Если всё время бежать от проблем, от решений, то странно, когда эти решения начинаешь принимать. Осознанно принимать. Не под влиянием юношеского максимализма и желания доказать другим, что ты можешь, или когда польщаются золотыми горами, а именно в момент, когда ты понимаешь, что не будет выгоды ради поступка. Просто приходит осознание, что именно так, в данный момент, это верно, а другого решения не существует. Или не так, другое решение есть, но оно свернёт тебя с того пути, который уже выбран. Значит, я какой-то путь выбрал и в тот момент решил, что если уйду, то предам себя? Похоже на то.
Я только выше натянул одеяло на нос. Колючая шерсть раздражала кожу, но грела. Печки в камере никто не предусмотрел. Тут я понимал стражу. Это не курорт, чтоб отдыхать в тепле. Холод и сырость пробирали до костей, но я знал, что осталось не так долго всё это терпеть. Скоро закончится сезон дождей, тогда меня отсюда вывезут. И, возможно, я сюда не вернусь. В этот город. В идеале и реале я должен буду не выдержать всех тягот каторги и там сдохнуть. Какая вероятность, что я там выживу? Низкая. Я точно погибну, но прежде чем умереть, мне нужно было понять. Понять мотивы поступков, те повороты, куда я сворачивал с прямой дороги и протест не идти понятным путём. Привычным путём.
Наверное, всё шло из той жизни, когда я подавлял все свои желания, в угоду других. Мне казалось, что распланированная шаблонная жизньэто придел мечтаний, не понимая, что на деле хочу я. Именно тот я, который проявлялся в мелочах и единичных личных желаний. Здесь же я старался проверять себя на прочность. Пытался как-то жить иначе, чем там. Но в итоге сдался и вернулся к привычному образу жизни, который был мне знаком ещё в моём мире? В том мире, где была относительно мирная жизнь и не надо было ходить с оружием. Где технологии были культом, а человек был потребителем.
И вот этот образ жизни я хотел перенести сюда, а потом встретил тварь и решил, что мир иной и правила здесь иные. Верно, с такими мыслями я и шёл в кабак. Там же встретил этих уродов и решил, что надо жить по законам этого мира, дикого и непредсказуемого. Вот и уничтожил их.
Ты дурак, брат, раздался голос Раи со стороны двери. Я поспешил сесть, не веря своим ушам, что Рая сюда пробралась. Через миг дверь открылась и в камеру влетела моя взбалмошная сестра. Кинулась ко мне на шею. Если бы знала, что ты таких дел натворишь, то дома бы заперла! Ты хоть иногда думаешь на кого руку поднимаешь? Даже я это понимаю! Ты же идиот. Вот и как мне теперь быть?
Смириться, что я идиот, выпалил я первое, что пришло на ум. Она отодвинулась от меня. Грозно посмотрела.
Дурак! кулак в челюсть прилетел от неё неожиданно. Я на деревянную лавку полетел.
Ты чего творишь? хватаясь за ушибленную щеку, спросил я.
Голову, твою дурную, думать заставляю. Ты ведь забыл для чего она, раз такую ерунду говоришь!
Рая, потише, а то выгонят, сказал Санька.
Извини, она села со мной рядом. Что теперь делать будем?
Да ничего не сделаешь, ответил я.
Может встречный иск подать?
Рая, я виноват. За каждое деяние надо нести наказание, спокойно сказал я.
Ты понимаешь, что назад не вернёшься? осторожно спросил Санька. Я только плечами повёл. Чего тут говорить? И дураку ясно.
Вас не травят?
Пытались, но отец быстро напомнил, что ребята были не такие уж хорошие. Решили остаться каждый при своём мнение. Хотя люди нас стороной обходят.
Негласная травля?
Пройдёт, отмахнулся Санька. Мне этих не жалко.
Как ты так можешь говорить?! накинулась на него Рая. Санька увернулся от её кулаков. По инерции она пробежала несколько шагов и остановилась около стены.
У меня там на счёту ещё деньги оставались. Раздели между собой, отцом и Раей. Я разрешения дам.
Они тебе самому понадобятся, когда ты вернёшься! сказала Рая.
Ладно, сделаю, не обращая внимания на Раю, ответил Санька.
Вот и правильно. За мелкой пригляди.
Куда денусь? Слышь, Рай, теперь под моим присмотром будешь.
Иди ты
Э! Девочки не ругаются, остановил я её.
Она хмуро посмотрела на меня. Подошла. Опять полезла обниматься.
