Взглянув наверх с затуманенным от сочувствия выражением (а мне было жаль и Малакки, и, признаться, себя), я встретился взглядом с ОБрайаном. Он смотрел на меня сверху вниз, и губы его кривились в саркастической усмешке.
Надеюсь, его повесят за это, сказал он.
Я отвернулся и посмотрел в глаза Малакки, покрасневшие, широко открытые. Он прошептал:
Ты тоже все знал?
Я кивнул. Ложькак учил меня Докторсамый отвратительный вид шутовства.
Да.
Казалось, прошло несколько часов прежде, чем они вернулись. На самом деленесколько минут. У Моргана кровь отхлынула от лица, и его движения, замедленные и нескоординированные, напоминали движения оглушенного в бою солдата. Он кое-как добрался до кресла и медленно опустился в него. Дрожащими пальцами он набил трубку, но смог прикурить ее только со второй попытки. Уортроп тоже выглядел ошеломленным и периодически вздрагивал. Еще бы, так приблизиться к темной пучине смерти Кровь запеклась, и теперь, в дюйме над глазами, ровно посередине лба у Доктора была круглая рана. Она напоминала каинову печать.
Уилл Генри, тихо сказал он, отведи Малакки наверх, в одну из свободных комнат.
Хорошо, сэр, тут же ответил я.
Я помог Малакки подняться, положив его руки себе на плечи. Он облокотился на меня, и, спотыкаясь, мы покинули комнату. Ноги у меня подкашивались под его весомон все-таки был на голову выше меня. Я помог ему подняться вверх по лестнице и затащил в ближайшую спальнюкомнату, где пять лет назад нашли обнаженное тело Алистера Уортропа. Я опустил Малакки на матрас, закрыл дверь и упал в кресло, чтобы перевести дух. Малакки тут же свернулся калачиком, как и отец монстролога. Его коленки упирались в подбородок.
Не стоило мне приходить, сказал он.
Я кивнул; возразить мне было нечегоон был прав.
Он предложил взять меня к себе, продолжал он, имея в виду Моргана. Потому что мне больше некуда идти.
Других родственников у тебя нет? спросил я.
Все мои родные умерли.
Я снова кивнул.
Малакки, мне очень жаль.
Ты все для него делаешь, да? Даже извиняешься за него.
Он не хотел, чтобы все так вышло.
Он ничего не предпринял. Знали ничего не предпринял. Почему ты защищаешь его, Уилл? Кто он тебе?
Дело не в этом, сказал я. Дело в том, кто я для него.
В каком смысле?
Я его ассистент, сказал я не без гордости, как и мой отец. После того как он после пожара Доктор взял меня к себе.
Он усыновил тебя?
Он взял меня к себе.
Почему он сделал это? Зачем он взял тебя?
Потому что больше никого не было.
Нет, сказал он, я не о том. Почему он сделал этот выборвзять тебя жить к себе?
Не знаю, сказал я, немного опешив. Этот вопрос никогда не приходил мне в голову. Я никогда не спрашивал Доктора об этом. Думаю, он решил, что это будет правильно.
Из-за того, что твой отец служил ему?
Я кивнул.
Мой отец любил его. Я кашлянул, проглотив комок в горле. Докторвеликий человек, Малакки. Служить ему И теперь с моих губ слетели слова, которые так часто повторял отец: служить емувеликая честь.
Я попробовал извиниться и уйти. Мое собственное признание напомнило мне, что мое месторядом с Доктором. Но Малакки отреагировал так, словно я угрожаю задушить его. Он вцепился мне в запястье и умолял не уходить, и в конце концов я не смог ему отказать. Не только потому, что, похоже, надо мной висело проклятье сидеть у постели больных, но еще и потому, что я болезненно ясно вспомнил другого мальчика, потерявшего родителей. Я вспомнил, как он лежал в незнакомой кровати ночь за ночью, и никто не приходил его утешить. Он лежал в своем маленьком алькове, всеми забытый и никому не нужный, как фамильная драгоценность, доставшаяся по наследству от дальних родственниковслишком вульгарная, чтобы ее носить, слишком ценная, чтобы от нее избавиться.
Время от времени, в самом начале моей службы у монстролога, я был уверен, что он слышит мои душераздирающие рыдания по ночамслышит, но ничего не предпринимает. Он редко вспоминал моих родителей или ту ночь, когда они умерли. А когда вспоминал, это было скорее в целях наказания, как в ту ночь на кладбище: «Твой отец понял бы».
