А ты много школ сменила?
С пяток. На самом деле Деа побывала в десяти школах и жила в двадцати штатах, но не хотела об этом рассказывать. Мама не любит сидеть на одном месте, добавила она, когда Коннор вытаращил глаза. А ты?
Отца сократили, ответил он после небольшой заминки. Мой дядя, отец Уилла, здешний полицейский. Он подбросил отцу заказ по ландшафтному дизайну. Раньше отец был учителем. А у мачехи здесь родственники.
Стало быть, женщина, которая распаковывала коробки на крыльце, его мачеха. Деа ждала, что Коннор расскажет о родной матери, но он промолчал, и она не стала расспрашивать.
Он молчал, и Деа запаниковала, не зная, что сказать. У Коннора вдруг вырвалось:
Какая открытая местность Слишком много неба. Почти сразу он рассмеялся: Наверное, я просто привык к городу.
Деа понимала, о чем он говорит: здешнее небо походило на огромный открытый рот, грозящий поглотить тебя целиком.
Откуда вы переехали?
Из Чикаго.
Я там жила недолго, сообщила она. В Линкольн-парк.
Коннор поглядел в окно.
Значит, соседями были. Ну, куда теперь поедем?
Деа испытала невольное удовольствие. «Не доверяй ему, зашептал тихий голос, голос ее логики. Ты же знаешь, дело снова закончится разочарованием».
«А если нет? упрямо возразил другой голос. Может, у него четыре соска!»
Совершенно бредовая ситуацияДеа искренне надеялась, что у сидящего рядом парня четыре соска.
Можно в Цинциннати, сказала она. Всего-то в двух часах. Она пошутила, но в отражении в стекле, за которым проносилась коричнево-серая равнина, увидела, что Коннор улыбнулся.
А поехали, сказал он.
Ей было легкопочти слишком легкооткрываться Коннору. Меньше чем через час Деа рассказала больше, чем кому-либо за всю жизнь, даже Голлум. У них оказались общие вкусы и словечки, которых оба не выносили, вроде «сливок» или «влаги». Разговор перескакивал от влюбленности Деа в старого наркомана до ее неприязни к бананам: тогда они с матерью несколько месяцев прожили возле военной базы в Джорджии. Там у матери был бойфрендединственный на памяти Деа.
Значит, ты живешь с матерью? спросил Коннор. Деа почувствовала благодарность, что он не спросил прямо о ее отце. Ей было бы нечего ответить, кроме: «Ему очень идет красная рубашка-поло».
Она кивнула.
А ты? Братья-сестры есть?
На щеках Коннора дернулись желваки.
Нет. Уже нет. Он забарабанил пальцами по приборной панели, впервые выдав дискомфорт. Деа не знала, посочувствовать или спросить, что произошло, но Коннор улыбнулся, и выражение давней боли пропало. Ты правда терпеть не можешь бананы?
Деа испытала легкое разочарование, будто упустила возможность.
Я их презираю, уточнила она.
А банановый хлеб?
Еще хуже, поморщилась она. Зачем портить хлеб бананами? Какая-то тайная банановая вылазка. Лучше уж в открытую, когда их четко видно.
Коннор засмеялся и потрепал ее по подбородку.
Донахью, тыэто что-то, сказал он, и это прозвучало комплиментом.
Покопавшись в айфоне, Коннор включил для Деа свои любимые песни «Колдплей», «Смитс» и других рок-групп, о которых она даже не слышала, а он обожал. Оказалось, Коннор недолюбливает красный цвет («слишком очевидный»), сырой лук («но не вкус, а текстуру») и автомагистрали.
Они везде одинаковые, заявил он. Проселочные дороги куда интереснее, у них есть свое лицо. Но бывают и исключения, быстро прибавил он, вроде этого прекрасного шоссе.
Он показал в окно: они проезжали крупную ферму. Деа знала только одну дорогу до Цинциннатипо шоссе Ай-Эн-16, так что пейзаж за окном не менялся с самого Филдинга: фермы, стрельбища, плоские равнины.
В Чикаго Коннор был приличным пловцом«брал места в соревнованиях штата, но до национальных не дотягивал». Он терпеть не мог футбол и моцареллу («будто кожа инопланетянина») и верил в привидения. Всерьез. На научной основе.
Ты шутишь? не удержалась Деа.
Коннор раскинул руки:
Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Деа зауважала его за цитату из Шекспира и не стала спорить. В снах ведь тоже чего только не увидишь.
Оказалось, Коннор уже четыре года вегетарианец, что ее удивилохилым он не выглядел. В ответ на ее расспросы он пожал плечами и сказал:
Я очень люблю собак.
