Ольга ВоронМесть
(по мотивам японских легенд)
Розовые лепестки. Зелёные листья. Соломенная крыша. Ясеневые брёвна.
Острый луч закатного солнцапоследний, слепящий, подобный червонному золоту, косо перечёркивал двор и упирался в стену Храма. Словно заканчивающим иероглиф движением кисти написано «Личность». Сочетание линий поднимающейся плавной дугой крыши и остро режущего луча. И личностькак сочетаниеполна противоречий, сходящихся в одной точке. Душе.
Наставник поднял голову и слепо взглянул в небо. Пустые глазницы с зашитой кожей век, дрожащей невозможным плачем, искали солнце, искали тепло, искали благо.
Ты это сделал.
Он не спрашивал. Утверждал. Не оборачиваясь на беззвучные шаги и сдерживаемое дыхание подошедшего. Он знал.
Человек с комком одеял опустился на колени за спиной ещё не старого, но уже безжизненно-уставшего учителя. Опустился, не оберегая посечённое тело. Кровь, жадно пронзающая наспех наложенные повязки, потекла частым речитативом, закапывая белый песок лаконичного сада.
Сделал.
Дёрнулись под прижатым к груди грузом уставшие руки. И кулёк тряпок завозился, заходил ходуном, выпуская пухленькую ладошку. Пискнул. Ивздрогнул старик. Малыш захныкал, уверенно выбираясь из путаницы одеял. И старик, торопливо опираясь на искалеченные руки, погнал безногое тело на детский крик, на запах боли, на человеческое тепло. На ощупь, на понимание тяжести доли принял из ослабевших рук ребёнка. Слепо взглянул в свёрток, откуда сонно сощурилось личико. Лицо маленькой личности, чья судьба определилась косым пересечением двух взмахов кистей двух взмахов мечей двух сошедшихся линийкрыши храма и закатного луча
Старик скривился, сдерживая крик, прижал ребёнка к сердцу.
Кан БелыйМастер Дома, сказал он, склоняя голову.
Я не искал звания первого!
Это судьба, снова склонился старик, Тебе хватило понимания на чувство момента
Мне хватило силы, горько усмехнулся воин.
Помолчали. Только кровь гулкими каплями поделила время на отрезки тишины.
Хватило ли тебе мастерства убить его кратко? с трудом спросил старик.
Хватило, наставник Пат, тихо ответил он.
Хватило ли тебе мастерства убить её кратко? дрогнул старик.
Хватило, ещё тише отозвался воин.
Ты не тронул Сина Тебе достало духа. Спасибо. Но хватило ли мастерства, чтоб он не видел смерти родителей?
Не хватило, наставник Пат
Старик замер. Ребёнок на его руках, признав значимого человека, повозился, устраиваясь удобнее, и прижался к тёплому плечу. Наставник опустил голову, щекой коснулся лба внука:
Что прикажет Мастер Дома?
Воин тяжело поднялся на ноги. Здесь, в Доме, могут затянуться раны. Здесь, в Доме, не достанет свора идущих по следу. Здесь, в Доме, ты тих и светел, и наполнен музыкой всезнающего тростника, пережидающего сезон дождей Здесь, в Доме, теперь живут гнев и боль.
ТыМастер Дома Ждущих в Тростниках, сказал он. Я ухожу.
Угасающий луч, став алым, мазнул по надписи под крышей, словно бросил в спину уходящему хорошо знакомое с рождения: «Сердце добродетельного человека пребывает в покое, и поэтому такой человек не знает суеты»
* * *
Старик сидел молча. Уже давно привыкший к темноте и слабости, он мог не прислушиваться, чтобы понимать, какое оружие собирают крепкие ладони внука. Вот почти бесшумно лёг нож в бамбуковые ножны, вот пересыпались дробным стуком дротики, зашуршала змеёй меж пальцев верёвка, звякнули, ложась в кармашки сумки, смертоносные пластины Свистнул традиционный меч, проверяемый долгим ударом Куда ж без него, раз решается дело чести внутри Дома? Куда без него, если идёшь мстить, окрылённый историями об отце, Ити Милосердном, покинувшем путь Ждущего ради жизни простолюдина? Покинувшем, но не сумевшем оборонить свою семью. В столь юном возрасте мститель не задумывается о том, как настигает хищное прошлое У него ещё нет такого прошлого
Скрипнули доски пола. Внук вырос в отцавысокий, тяжёлый в кости, с налитыми силой плечами, гибкими запястьями и широкими ладонями. Гордость старого сердца. Тонкий отросток древней школы. Глупый котёнок.
Деда? Я пошёл!
