Самая тонкая резьбаэто резьба по горлу!заорал Ухмыл, буквально беснуясь под оконцем Махины, топая ногами и размахивая руками, так что даже страшновато стало за балабойкуказалось, он вот-вот врежет ею по железу Махины. Врежет и разнесет вдребезги.
Благуша вздохнул. Скорбно посмотрел на бесчинствующего за оконцем крайна. И вдруг широко, не хуже самого Ухмыла, осклабился:
«Человек может все, пока не начинает что-то делать». Вот так-то, бандюковская рожа.
Эта апофегма добила бандюка окончательно и бесповоротно. Перрон просто жег ему пятки, оставаться здесь, перед глумящимися над ним харями, он был уже не в состоянии, чувствуя, как от бешенства туманится разум. Последний его вопль прозвучал воплем утопающего:
Мы с тобою очень схожи на предмет помятой рожи!
И бандюк, сорвавшись с места, сбежал с глаз долой, чтобы оставить хоть какое-то слово за собой, и, соответственно, прихватив, хоть и сомнительную, но победу.
Благуша же, в охватившей его глубокой задумчивости продолжал невидящим взглядом смотреть в оконце, а народ вокруг, сраженный его познаниями не хуже бандюка, ошеломленно молчал, переваривая услышанное.
Схватить за жабры можно только того, кто попался на удочку,тихо, больше по инерции, чем по необходимости, и как бы ставя жирную заключительную точку, проговорил Благуша напоследок. После чего повернулся к барду и виновато сказал:Прости, Воха, не удалось нам отвоевать твою балабойку.
Ну, ты даешь, торгаш,шумно выдохнул Воха Василиск, уставившись на него округлившимися от восхищения глазами.Чешешь, как по-писанному!
Да по-писанному и чешу,улыбнулся Благуша. Достав из кармана армяка томик апофегм, он показал его Вохе. Скрывать ему было нечего.
Что, все премудрости прямо отсюда и взяты? А ну дай-ка глянуть
Благуша, может, дальше поедем, пока бандюки что снова не придумали?напомнила Минута.
Угу, вже долгонько стоим, скатертью дорога,поддержал ее Проповедник.
Кивнув, торгаш подошел к приборной доске и уже вполне привычно нажал требуемые кнопки.
Благуша, а нельзя ли эти остановки вовсе прекратить?спросила послушница Храма Света, внимательно глядя на его уверенные действия.Не вечно же нам удача будет сопутствовать.
Хорошо бы,отозвался слав с сожалением,но не знаю, Минута, не знаю, любимая, как это сделать.
Невдомек было Благуше, что в задумчивости своей слово он заветное произнес, да Минута услышала, услышалаи сердечко взволнованно застучало. Первый раз такое слово вылетело из уст Благушине для кого-нибудь, для нее! Любимая Приметив, как Воха с Проповедником обменялись понимающими улыбками, она смущенно зарделась.
Благуша, ничего не замечая вокруг, все смотрел и смотрел на приборную доску со всеми ее причиндалами, как бы в ожидании некоего озарения, и размышлял. Пришлось и Минуте сделать вид, что ничего особенного не случилось.
Но Махиной же ты можешь управлять,напомнила девица,вон бандюков как пеной-то угостил, любо-дорого было посмотреть...
Слав снова вздохнул, да так тяжко, что присутствующим стало неловко, и поднял на нее затуманенные думой глаза:
Веришь, аль нет, оторви и выбрось, а до сих пор не знаю, как вышло.
Верю,тихо ответила девица. Хотела добавить «любимый», но не смогла. Не повернулся язык. Может, позже получится И решила больше не мучить слава вопросами.
Спустя совсем малое время Махина уже споро набирала ход, а путешественники, предварительно пропустив по чарочке сивухи для успокоения нервов, снова расселись на лежаке, чтобы дед мог закончить свой рассказ, прерванный на весьма интригующем месте.
И, пожалуй, лишь для Вохи приключения Проповедника теперь частично потеряли свою занимательностьбард, словно дорвавшаяся до сладкого муха, живо листал странички Благушиной книжицы, похохатывая в особенно забавных местах.
Но у Проповедника хватало слушателей и без него.
Глава 20, в которой для удобства читателя рассказ Безумного Проповедника приведен полностью
В жизни можно рассчитывать только на самого себя. Да и то не всегда.
«Апофегмы»
С энтой выпивкой вечно одна и та же подлость: никогда не ведаешь, что выпил лишнюю чаркудо тех пор, пока не выпьешь её. Так и у меняникак не могу вовремя остановиться, скатертью дорога. В общем, проснулся я в то утро после жуткого, прямо-таки зубодробительного похмелья продрал очи, поднял башку, глянул окрести ничего не понял из того, что узрел.
