Альтаф ГюльахмедовПЕПЕЛ ЧЕРНЫХ РОЗКнига 2
УЛГАК
«Правильно поступает тот, кто относится к миру, словно к сновидению. Когда тебе снится кошмар, ты просыпаешься и говоришь себе, что это был всего лишь сон. Говорят, что наш мир ничем не отличается от такого сна».
Лягва застряла в низкорастущих ветвях кожедера и жалобно пыхтела, не в силах вырваться из их колючего плена. Шипы, покрывавшие жесткие ветки, плотно вцепились в ее кожу подобно клыкам дикого зверя, причиняя нестерпимую боль.
Лягва тихо и неразборчиво плакала от отчаяния и обиды. Ее Поток и Мать давно ушли, подчиняясь приказу Старшего из Созданий, и оставили ее умирать в одиночестве, напрочь забыв о ней. Ей было горько и тоскливо. Лучше бы она погибла на охоте. Лягва ощущала поблизости врага, но не могла повернуться, чтобы дать отпор.
Живущий на Дне подполз к ней, и сначала пощупал ее бок передними крошечными передними лапками, похожими на детские ручки.
Убедившись, что добыча безопасна и съедобна, он подозвал сородичей и, расположившись позади, и с боков лягвы, так, чтобы она не могла достать их ядовитым стрекалом, неторопливо принялись поедать.
Лягва была очень отощавшая. Видно сидела в ловушке с тех пор, как Вожак с Реки увел всю Стаю из Леса, но это обстоятельство не мешало монстрам сейчас наслаждаться ее плотью и кровью, тем более вкусной, что поедали они ее живьем. Чтобы растянуть удовольствие они откусывали понемногу, наслаждаясь чувством страха и беспомощности исходящим от жертвы.
Лягва открывала свою безобразную пасть, но уже не кричала, когда в нее вгрызался самый нетерпеливый из монстров. Стрекало стремительно вылетало из ее пасти, круша тонкие веточки, но она не могла задеть врага и постепенно смирилась. Она стала вспоминать как Мать водила их на охоту в поход на дальние рубежи, и каким было вкусным то мясо, что они тогда нашли.
Глаза ее заволакивались, по мере того, как с каждым новым укусом, утекала из нее жизнь и последним образом, промелькнувшим в ее сознании, была опять таки грозная, но такая родная и милая Мать
Старик отдвинулся, уступая место Молчунумолодым требуется больше пищи. Они вечно тратят силы впустую, не удосуживаясь подумать, прежде чем принять решение или сделать бросок. Как это и произошло во время нападения на Болото
Молчун и Злюка, не дождавшись команды Старика, запрыгали тогда к добыче и гребенчугавожак стаи с Болот, успел рвануть зубами плавник непослушного Молчуна. Хорошо, что Старик вовремя пришел им на помощь. Гребенчуги всегда были злы и очень опасны. Но не опаснее повелителей вод.
Он усмехнулся
Мясо у гребенчуг было невкусное, но зато очень полезное и Молчун быстро поправился.
Старик недовольно заворчал, вспомнив, как трудно стало добывать еду.
Теперь Лес опустел, и надо было найти новые источники пищи.
Быстрый и Злюка предлагали спуститься по течению реки вниз до самых порогов, и там поискать счастья.
Может быть правдой, говорили они, окажутся легенды о Большой Воде, полной рыбы, но мозг Большерота хранил еще память о чудовищах Хозяина Гребенчуг, населявших те воды.
Большерот рассказывал им о тех временах, когда род Живущих На Дне Снойру был изгнан из Большой Воды, но молодые говорили в ответ, что другого выхода все равно нет, раз уж пища в Лесу кончилась.
Надо было решать!
* * *
Они двигались по опустевшему тракту в сторону Улгака.
Дорога была безлюдна, и это было непривычно, потому что в это время года ее активно использовали как варвары, везшие свои нехитрые товары в поселения, так и поселенцы, разъезжавшие по окрестностям к родне и знакомым, торопясь навестить всех до прихода зимы.
Эти разъезды всегда были головной болью для Вождя Ордена, так как после них поступало огромное количество жалоб от населения. Жалоб, совершенно пустяшных и не стоящих внимания на взгляд Рыцарей, да и жаловались то по большей части женщины.
