* * *
Капитан! голос рулевого Армана вырвал Каспара из мыслей. Похоже, я перед нами что-то вижу.
И в то же самое время нежный ветерок пошевелил седеющей прядкой над спаленным солнцем лбом Фроассара.
Корабль? спросил Гаспар, которому возраст немного замутил давнее соколиное зрение, но очки перед своими подчиненными, за пределами каюты, носить стыдился.
А черт его знает? Может и корабль.
Арман заблокировал руль на случай неожиданного порыва ветра, все вместе они побежали на нос. Несмотря на мрак, на расстоянии не более четверти мили можно было увидеть бригантинуочертания корпуса и обеих мачт, паруса с которых были содраны; только возле бугшприта сохранились какие-то остатки такелажа.
Португалец или испанец, буркнул рулевой. Дрейфует.
Теперь вокруг них толпилось все больше пиратов. Все усердно вглядывались в темноту. Каждую минуту кто-нибудь из них сплевывал через левое плечо.
Ветер идет, так что уходим отсюда как можно быстрее, советовал толстый Андре, более суеверный, чем это приличествовало наилучшему из канониров. Этот пушкарь родом из Бреста был неисчерпаемой сокровищницей моряцких баек, в одинаковой степени ужасных и неправдоподобных: о десятируких кракенах, готовых затащить в бездну целый галеон с экипажем; о море кипятка к югу от Малакки, в котором разваривалась даже древесина; о малорослых людоедах из Терра Аустралис, имеющих один мозг на двоих, или, наконец, о викингах, затопленных в ледовых горах, словно мухи в янтаре, которые после разморожения рассказывали не помещающиеся в голове истории.
Самой любимой темой Андре был многовариантный рассказ про корабль-призрак, перемещающийся в океане, не касаясь волн, и предсказывающий обязательную гибель и вечное проклятие тем смельчакам, которые к нему приближались. В одной из версий кораблем командовал мертвый капитан, а высохшие трупы все так же сновали по палубе в такт дьявольской музыки; по другойна таком корабле путешествовала сама Черная Смерть вместе с личной армией крыс, которые, после того как сходили на сушу, разносили заразу по городам и селам.
Единственно полезное, что мы можем сделатьэто дать залп с левого борта и послать это корыто в преисподнюю, предложил канонир.
А если там имеются сокровища? заметил Жорж Мийон, штатный казначей. И тут же у многих загорелись глаза. Бывает такое, что весь экипаж погибает, а вот золотооно бессмертно.
Ветер усиливался, в связи с чем подняли паруса и приблизились к дрейфующему судну.
Благодаря лунному свету, видно его было превосходно. От названия "Corazon de Jesu" (Сердце Иисусовоисп.) до подпирающей бугшприт сирены с выдающими формами. Недвижимость, глубокие тени и глухая тишина лишь усиливали жуткое впечатление от корабля-привидения.
Понятное дело, никакой музыки не было; лишь сильный запах гари раздражал ноздри, сразу же подсовывая логическое объяснение царящего на борту мертвенного покоя: Начался пожар, экипаж сбежал, а потом дождь залил огонь.
А шлюпки? Как могли они сбежать, оставив шлюпки?
И вот тут многие устойчивые к страху сердца стиснула ледяная судорога.
Давайте концы, приказал Фруассарт. Кто идет со мной?
Я, без раздумий вызвались Арман и негр-вольноотпущенник, прозванный Эбеном, который много лет сопровождал Гаспара и был бы способен без понуканий прыгнуть за ним в огонь. К ним присоединились трое других, в том числе и боцман Вайгель, жестокий великан. С собой они взяли пистолеты и фонари. И перешли на чужой борт.
Если не считать остатков пожара, каким-то чудом не добравшегося до крюйт-камеры, ни на носу, ни на баке они не нашли каких-либо следов насилия или боя. Порядок царил и в надстройке. Правда, исчезли все карты, журналы и судовые инструменты. Искателей сокровищ носовые трюм весьма разочаровалиесли не считать запасов воды и провианта, они были пустыми. Явно испанец только направлялся в Новый Свет. Долго не встречались какие-либо следы от экипажа, только лишь попытка добраться до нижнего трюма на баке принесла мрачное открытие. Когда крепкие двери, необычно долго сопротивлявшиеся пиратским топорам, наконец-то уступили, в носы ударил чудовищный трупный запах.
