Несмотря на то что у секретаря ему пришлось провести еще какое-то время, пока все окончательно не было оформлено, Брэзен не спешил. Стоически выдержав еще полчаса ожидания, он наконец получил на руки документы. Грубая, слегка выцветшая бумага приятно легла в руку. Быстро распрощавшись, он вышел. Выехать хотелось уже сегодня. Вещи были собраны со вчерашнего дня.
До своей палатки он шел почти вприпрыжку. Отстраненный, думал о своем. Он был уже почти около палатки, когда в его мысли вклинились громкие голоса, раздававшиеся неподалеку. Лишь тогда он обратил внимание, что вокруг заметно оживленно. Несмотря на середину дня, когда большинство должны быть заняты работой на постах, люди праздно сновали туда и сюда. Весь лагерь был больше похож на рой. Растерянно оглядываясь по сторонам, Брэзен пытался высмотреть причину столь разительных изменений. Оглядевшись, он понял, что люди, хоть и суетятся, но идут в одном направлении. Брэзен окликнул знакомого врача, шедшего неподалёку.
Что за суета? Куда все идут?
Да к стоянке автотранспорта. Там, вроде за ней, где укрытие для транспорта ставили, все и будет.
Что будет?
Как что? Ты что, не слышал? Сегодня радио с утра вещает.
Нет. Так что за дело?
Расстрел проводить будут.
Рука, сжимающая документы на увольнительную, дрогнула в неприятном предчувствии.
Расстрел? Не слышал. А чей?
Да пленных, вроде, казнят.
Пленных
Ну да, помнишь, тех, кого в Руинэ взяли?
Брэзен помнил, помнил, как никто. Что говорил его знакомый, он больше не слышал. Видел только, как его губы двигались, но что именно тот произносил, Брэзен не понимал. Эта новость оглушила его, словно удар молнии. Еще минуту назад паривший, он незримо падал. Тело окаменело, и он стоял, не в силах пошевелиться. Сердце, которого он до этого не ощущал, дало о себе знать. Ужас осознания происходящего сдавил его, ломая с треском. Хоть физически Брэзен и был в порядке, но внезапно ему стало невыносимо больно, так, если бы он получил настоящую рану. Еще пара секунд понадобилась на то, чтобы прийти в себя. Знакомого уже не былослившись с толпой, тот проследовал к месту расстрела.
Ноги двинулись прежде, чем мозг отдал приказ. Непослушные, словно одеревеневшие, они сначала зашагали, а затем и вовсе пустились галопом. Спотыкаясь, Брэзен побежал. Голова была совсем пуста. Работали только инстинкты. Он не понимал, что должен делать, и плана не было, но знал только то, что ему нужно быть там, скорее бежать, нестись, спасти. Ощущений тоже не было. Они исчезли. Кожа не чувствовала хлеставший ее ветер, стопы не чувствовали тверди земли. Осязание подводило. Ни запахов, царивших в лагере, ни голосов прохожих. Единственный звук, который он слышал,свое дыхание, сбившееся, рваное, оглушающее. Зрение размывалось. Дорога превратилась в одну серую полосу, а прохожие были лишь серыми точками, едва ли выделяющимися на фоне. Попеременно натыкаясь на них, Брэзен продолжал бежать, не ощущая боли от столкновений.
Дорога была недолгой. Лишь десять минут, и уже видна сама площадка, к которой стекалась целая толпамногие хотели наблюдать за казнью. Несмотря на все большее количество подходивших, здесь и без этого было многолюдно. По всей видимости казнь уже началась, так как где-то спереди толпы зевак Брэзен слышал механический голос, который был до боли знаком,начальника штаба, вещавшего через рупор. Суть слов ускользала от Брэзена, но он и не старался вслушиваться, наверняка говорили очередную патриотическую чушь. Но это означало, что времени мало и приговор приведут в исполнение с минуты на минуту.
Люди стояли плотно, и пробиться сквозь них было нелегкой задачей. Хватая за одежду и пытаясь оттолкнуть в сторону, распихивая солдат локтями, Брэзен пытался пролезть к первым рядам. Никто не хотел уступать свои места, но они сдавались под напором Брэзена. Совсем скоро он все-таки прорвался, и увиденное снова пронзило его острой болью.