Стукнула дверь.
Старик поднял лицо к потолку и не в первый раз пожалел, что вместе с глазами у него отняли способность заплакать.
Будь милосерден, КанМастер Дома
* * *
Он сидел на самом краю горной террасы, в трёх шагах от маленького огородика, в пятиот крыльца покосившегося дома. Весело плескалось в кувшине дурнопахнущее пойло. Весело размахивал руками и болтал ногами пьяница. Весело орал:
Жил-был человек с кувшином! А в кувшине не было дна! Но человека то не смущало! Он пил невозможно много! Он всегда оставался пьяным! Раз спросили его друзьяпочему твой кувшин без дна?..
Син перенёс вес и, тихо довернув стопу на мелких камешках, потянул меч из ножен. Почти беззвучный выдох пред атакой и долгий шёпот обнажающегося лезвия слились в одно. Пьяница всё также весело размахивал глиняной бутылочкой и болтал ногами. Эдак, он мог свалиться в пропасть прежде, чем его достигнет праведный удар.
Повернись, старая обезьяна!
А моё сакэиз воздуха! Мне совсем не надо сакэ, чтоб быть пьяным, как собаке! проорал пьяница.
Повернись, старая гнилая тыква!
Я постиг природу Будды и теперь я пьяным буду! Пьяным быть и быть познавшимвсё равно весь мир, как сон! Загляни в кувшин без дна и испей природу Будды! ещё громче заорал пьяница, вслушиваясь в гулкое эхо раскинувшихся перед ним гор.
Повернись, выживший из ума мерин, или я зарублю тебя со спины! заорал Син, перекрикивая гул эха и до белизны костяшек стискивая меч.
Пьяница поднял ладонь к уху, прислушиваясь. Потом покивал головой и, не оборачиваясь, заговорил:
Ну, «старый»это понятно. «Тыква»куда не шло. А вот «мерин»?! «Мерин»это никуда не годится! Чему только учат молодое поколение ждущих в тростнике?! категорически заявил он. Поднял вверх палец:Надо было так! подбоченился и продолжил кричать в ущелье:Тыпосмешище огородных пугал! Тысоломенная сандалия, утопленная в дерьме! Тысмердящий червь, живущий в навозе! Тыпопа на ножках! Попа! Попа! Попа! и счастливо расхохотался.
Стиснув рукоять, Син рубанул с плеча по сидящей на краю фигуре.
Меч свистнул, рассекая воздух. Огрызнулся, на возвратном движении чиркнув по высокой траве. Он не нашёл плоти.
Син осторожно шагнул вперёд, ближе к пропасти, куда за миг до удара сиганул враг. Заглянул за кромку. Вертикальная стена. Камни на карнизе следующей террасы Никого. Только там, где разбилась маленькая бутылочка, впитывается в камни тёмная лужица разлившегося пойла.
Убит.
Син замер, ощущая кожей, как набухает жаром тонкая царапина на шее. Свист осознал позже. Потянулся ладонью, тронул, с трудом убеждаясь, что жив. Обернулся.
Враг стоял, жмурясь на солнце. Короткий мечв готовности у дальней ноги. Кан успел скинуть грязную холщовую накидку и взять оружие. За доли мгновения
Ну? рыкнул он нетерпеливо.
И Син рванулся.
За отца! крикнул он и уверенно рубанул.
Мечи даже не столкнулись. Одно мгновение Син чувствовал скольжение лезвия по металлу, но противостояния так и не произошло. Враг шатнулся в сторону и убрал меч. И совершил это тогда, когда юный противник начал проваливаться в удар. Син сделал лишние полшага и почувствовал холод на шее.
Плохо! рявкнул Кан. Ещё!
Юноша пал на землю и перекатился. Вскочил в грязи свежепрополотой грядки и тут же выбросил тело на врага. Восходящий удар! Нисходящий!
Меч Кана замысловато обошёл квадрат тяжёлой гарды и на глубину укуса пропахал предплечье. Рукав разошёлся. Из напряжённых вен заветвилось. Но царапины были привычны. Не от них взмок. Холодная полоса остановилась точно под затылком.
Кан отодвинулся и зло тряхнул поседевшими лохмами:
Отвратительно! Чему вас учат?! Последняя шлюха колет булавкой опаснее, чем ты! Ещё! Достань меня! Ну!
Син закусил губу. Клинок скорой молнией взвился в воздух и начал рисовать петли, способные запутать даже владельца. Кан усмехнулся и вписал свой меч в сложную вязь. Раз! Раз! Раз! Остриё уверенно воткнулось в плечо, резануло бедро и остановилось возле уха.