Все отступили, но Фруассарт, заслоняя лицо платком, взял фонарь и зашел вовнутрь. Тела лежали слоями. Несколько десятков моряков с "Корасон" укладывали очень тщательно: слой вдоль, слой поперек, слой вдоль Все они были голыми. Ни одно лицо не было покалечено, зато на каждом теле имелась страшная рана в грудной клетке. И все раны выглядели совершенно одинаковыми.
За спиной Фруассарта послышалось какое-то движение.
В чем дело?
На пороге трюма появился padre Педро, которого вел толмач-аравак. Священник был одет и в полном сознании.
Я хочу их увидеть, капитан, сказал он.
Фруассарт не стал ему мешать. Испанец долгое время тщательно присматривался к останкам; как будто бы будучи профессиональным медиком, пару раз он прикоснулся к кровавым ранам.
Ваша милость капитан заметила, каким странным образом умерли все эти несчастные? спросил он под конец.
От глубоких ран, нанесенных в грудь.
В чем-то это так. Но вот зачем, о милый Боже, у всех них вырвали сердца?
В воцарившейся тишине хрипло прозвучал голос индейца:
Пернатый Змей. Пернатый Змей вернулся.
2. Двумя годами позднеевозвращение в Розеттину
Откуда ты здесь взялся?
Не знаю
Свист! Шесть свинцовых шариков на ремешках со стремительностью бронированных шершней опали на мою спину. Адреналин лишь на мгновение заблокировал взрыв боли, которая уже через мгновение, словно ударная волна, с удвоенной силой разошлась по всему организму. Я упал лицом на пол Зала на Одном Столбе, молясь лишь о скорой утрате сознания.
Откуда ты здесь взялся, Иль Кане? акцентируя каждое слово, повторил Ипполито, эрцгерцог Розеттины и всего Предгорья.
Я ведь на самом деле не знаю простонал я, приглядываясь с монаршим туфлям драгоценной умбрийской работы, презрительно вываливавшим на меня свои язычки, явно по причине удовлетворения, которое должно было вызвать мое снижение до их уровня.
Не знаешь? Так вспомни.
Тишина. Струйки крови, стекающие по ребрам.
Добрые несколько минут Ипполито игрался засахаренной грушей, прежде чем вонзить в нее свои мелкие зубки, делающие его похожим на французского бульдожка; а палачи следили за его лицом будто псы, только и ожидающие знака наброситься на жертву.
Признайся, сын мой, что тебе помог черт, тогда, ты хоть душу, возможно, спасешь от вечного осуждения, отозвался fra Якопо, исполняющий роль главного следователя худой доминиканец с узким лицом, напоминавшим месяц в последней четверти, причем, подобие усиливали многочисленные рябины, оставшиеся после ветрянки, подобные лунным кратерам. Никто, брошенный в чрево Колодца Проклятых, не возвращается без auxilii демонов.
А если мне помогли ангелы? с трудом произнес я, целя слова сквозь разбитые губы.
Не богохульствуй, ангелы не могут способствовать еретикам и колдунам, разбранил меня инквизитор, а голос его, еще мгновение назад ласковый, прозвучал как скрежет гвоздя по стеклу.
Из меня такой же волшебник, как из преподобного братамушкетер! ответил я и, пряча голову в плечах, ожидал очередного удара. Я ни на что уже не рассчитывал, мечтая только об одном: чтобы все побыстрее закончилось.
Монах не обратил внимания на укол. Подергивая седую бороду, он повторил стандартную формулу:
Говори правду, ничего кроме правды!
К сожалению, как раз этого одного я сделать и не мог. Ну вот как я мог им сказать, что их нетчто весь этот мир семнадцатого столетия со стовратной Розеттиной и с Его Эрцгерцогским Высочеством, и даже со мной, Альфредо Деросси, прозванным Иль Кане, является всего лишь плодом воображения Альдо Гурбиани, литератора-любителя, обращенного грешника, бывшего миллионера, недавнего мерзавца, который, ко всему, вероятнее всего, уже и не жил. Вот как бы отреагировал палач в красных башмаках, поднимающий для очередного удара свою "кошку-шестихвостку", если бы я назвал его конфабуляцией? O Santa Maria del Frari! Наверняка в его арсенале профессиональных штучек имелась масса слишком рафинированных пыток, с которыми сам я предпочел бы и не знакомиться. Ибо, для плода фантазии, боль была настолько ужасно реальной, что могла сравниваться только лишь с величиной моей злости.