У стены деревянного, наспех сбитого строения, в ряд стояли люди. Один их вид говорил о плачевном состоянии. Одежда изношена, и грязна, и явно не спасала от такого мороза. У всех успела отрасти приличная борода, запутавшаяся, росшая клочками, она придавала им еще более неопрятный вид. Волосы тоже отросшие и сальные. О гигиене пленных не заботился никто. Но не это приковывало внимание. Больше всего в глаза бросались лица, а точнее их неестественный цвет, говоривший о нездоровье заключенных. Теперь, при свете, это выглядело еще более зловещим, чем прежде, при посещении барака. Было еще одно различиепрежде заключенных было больше. Теперь же у стены стояло около десяти человек.
Все они вели себя по-разному: были те, кто неистово бранился, осыпая проклятиями стражу и пытаясь вырваться из последних сил, несколько мужчин молились. Упав на колени, они вытянули сложенные руки вверх, повторяя при этом какие-то недоступные пониманию фразы на своем родном языке. В их глазах, возведенных к небу, все еще теплилась надежда. У других эта надежда уже погасла. Они стояли прямо, опустив лица. Было понятно, что они уже смирились с предстоящим.
Лихорадочно Брэзен пытался найти среди этих грязных лиц знакомое. Переводя глаза от одного к другому, он, наконец, увидел его. Лицо Традьютриза, молодое, но осунувшееся, было все в слезах. Красные глаза опухли. Все его существо трепетало от ужаса.
Брэзен выкрикнул его имя. Тот сначала не услышал, но затем его больные глаза выцепили Брэзена из толпы. Брэзен не слышал, что тот кричал, видимо, звал его. Не теряя ни секунды, Брэзен кинулся навстречу. Не ступив и пары шагов, он почувствовал, как крепкие руки вцепились в него, удерживая на месте. Теперь все глаза были устремлены к нему, но его это мало волновало. Отпихиваясь от схвативших его охранников, Брэзен старался вырваться, но сил не хватало. Все больше и больше рук удерживали его, он словно тонул в трясине, тщетно пытаясь сдвинуться с места.
От друга его отделяла вереница солдат с винтовками. Вышколенные, они стояли по стойке смирно. В какой-то момент, как один, они взяли в руки винтовки, приняв удобное положение. Глухо отозвались затворы. Марионетки застыли, ожидая приказа.
Брэзен не помнил, что он кричал. Брыкаясь, он рвал связки, пытаясь то дозваться друга, то декларировать что-то о его свободе, то заверить в получении бумаг. Все сливалось в один крик отчаяния.
Выстрелы.
Точные, метко бьющие, один за одним они достигали цели. Пленные выгибались, точно в причудливом танце, поражающем своей жестокостью танце смерти. Брэзен протянул руку к другу. Между ними были десятки метров, достать он никак не мог, но движение вышло инстинктивным, нерациональным.
Традьютриз тоже выгнулся, оставшись на секунду в неестественном положении, а затем, как и все остальные, стал медленно и безвольно опадать вниз.
Крик Брэзена, повиснув в воздухе, осекся. Он еще раз дернулся, но тут же почувствовал сильную боль в голове. В следующее мгновение он потерял сознание.
========== Глава 26 ==========
Брэзен с трудом помнил, что с ним тогда произошло. Помнил, как бежал, как кричал, помнил это бесконечное количество рук, тянущих его за шинель назад. В воспоминаниях остались боль, которая возникла, когда его повалили наземь, и лицо Традьютриза в последние секунды жизни. Дальше воспоминания обрывались. Как оказалось, всему виной приклад винтовки, приложивший его по голове.
Придя в сознание, он был уже в койке в окружении коллег. Голова ныла и пульсировалаудар оказался неслабым. Сначала, попытавшись встать, он хотел уйти, но ему было слишком плохо. От внезапных движений в глазах помутнело, а желудок сделал сальто, настоятельно предупреждая о том, что не сможет удерживать больше содержимое, если Брэзен продолжит. По всем симптомам у него было сотрясение. Подкосившиеся ноги не держали. Нелепо распластавшись на полу, Брэзен попытался прийти в себя. Этому мешал и свет, бивший в глаза и заставлявший Брэзена жмуриться. Ему помогли встать и осторожно уложили обратно.
У вас сильное сотрясение. Вы должны соблюдать постельный режим, иначе сделаете себе хуже.
Подавляя блевотное послевкусие во рту, Брэзен спросил:Сколько я уже в отключке?
Сейчас ночь. Вы были без сознания почти день.
Вот как.
Брэзен это подозревал. Хоть голова и болела невыносимо, но способность трезво мыслить он не потерял.