Я туго затянул ремешок на затылке, зажмурился, потом сдвинул неудобную пряжку туда, где ей и положено было быть, и открыл один глаз. Все было сделано так, как описывал Фихт, но ничего не изменилось. Я потянулся к листку, чтобы свериться с текстом,и полетел. Вернее, полетела комната, а я остался на месте, судорожно хватая рукой воздух в поиске опоры. На мгновение показалось, что стены меня просто раздавят. Комната так сузилась, что я невольно сжался.
Мир стал другим. Из него словно выдавили все яркие краски. Остались только всевозможные оттенки серого. Я и не представлял, что их может быть столько. Здесь серый переходил в почти черный, а тут, напротив, светлел до почти белого. Наверное, таким мир видят кошки, когда охотятся в темноте, подумал я и прильнул к смотровому окошку.
Эй,с разочарованием произнес я, постукивая костяшками пальцев по двери.Где вы?
26
Призраки так и не появились. Я всматривался в полумрак их темницы, но видел лишь кости и черепки. Закрались нехорошие мысли: опустить рычаг, распахнуть дверь и войти в эту бочку, отделанную кошачьими шкурами.
Нет, нельзя! Неизвестно, сколько их там и что они выкинут при виде живого человека. Я гнал дурные мысли, но они как шальные мухи продолжали кружиться здесь, рядом, в моей голове. Сто демонов! Когда еще представится такая возможность? Когда Фихт вновь отправится в город? В конце концов, разве не за этим я забирался в его лабораторию? Увидеть живого призракатакая удача. Ведь можно не заходить в темницу, а просто слегка приоткрыть дверцу, осторожно заглянуть. И вообще, кажется, для живых они неопасны. Тела-то у них нет, а значит, и покалечить тебя не способны. Рука не сожмет меч, зубы не перегрызут глотку. Только и могут, что напугать. Ну так мы не из пугливых. И время, время, время. Сколько я уже здесь? Мама и Марта наверняка уже беспокоятся. Ушел с утра пораньше не пойми зачем, да еще и орал среди ночи, как резаный. Я бы забеспокоился. Ох, не допустите небеса!еще искать начнут. Сюда придут, а где я?нет меня, в тридцати локтях под землей. Не найдут. Чего доброго, село подымут. Тогда старик точно узнает, кто разгромил его лабораторию.
Я схватил рычаг и потянул его вниз. Где-то в стене глухо скрежетнуло, но рычаг не опустился. Не сдвинулся ни на кончик пальца. Казалось, прирос к стене. Тогда я обхватил его обеими руками и потянул изо всех сил. В стене снова что-то скрежетнуло, рычаг снова не поддался. Либо механизм просто-напросто заржавел, либо требовал мужицкой силы. Оставалась последняя надежда: повиснуть на нем всем телом. Пришлось убрать одноногий столик.
Повис. Подогнул колени и дернулся, поморщившись от боли.
У-у-м.
Царапины еще и коростой не успели покрыться, а я опять их расшевелил. Руки соскальзывали с гладкого и толстого рычага, боль вышибала слезы, от злости кровь приливала к щекам; я висел, дергаясь, как пойманная на крючок рыбина. Потолок то падал, то подпрыгивал, то расширялся, то сужался, то светел, то темнелсмотреть на мир одновременно обычным и Кошачьим глазами было неудобно. Так что я предпочел зажмурить тот, где лежала колдовская пряжка.
Усилия не прошли даром. Упорный противник решил сдаться. Со скрежетом старого тележного колеса рычаг опустился; я увидел, как непокорная дверь слегка отошла от стены, и встал на ноги. Образованная щель брызнула пылью и затхлостью.
Фуу,невольно выдохнул я, отворачиваясь от двери.
Я так намучился с рычагом, что на страх просто не осталось сил, да и потревоженные раны заставляли думать не о нем, а о боли. Заглянул в щель, слегка сдавив нос. Поглядел на темницу сквозь Кошачий глаз. И с горькой усмешкой подумал, что призраки сдохли. Глупость, конечно, но другого объяснения их отсутствию я не видел. Зато видел перед собой часовые стрелки, наворачивающие круги; видел злые глаза колдуна, который обнаружил, что все его магические ловушки сняты; видел, как кричащие сельчане стаптывают башмаки в моих поисках.
Нужно было решаться, рисковать. Но не забывать про осторожность. Хватит с меня сосчитанных ступенек и жирного одноглазого кота. Ножом или магией призрака не взять, шубы из кошачьей шерсти поблизости не виднопридется довольствоваться тем, что есть. А что есть? Расколотый здоровенный кот. Его лапы и хвост.
