Полковник Книр!
Оторвавшись от прикуриваемой сигареты, тот внимательно посмотрел на Брэзена.
Что надо, солдат? Смена уже закончена.
Полковник, прошу меня простить! Я по личному вопросу.
Вот же вам неймется. Что там на этот раз?
Я хотел узнать по поводу заключенных.
Внимательный взгляд Книра во мгновение стал суровее. Зеленые глаза сузились, оставляя только небольшие прорези. В них явственно читалось раздражение. Такая разительная перемена не ускользнула от внимания Брэзена.
Я ничего не могу подсказать. Я их не видел. Если хочешь что-то узнать или навестить, то иди спрашивай начальника штаба.
Простите, но я не по этому поводу, я по поводу лечения.
Ха. Лечения. Пленных. Не, ну вы слышали? Во дает!
И Книр разразился заливистым, лающим смехом. Его спутники не преминули воспользоваться ситуацией и, последовав примеру, также загоготали. Смех длился недолго. Закончив заливаться, полковник вложил в рот прикуренную сигарету. Медленно затянувшись, он на несколько секунд замолчал, смакуя табак, после чего выпустил облако дыма, быстро растворившееся в мерзлом воздухе. Скосив на Брэзена глаза, он продолжил.
Пленныесобственность штаба. Если штаб решит, что им нужно лечение, то, значит, им его окажут. А если штаб решит отправить их куда, так это его дело. Штаб на то и штаб, чтобы решения принимать. А мы с тобой кто? Обычные вояки. Ты вот кто? Лейтенант. А лейтенанты у нас нынче что, решения какие принимают? Я что-то не слышал. Так что ни мне и уж, тем более, ни тебе не стоит лезть в дела штаба. Так ведь?
Смех, еще минуту назад звучавший, стих. Воцарилась мертвая тишина. Книр явно пользовался почтением среди остальных, потому что встревать в разговор никто не хотел. Солдаты стояли, потупив взгляд, делая вид, что они непринужденно покуривали. Сам полковник говорил с улыбкой, словно в шутку, но во взгляде зеленых глаз была сталь. Он был вперен прямо в Брэзена, пронизывая насквозь. От этого взгляда по спине побежал холодок. Несмотря на улыбающееся лицо, Брэзен чувствовал угрозу. Сквозь маску фальши проглядывалась жестокость военного, не привыкшего к неповиновению.
Да Вы правы. Я прошу прощения. Штаб сам решит, что с ними делать, Вы полностью правы.
Посмотрев на Брэзена еще несколько секунд, Книр снова непринуждённо улыбнулся:
Ну вот, вопросы и порешали. А ты не стой. Смена-то уже окончена, отдыхать пора. Эх вы, молодежь! Вот в ваше время мы после конца смены шли в столовку. Она-то, конечно, закрыта была, но мы у поварихи ключ брали. Значит, заходили мы туда, да не с пустыми руками. Каждый приносил что-то. Чаще всего алкоголь. Тут-то его не достать, но мы в городах покупали, хранили. Потом собирались и, пока старшие не видят, пили. Ой, что мы тогда творили! Как напьемся, так давай истории травить. Те, кто посмелее был, еще и не такое вытворяли. Были времена, не то что сейчас. Нынешняя молодежь совсем ни на что не годна. Эх!
Компания вновь расхохоталась. Было видно, что смех наигранный. Книр был негласным лидером, задававшим тон всей беседе. Остальные же хотели только выслужиться.
Вы правы. Тогда я пойду. Хвала Червене!
Приложив кулак к груди, Брэзен отсалютовал. Полковник только кивнул, как бы говоря, что тот может быть свободен. Развернувшись на каблуках, Брэзен поспешил уйти.
Встреча и разговор не удались. Злость застилала глаза. Грузно ступая, Брэзен направился к палатке персонала, в которой находились койки врачей и его в том числе. Книр был прав в одномсмена окончена и пора было отдохнуть. Но черт возьми! Брэзен все никак не мог унять злости. Прокручивая разговор снова и снова, он не мог выбросить его из головы.
Самодовольный индюк!
Этот снисходительный тон, это презрительное отношение, эти фальшивые улыбочки и напыщенность. Обуреваемый раздражением, Брэзен дошел до палатки. Внутри уже были люди. Кто-то копался в вещах, многие лежали на койках. Подойдя к своей, Брэзен со злостью плюхнулся прямо на нее, стянул один сапог, затем второй, не снимая шинели, улегся. Спать ему не хотелось. Сначала он думал о поведении полковника, но, со временем успокоившись, начал мыслить более рационально.