Я не хочу тебя оставлять здесь. Это не для тебя место. Подожди, мне будет восемнадцать лет и я тебя вытащу. А пока буду ненавидеть, что ты меня бросил. Что тебя не было рядом всё это время.
Рай, давай без глупости.
Это ты без глупостей. Мы же договорились быть напарниками. А напарники в беде друг друга не бросают. Ты не должен был так поступать со мной! Это подло. Вот и живи теперь с чувством вины! смахивая слёзы, сказала она. После этого выбежала из камеры, дверь в которую даже никто из них не подумал закрыть. Куда здесь было бежать? Тварям на съедение? Я это понимал и они понимали.
Потом привыкнет. Тебе там Света привет передавала.
Только не говори, что обещала ждать возвращения.
Нет. Она уже с другим мутит.
Верно, жизнь не стоит на месте. Бывай.
И ты держись, ответил Санька.
Они ушли. Вновь ключ в замке отрезал меня от свободы и неожиданно для меня от чего-то важного. Я и не думал, что они так меня ценят и переживают. Для меня отношения в семье всегда были больше похожи на игру, а не на реальность. Как будто я играл в симулятор семьи. Не было ощущения родства с ними. Да я и не стремился это родство почувствовать, чтоб не разочароваться, не попасть под контроль. Глупо было жить и не понимать, что меня никто не хотел контролировать, а просто хотели общения. Общениеэто ведь естественная потребность, как и уединение. Почему-то я это понял лишь сейчас.
Мы сами выбираем свой путь, сами решаем, как к нам будут относиться люди. Все решения за нашу жизнь есть лишь у нас. Впускать в душу тепло или создавать лёд, быть кем-то или оставаться слизняком. Я свой выбор сделал. Выбрал путь. Оставалось его придерживаться и больше никуда не сворачивать, как я уже делал до этого. Мне не хватало духа посмотреть вперёд, всегда были сомнения, что я не справлюсь с жизнью, поэтому было проще отступить, чем идти вперёд. Больше отступать и сворачивать я не собирался.
Дожди закончились через неделю. К тому времени я уже с ума сходил от одиночества. Со мной никто не разговаривал. Я чувствовал себя кем-то вроде чумного. Мне молча приносили еду, выводили до туалета, и всё. На этом больше никаких развлечений, кроме мыслей. Никогда в жизни я столько не думал, как в то время. Постепенно стены начали давить. Всё же хуже пытки для человека нет, кроме как остаться одному без дела, которое хоть как бы скрашивало время и заставляло это время двигаться.
Когда закончились дожди, то два дня дали, чтоб просохла дорога, а после этого меня погрузили в машину с охраной, которая должна была защищать караван. После этого потянулись однообразные дни пути.
Я ехал на заднем сиденье в наручниках и с кандалами на ногах. Разговаривать было запрещено. Максимум, что можно было это слегка поменять положение тела. Мы останавливались каждые шесть часов на полчаса, чтоб размять тело. Ночи проводили в фортах и городах, где меня определяли в камеру.
Дорога казалась разнообразием и одновременно это было что-то утомительное и тяжёлое. Каждый день мы были в движение, а я оставался на месте, потому что начинал понимать, что жизнь теперь проходит мимо меня. Я не мог в ней участвовать. Не мог сделать лишний шаг без разрешения. Добиваясь свободы в выборе, я загнал себя в угол. Это стало ощущаться острее, когда мы приехали в какой-то город, а там был праздник. Весь город гулял. Играла музыка. Я слышал смех и разговоры с улицы, находясь в камере. Охрана решила не заморачиваться нашим надзором. Они приковали нас к лавкам и ушли гулять. Одному мужику в камере со мной стало плохо. Он долго звал на помощь, потом стонал, а никому не было дело. Он умер с рассветом. К тому времени за нами пришли, чтоб накормить и погрузить в машину, чтобы ехать дальше. Труп оставили в камере, чтоб выкинуть ночью. В ту ночь и стало понятно, что окружающим на нас плевать. Мы были теми, кому не подадут руки, не помогут, если станет плохо. Мы нарушили правила этого мира и за это мир от нас отвернулся. Одиночки, которые по недоразумению остались в живых, чтоб отработать вину на пользу других.
Именно тогда я и стал задумываться, что нужно было выбрать казнь. Жизнь была слишком сложной штукой, чтоб бороться. Любая борьба требовала сил, а у меня этих сил не было. Какие могут быть силы у слабака? Я же всегда был слабаком.