Гадость какая! Я поднял кошачий хвост. Он еще не оттаял, и потому походил на кривую палку, обернутую серо-белым мехом. Магия пробила кота насквозь. Немудрено, что он разбился, как хрупкая ваза. Долго еще таять будет. До утра, наверное. Была мысль вернуться в прежнюю комнату, обмотаться кошачьей шерстью с головы до ног, но я и так уже здесь подзадержался.
Сжимать хвост было все равно что сосульку. Холодный, влажный и скользкий. Закрой глазалед льдом. Откройзамороженный кошачий хвост. И все-таки какая-никакая защита. Надеюсь, в нынешнем состоянии он не потерял главного качества. Ладно, пора.
Узилище для призраков дыхнуло густой пылью; воздух в лаборатории мигом потяжелел. Я чихнул прямо в открытую дверь, потом протер глаза. Разогнал пыль ладонью. Фихт, что ли, вообще ни разу темницу не отворял?
27
Пришлось опять зажмурить глаз, и мир опять сузился, потемнел, а затем раздулся до привычных размеров. Поблекли краски, но не исчезла вонь. Полумрак пах кошками, но не призраками. Я оглядел чудо-темницу от стены до стены, от пола до потолка. Никого. Опустил взгляд: порога под ногами не было, но его можно было представить. Один шаг, одна черта
Мурашки по коже. Колючий холодный комочек в животе двигается туда-сюда, растет. От волнения, от страха хотелось закрыть глаза, но тогда терялся всякий смысл этого опасного шага. Мне надо было видеть призраков, а не мрак. Перед тем как зайти, я выставил руку вперед, предупреждающе помахал замерзшим кошачьим хвостом. И, вспомнив небожителей, переступил невидимую границу. Хрустнули древние кости, нога почти по колено ушла в них, следом утонула втораяглубокое костяное озерцо.
Дышать стало легче. Чистый лабораторный воздух развел смрад темницы. Кости, шкуры и ни следа призраков. Я сделал пару шаговкак по сугробам, только хруст жесткий, злой. Ну где вы, демон вас побери?! Огляделся: ничего, кроме
В загробном полумраке светился огонектам, внизу, в груде костей. Я сдвинул пряжку на лоб, наклонился и взглянул на пол человеческими глазами. Оцепенел, проваливаясь в мрачное прошлое, в сельские кошмары, в мир, ограниченный лесом и горами. Мои башмаки, три моих неловких шага разворошили неприятные воспоминания. Подняли ил беды и горя со дна памяти. Окруженная костями и черепками, посреди темницы, обитой кошачьими шкурами, блестела падающая звезда. Круглый сребристый камешек, за которым я когда-то нырял на дно озера. Кусочек моего детства, кусочек моего прошлого.
Я поднял падающую звезду, отер большим пальцем и еще раз взглянул на нее. Ноги подогнулись, потекли слезы. Я уселся на кости и закричал от ужаса, от злости, от страшной правды, в которую не хотелось верить:
Не верю! Не верю!
Мне было все равно, услышат меня или нет. Появятся ли призраки, появится ли Фихт. Пальцы крепко держали Лилин оберег. Небожители, я сам долбил эту дырочку, сам продергивал сквозь нее ниточку. Нет, так не может быть. Он бы не сделал этого! Гнев тек с кошачьих шкур, капал с потолка, поднимался от костей и бурлил внутри меня. Я словно попал в водоворот, как маленький кораблик. Я кружился и кружился, увлекаемый гневом на беспросветную, ледяную глубину.
От ярости метнул лед, который застыл белой кляксой на мохнатой стене. А ведь эти черепа такие маленькие, эти кости такие тонкие
Хруст, забирающийся в самую душу. Поняв, чьи останки лежат подо мной, я вскочил на ноги и наконец-то увидел призраковпризраков сельских детей. Вздрогнул.
Гнев мгновенно сменился страхом. Страх, впрочем, тоже был скоротечен. Но лучше бы он остался, потому что следом не пришло ничего, кроме пустоты. И эта пустота была хуже самого страшного страха в мире. Словно вместо бьющегося сердца возникла огромная черная дыра, пожравшая и гнев, и страх, и мысли. Не оставившая ничего. Моя победа над мертвым королем, мой чудесный дар, мои антимагические успехивсе, чем я гордился, чем жил, чему радовался, вдруг исчезло в пустоте. Вдруг стало таким мелким, глупым рядом с горем пленников этой темницыпылинкой в песчаной буре.