Валяюсь, значит, на каком-то крошечном огородике, опоясанным высоким плетнем из ивовых прутьев. Среди грядок с капустой. Хорошая такая капуста, крупная, ядреная, жаль токмо, что свежая, на закусь еще не годится. И растет на диво так плотно, прямо друг на дружку лезет, аж завидночтоб у меня так росла! Токмо вот хруст от нее какой-то странный доносится. Продираю очи еще разок Ах ты, скатертью дорога! Оказывается, не на огороде я валяюсь, а прямо посреди свинарника, на голой землице. И капуста та, понятное дело, не грядках растет, а в корыта навалена, щедро так навалена, с горкой. И жрут ее, ясень хрен, свинтусы, кому же еще в свинарке обретаться. С большим аппетитом, надо заметить, жрут, жрут и подозрительно так на меня так позыркиваютне пристроюсь ли рядышком, не ущемлю ли ихнюю долю. А хорошие, кстати, свинтусыздоровенные, упитанные, в самый раз под нож на сало пускать.
Сквозь муть и дурную ломоту в башке начинаю прикидывать, куды энто меня занесло. У меня дома вроде как свинарника не имеется, токмо огород, и не плетнем обнесен, скатертью дорога, а самым нормальным забором из резного штакетника. Я все-таки тогда был не из самых бедныхковалем был, как-никак, по-нынешнемукузнецом. Значит, не у себя я. А у кого? У кума? Так у него во дворе всего пара хрюнделей обретается, и то тощие, вечно недокормленные. Зато выпить гораздыОлдь Великий и Двуликий от них упаси, прямо как и сам кум, усе в хозяина. Было как-то, в сарай к нему забрались, где он сивуху из мудильных яблок гнал, так всю выжрали, скатертью дорога, ничего нам тогда не оставили. А после, спьяну проломив забор, дня три город на уши ставилисо всеми собаками перехрюкались, да всех кошар на деревья позагавкали. Уж неведомо, сколько бы еще чудили, ежели бы их всем миром не отловили и не водворили во двор кума обратно. И как он тогда подлюков этаких не прирезал, ума не приложу
Ага, что-то наконец в башке забрезжило, не зря, оказывается, о куме подумкал! Смутно припоминается мне, что вечор мы провели с ним на пару. И вечор, опять жепомнится не менее смутно, вроде как удался на славу. Кумхороший мужик, завсегда мои начинания поддерживал, особливоповеселиться, отвести душу после тяжкого трудового дня. Ну точно, скатертью дорога, пару кувшинов с замудиловкой он тогда и выставил! Нет, постой, но начинали-то мы у него дома, чего-чего, а наглые рыла его подлючих свинтусов, что назойливо к нам в окна с двух сторон дома заглядывали, и вожделеюще хрюкали, я помню Куды ж нас опосля занесло?
Напрягаю башку изо всех сил.
Хм Кажется, приняли мы с кумом энту пару кувшинчиков полностью. До донышка. Оно ведь известноотказаться можно от первой чарки, но не от второй. А добавки у него, видать, не оказалось, вот и пришлось идти искать. На душе, сами разумеете, ведь вже захорошело, как отказаться от продолжения?
На энтой мысли какой-то особливо наглый хрюндель ткнул меня розовым рылом в бок, проталкиваясь к корыту промеж своих собратьев, потому как место токмо возле меня и осталось. Но меня он плохо знал. Первый раз, верно, видывал. Ох, и осерчал же я на негои так одна думка другой тягче, так еще свинтус какой-то мешает! Вскочил я на ноги, схватил хрюнделя одной рукой за жирный загривок, а другой за куцый хвост, вскинул над башкой, не взирая на отчаянный визг, и токмо собрался было забросить за плетень, с очей долой, как внезапно поняла ведь драчка была. И точноэвон и бока на мысль откликнулись, заныли все разом, как больной зуб трехдневной подлости.
Задумкавшись, я энто визжащее рыло аккуратно поставил обратно на загаженную землицу. Оно, понятное дело, сразу удрало в самый дальний конец свинарника и бесследно пропало с очей, а я принялся домысливать проклюнувшееся озарение. Ничего особливого, конечно, в драчке неткак водится, до нее дело завсегда доходит, потому как какая же энто пьянка без рукомаханиятак, перевод продукта. К тому же по молодости, а мне-то тогда едва полтинник набежал, можно сказать, мужичина в самом расцвете сил, я энто делорукомахание, любил пуще бабских прелестей. Недаром меня народ, скатертью дорога, Синяком тогда именовывал ну да, Синяк, нормальное имечко, ничего зазорного в нем не углядываю, к тому жевроде как за заслуги. Ведь не токмо других любил тумаками угощать, но и меня, бывало, потчевали. И как потчевали, прямо от всей душилюбо-дорого посмотреть, постоянно с фингалами по всей физии хаживал, словно с ними на свет зерцальный и уродился Энто уж после меня Безумным Проповедником нарекли но не буду забегать поперек батьки в пекло.