Мы не едим собак, удивилась Деа.
Вот именно, загадочно ответил Коннор. Хотя я уже не вегетарианецнедавно на меня что-то нашло в мясном буфете. Получилась безобразная сцена После сложных маневровв тесноте Коннор двигался, как марионетка с перепутанными нитками, ему удалось развернуться к Деа. Ну, а ты?
Я не вегетарианка.
Коннор засмеялся.
Я имею в виду твои вкусы! Что тебе нравится, не нравится, какие у тебя странности и мрачные тайны?
Деа чуть не брякнула: «Я брожу по чужим снам. Если этого не делать, начинаю плохо себя чувствовать. Мама боится чего-то неизвестного, поэтому у нас три замка на двери и нет зеркал. Должно быть, она сумасшедшая, и рано или поздно я тоже свихнусь».
Нет у меня никаких секретов, сказала она через несколько секунд.
В глазах Коннора мелькнуло странное выражение, но Деа не успела уловить, в чем странность.
Тайны есть у всех, заметил он.
Они начали читать рекламные щиты, выбирая надпись почуднее. Деа заработала три очка за «Лаванду» («Крупнейшая в Индиане империя садомазоигрушек, видеофильмов и постеров»), а Коннор записал себе в актив очко за «Фабрику звезд (фейерверки)» и два за выцветший биллборд с огромным распятием и подписью: «Встреться с Иисусом лицом к лицу!», а ниже шрифтом помельче: «Результата не гарантируем».
Они пересекли границу Огайо, когда Коннор заорал:
Тормози, тормози!
Деа нажала на педаль, едва не вылетев в кювет. Большущий плакат на палке, выцветший от дождей и солнца, был воткнут прямо в грязь: «Самый большой кукурузный лабиринт в Огайо». За ним начиналась золотая стена кукурузы, тянувшаяся до самого горизонта.
Ты серьезно? не поверила Деа.
Коннор не отрывал от плаката восторженного взгляда.
Самый большой, Деа! Такое нельзя пропустить!
Обернувшись, он на секунду положил руку ей на бедро. Сердце продолжало биться ровно, но едва Коннор убрал руку, как оно зачастило, будто прошлой ночью Деа не ходила в сон.
В последний раз она ходила по лабиринту в луна-парке «Фанвиль» во Флориде, всего в тридцати милях от «Диснейуорлда», но меньше, скромнее и прощеэквивалент дешевого магазина среди луна-парков. Мириам не любила толпу, но обожала лабиринты, напоминавшие ей прогулки в снах: та же странная логика, то же ощущение остановившегося времени и движение вперед без продвижения. Ей особенно нравился лабиринт в «Фанвиле», из дешевого белого пластика с блеском, походившего на снег (во Флориде настоящий снег увидишь нечасто). В памяти Деа осталось, что белые стены лабиринта были высотой с небоскреб.
Они с Коннором выбрались из машины. Деа ожидала увидеть очередь, но вокруг не было ни душиникаких родителей с детьми, бегавших по лабиринту. Билетная касса была заперта, на ней висела табличка «Закрыто». Аттракцион огораживал выцветший штакетник; в кукурузе виднелся проходначало лабиринта. С неба равнодушно глядело белое солнце.
В лабиринте оказалось почти так же душнои сумрачно. Коннор предложил пробежаться до центра лабиринта, и Деа сразу согласилась. От жары или от присутствия Коннора у нее слегка кружилась голова, как на Рождество в Хьюстоне, когда Мириам добавила рома в эгног и дала Деа целую чашку (до заката они загорали возле дома в бикини, а потом Деа проснулась обгоревшей, с головной болью и пересохшими губами).
На старт, внимание, марш! скомандовал Коннор.
После первого же поворота Деа потеряла его из виду. Еще через два поворота уже ничего не было слышно, кроме шелеста кукурузных стеблей от налетавшего иногда ветерка. Свернув еще, она оказалась в тупике и быстро пошла обратно. Сердце билось неровно, то и дело пропуская удар, а потом стараясь компенсировать. Стало как-то слишком тихо: даже облака в небе замерли.
Деа мучил иррациональный страх: что, если происходящеечасть сна Шоны Макгрегор? Что, если Деа еще не просыпалась и разговор с матерью и встреча с Конноромпросто ответвление сюжета, случайная аберрация? Вдруг Коннор исчезнет и она, Деа, окажется в лабиринте с Морган Дэвоу или Китом, водителем автобуса, а то и вовсе одна? Вдруг небо сейчас начнет таять, а кукуруза повалится, как костяшки домино?