Жаловались, к примеру, на ветерана Смигу, который, перепив, вспоминал свою боевую, бесшабашную молодость и, схватив припасенные им дома сахаларские мечи, начинал скакать при луне по снегу, отрабатывая технику атак и защиты в прыжках, как он потом объяснял в свое оправдание. И все было бы ничего, если бы не происходило это представление под окнами вдовы Ритчела, а сам Смига не упражнялся, в чем мать родила.
Дезенасупруга ветерана Белги бомбардировала Вождя сообщениями о том, что мужчина, именующий себя Белгой Носатым, нарушает Устав Ордена и позорит Цитадель заглядываниями на молодых особ и заигрываниями с ними. Эти письма Вождь прочитывал с особым удовольствием и даже иногда зачитывал вслух Фавнеру.
Дезена писала анонимно, но все знали, что кроме нее никто не пожелал бы следить за ее муженьком, и охаивать грозного Белгу.
Жаловались также на то, что Цитадель выделяет больше оружия или охраны, к примеру, для Восточника, и недостаточно для Южника, и вот это уже были дельные вопросы, и их надо было обсудить и решать. Вождь и собранный Совет сутками сидели над этими решениями, все больше увязая в болоте бытовых проблем.
Торкел задумался, как же теперь будет с поселениями ветеранов, и много ли их вообще осталось, ведь сахалары, сейчас, после падения Цитадели, не оставят их в покое.
Он дернул щекой, стараясь выбросить эту мысль из головы.
Сауруг перекинул одну ногу через луку седла, и мотал лысой головой, вероятно беззвучно напевая свои тягучие песни.
Айслин неуклюже мотался в седле, уткнувшись глазами в очередную книгу.
Торкел хмыкнул. Если бы совсем еще недавно ему сказали бы, что он будет путешествовать в такой странной компании!!!
Он мог представить себя рядом с Наином, Трэзом, на худой конец с Ролдоном, но маг и орк!!!
«Наин», вспомнилось ему, и он застонал сквозь зубы.
Воркан удивленновстревожено встрепенулся, встопорщив уши, и оглянулся на хозяина.
Торкел потрепал его по холке и заставил себя забыть и об этом. Ни к чему вспоминатьони там, куда направляются все одни быстрее, другие, упираясь. Конец всегда один и тот же
За Серыми Стенами, где их построят для новых битв. Только с кем они там будут сражаться?
Дорога вилась почти по дну бесконечного ущелья. Ниже была лишь узкая безымянная речка. Очень быстрая. Это можно было определить по тому, как дергались и отклонялись касающиеся ее поверхности ветви прибрежных зарослей черной ягоды.
Пока солнце стояло высоко, ничто не мешало Айслину развивать свой ум, и искать истину на книжных страницах. Но теперь стало гораздо темнее, и Айслин обеспокоено поворачивал книгу, стараясь уловить меркнущий свет и разглядеть написанное в ней.
Торкел только диву давался его совершенной неприспособленности.
Еду готовили на стоянках или Торкел или Сауруг по большей части все-таки Торкел, потому что кухня орков, предпочитавших полусырую недожаренную пищу не очень годилась для желудков людей.
Оружие, кони и все остальное тоже возлагалось на их плечи, и даже в караул ставить мага было себе дороже. Торкел как-то открыв ночью глаза, обнаружил Айслина за написанием стихов, размахивающего руками у костра, с походной тетрадью на коленях и совершенно не обращающего внимания на происходящее вокруг. Найдя, наконец, нужную ему рифму Айслин судорожно начал ее записывать, продолжая размахивать свободными конечностями. К утру лицо и руки его были измазаны чернилами, а сам он стонал по ночам так, что будил даже орка.
Торкел представил, что, оставшись без опекунов в их лице, а, следовательно, без пищи, Айслин сядет у придорожного камня и умрет от голода с книгой на коленях.
Голова его поникнет на изможденную грудь. Усталые горячечные глаза в последний раз вберут в себя краски постылого мира, а по исхудавшей прорезанной ранними морщинами щеке пробежит крохотная последняя слезинка
Торкел весело хмыкнул. Слезинка должна быть совсем крооохотной, поскольку он к тому времени так и не сообразит пойти за водой.
Таскать воду для мага было просто невыносимым занятием впрочем, как и все остальное.
Если вставал вопрос колки дров, или похода к ближайшему ручью, маг начинал их упрекать в том, что для них не существует никаких интересов кроме поглощения пищи и размахивания своими мечами. Это не мешало ему, впрочем, первым подсаживаться к котелку и, отвлекая их рассказами и вопросами, наворачивать за обе щеки.