Вы сейчас не до отпуска, а до каторги доболтаетесь!
Огген замолк и с подчёрнутым страранием стал отряхивать пыль с серо-зелёного камуфляжа.
Свободу не цените! начал было сержант.
Но неожиданно замолк и выразительно постучал кулаком по каске.
«Болтуны!»
Ладно, подвёл итог Канхубер. Почесали языками и ладно. Сейчас проходим по улице. Хейцер по левому ряду, Огген по правому. Грейзе замыкает. Я впереди, на удалении в пять шагов. И смотрите, засранцы, в спину мне не шарахните! Каждый работает по своей стороне, Грейзе только направление назад.
Не в первый раз, командир, успокоил его Грейзе.
У нас на всё и про всё пол-хорра, определил Канхубер. Палите всё к демонам, ребята! Как приказано!
Само собой, вздохнул Огген. Вовремя местные отсюда убрались
Всё, идём! прервал его сержант. К началу улицы, выстраиваемся и вперёд!
Они прошли назад шагов на сорок, развернулись и медленно двинулись вдоль домов, в сторону центральной площади.
Огонь! скомандовал Канхубер.
Огнемёты с хищным, драконьим свистом выбросили длинные красно-оранжевые огненные струи, и первые здания вспыхнули, охваченные прыгающим, голодным, быстрым, взлетающим к самому небу огнём.
В нарастающем свете вечернего пожара тени запрыгали по серой земле, подхваченные ветром искры полетели в тень подступающих сумерек.
Пожар огненными волнами расходился по городу.
Быбросив бело-синие снопы пламени, включились маневровые двигатели.
Космолёт, разворачиваясь, стал полукругом заходить на посадочный курс.
Впереди, ослепительно-белой громадой контрастно выделяясь на космическом бархатно-чёрном фоне, занимая едва ли не три четверти широкого панорамного иллюминатора, висел, покачиваясь, словно древний фрегат на набегающей океанской волне, базовый звездолёт, частица далёкого, и особенно дорого теперь Каэ Зелёного Мира.
Каэ знал, что покачивание звездолёта иллюзия. Раскачивается с борта на борт, меняя курс, его космолёт крохотная лодчонка у борта огромного судна.
Каэ провёл ладонью над считывающим экраном, мысленно передавая команду двигателям на торможение.
Космолёт, плавно замедляя ход, выравнивая движение с ходом базового корабля, подошёл к посадочному модулю.
Каэ глянул мельком на пульт управления: по контрольным экранам пробежали жёлтые полоски сигналов. Бортовой компьютер космолёта обменялся сообщениями с компьютером базы.
Телескопические фермы-манипуляторы посадочного модуля выдвинулись вперёд, выпустив гибкие механические пальцы захватов.
Захваты вошли в раскрывшиеся пазы на бортах космолёта.
Каэ ощутил лёгкое подрагивание: базовый корабль аккуратно притягивал его космолёт, прижимая стыковочным узлом к переходному шлюзу.
Есть захват, есть стыковка! доложил Каэ. Готов к переходу.