То, как Книр говорил,это одно, но то, как он смотрел,это совсем другое. Ему же не показалось? Это было не раздражение. Конечно, беспокоить полковника после окончания рабочего времениэто неправильно, к тому же тот с коллегами отдыхал, но повел себя излишне строго. Это было не раздражение, но угроза. Зачем? Предупреждение не лезть не свои дела? Тоже странно. Конечно, все уже знали, как настойчиво Брэзен старался вытащить заключенного, но если бы дело было только в этом. Традьютриз говорил о каких-то лекарствах. Что, если поведение полковника связано именно с этим? Но что это могло быть? Не мог же Книр давать им что-то неразрешенное? Он, конечно, тот еще чванливый выскочка, но не негодяй.
Брэзен долго ворочался. Сегодня он хотел лечь пораньше, но, несмотря на усталость, сон не шел. Голова была слишком забита мыслями. До отбоя было время, однако большая палата, уставленная койками, была наполнена людьми. Смены всегда заканчивались поздно, а вставать необходимо было рано, поэтому сразу шли сюда, чтобы лечь спать как можно раньше. Некоторые из присутствующих разбирались с одеждой или готовились ко сну, но были уже и те, кто посапывал. С разных сторон все чаще раздавалось тихое дыхание.
Что же делать? С Книром говорить бесполезно, он уже дал это понять. На складе тоже нет никакой информации. Идти к начальнику штаба бессмысленно: в прошлый раз он долго ждал, чтобы получить разрешение на встречу. Обратиться к главе госпиталя? Да тот и говорить с Брэзеном не станет. Книр был прав. Кто Брэзен? Обычный солдат, которых сотни тысяч. Никто не станет его слушать. Но нужно было действовать и действовать быстро. Оставалось только одноразузнать все самому.
Спокойно поднявшись на койке, Брэзен встал, натянул сапоги и направился к выходу. Он принял решение, осталось его воплотить. Выйдя из палатки, он медленным шагом направился вдоль тропинки, ведущей к остальной части лагеря. Все должно было выглядеть так, будто он прогуливается перед сном.
Ближе к вечеру по всему лагерю зажигали огни. У каждой палатки и вдоль основных тропинок были установлены специальные факелы. Конструкция была проста, как и изготовление: палки обматывались паклей и пропитывались горючим, после чего вставлялись в кронштейны. Их поджигали вечером, и горючего как раз хватало до самого утра. Света они давали немноголагерь все еще тонул в полутьме, но факелы источали тепло, которое хоть немного согревало продрогших солдат. Местами дозорные разжигали целые костры. Около тех всегда было многолюдно. Столпившись вокруг, размытые тени тянули свои руки к огню, переминались с ноги на ногу в попытках согреться. Если бы религия не была запрещена, то Брэзен сказал бы, что это похоже на ритуальный танец. Было в этом что-то мистическое.
Ночью работа в лагере не останавливалась. Многие были на своих постах, кто-то нес караул. Неясные тени одиноких прохожих скользили по палаткам. Пройдя мимо пары, Брэзен оказался у госпиталя. Внутри горел свет. Во избежание пожара внутри зажигали газовые горелки. Света от них было больше, но тепла они почти не давали. Люди были и здесь. Никто не знал, когда прибудут пострадавшие, поэтому даже ночью здесь всегда были дежурные.
Тент, служивший кабинетом Книра, примыкал к остальным палаткам. Брэзен знал, как к нему пройти, но сделать это было нужно незаметно. Конечно, он мог бы сказать, что забыл здесь что-то или ему нужно какое-то лекарство, но его присутствие здесь было бы подозрительным. Поэтому, прождав какое-то время недалеко на улице, Брэзен улучил момент, когда дежурный отлучится с поста, и проникнул внутрь. Он уже много времени работал здесь, но еще никогда ему не приходилось проходить тайно. Адреналин зашкаливал, нервы сдавали. Участившееся дыхание казалось громче шагов. Тело бросило в дрожь.
Пройдя мимо поста дежурного, он нырнул в коридор. Невдалеке слышались голоса: несколько врачей, видимо, дежурные, собрались вместе в небольшой комнатке, служившей комнатой отдыха персонала. О чем они говорили, было непонятно, но, судя по интонациям, они шутили. Это был отличный шанс. Минуя несколько палаток и коридоров, Брэзен оказался перед кабинетом Книра. Внутри темно. Осторожно придвинувшись, Брэзен просунул внутрь голову. Прислушался. В палатке стояла тишинавидимо, хозяин отсутствовал. Обуреваемый страхом, Брэзен проскользнул внутрь.