Так что я остался еще на некоторое время с Малакки. Я взял его за руку, присев на краешек кровати, в которой скончался Алистер Уортроп. Малакки, ясно, был измучен суровыми испытаниями, выпавшими на его долю. Я уговаривал его отдохнуть, но он хотел все знать. Как мы обнаружили монстров, уничтоживших его семью? Что делал Доктор в промежуток между тем, как мы их обнаружили, и той ночью, когда они вломились в дом Стиннетов? Я рассказал ему о ночном визите Эразмуса Грея с чудовищным грузом; о нашей поездке на кладбище и сумасшедшей битве, которая последовала; о нашей поездке и остановке в Дедхеме. И пересказал историю капитана Варнера. Я не упомянул только причастность старшего Уортропа к появлению Антропофагов в Новом Иерусалиме, но сделал акцент на невиновности Доктора и на его попытках ответить на критические вопросы, возникшие в связи с их появлением.
Если бешеная собака впадает в состояние амока, какой дурак будет искать, кто виноват в ее бешенстве? спросил Малакки. Сначала пристрели собаку, а потом ищи источник ее безумия, раз уж ты считаешь себя обязанным его найти.
Он думал, у нас есть время
Что ж, он ошибался, не так ли? А теперь моя семья мертва. И я тоже, Уилл, добавил он будничным голосом, без тени жалости к себе. Я тоже умер. Я чувствую твою руку, я вижу, что ты сидишь здесь, я дышу. Но внутри ничего нет.
Я кивнул. Как хорошо я его понимал! Я пожал его руку.
Потом станет легче, заверил я его. Мне стало. Никогда не будет так, как раньше, но легче станет. И я обещаю тебе, Доктор убьет этих тварей, всех до одной.
Малакки тихо покачал головой, глаза его горели.
Онтвой хозяин, он взял тебя, когда ты осиротел, прошептал он. Я понимаю, Уилл Генри. Ты чувствуешь себя обязанным прощать и оправдывать его, но я не могу простить этого твоего как, ты сказал, называется его профессия?
Монстролог.
Этого монстролога. Охотника на монстров Что ж, он не отличается от тех, на кого он охотится.
Он замолчал, произнеся этот приговор. Веки его дрогнули, ресницы опустились, и он наконец закрыл глаза. Но, даже заснув, он продолжал крепко держать меня за руку, и мне пришлось потихоньку приподнимать его пальцы один за другим, чтобы высвободиться.
Спускаясь вниз по лестнице, я вздрогнул, ибо вечернюю тишину разорвал барабанный стук в дверь и крик Доктора пойти и открыть. Что еще случилось? Я не знал, что и думать. Вдруг монстры опять напали на кого-нибудь? Час был поздний, и, возможно, их снова обуяло полуночное буйство? Или о смерти Стиннетов прослышали в городе, и люди явились к дому Уортропа со смолой и перьями? «Он не отличается от тех, на кого он охотится», сказал Малакки. Сам я так не считал, но понимал, почему Малакки такого мнения о нем. Такого же мнения будет, вероятно, и весь город, когда узнает о зверском нападении Антропофагов.
Я не считал Доктора монстром, охотящимся на монстров. Но в самом скором времени мне предстояло познакомиться с человеком, который полностью соответствовал этому описанию.
Часть десятая«Лучше его никто не справится»
Он был высокого роста, выше шести футовчеловек, стоявший на крыльце дома. Атлетически сложен и по-мальчишески красив. Черты его лица были приятны, длинные льняные волосы модно уложены. Глаза у него были странного серого оттенка. При комнатном освещении они казались почти черными, но позже, на дневном свету, я увидел, что они приобрели более мягкий пепельный оттенок, оттенок золы. Словно тень. Словно обшивка облицованного железом военного корабля. На нем был дорожный плащ и перчатки, сапоги для верховой езды и фетровая шляпа с узкими полями, небрежно загнутыми под углом. Усы у него были тонкие и аккуратно подстриженные, того же золотистого оттенка, что и копна волос, а губыполные и чувственные.
Итак? сказал он с оттенком удивления. Добрый вечер, молодой человек.
Он говорил на рафинированном британском английском, с этим львиным мурлыкающим акцентоммелодичным, успокаивающим.