Ну будь здоров. Я пошел, произнес он, шурша пакетами.
Счастливо, дружище. Еще увидимся, ответил я, понимая малодушную неискренность своих слов.
Счастливо. Удачи вам, - ответил он, и судя по удаляющемуся шуму шагов, направился в сторону своего подъезда
Рация
Прошла неделя. Незаметно. Тихо. Спокойно и без происшествий. Минуты складывались в часы, а часы в дни, похожие друг на друга. Словно целая неделя была одним долгим нудным днем, как скучный полнометражный фильм, на который ты купил дорогой билет в кинотеатре, и вынужден теперь досмотреть его до конца, ожидая, что вот-вот в сюжете случиться что-то интересное, но этого так и не происходит.
Будто заведенные мартышки, мы спали, ели, пили и ходили в туалет, почти не разговаривая с друг другом, перекидываясь с супругой лишь короткими утилитарными фразами, связанными с нашим унылым и серым бытом.
В первые дни мы пытались разнообразить наши дни настольными играми, найденными на полке среди игрушек, что спасало нас от скуки ранее, во времена, когда мы скрывались в нашей покинутой квартире. Однако «запала» хватило не надолго. От недостатка солнечного света, ограниченного пространства и дефицита движения, нам с супругой постоянно хотелось спать, что мы и делали при каждом удобном случае. И от подобного образа жизни, к середине недели на меня навалилась полноценная апатия, опасно граничащая с депрессией.
Я мог часами лежать в палатке, рядом с сопящей во сне супругой, и смотреть вверх, на натянутый слой брезента, опускаясь все глубже в трясину мрачных размышлений и воспоминаний, будто погружал ладонь в широкий кувшин, наполненный небольшими полированными камушками, перебирая их, ощупывая их гладкие бока. И каждый такой камешек являлся воспоминанием о прежней, навсегда канувшей в лету жизни. О матери, о родственниках, друзьях и коллегах. И как только тяжесть от этих невеселых размышлений достигала некой критический отметки, угрожающей безопасности всей «системы», то включался «предохранитель» и отключал сознание, позволив мне выпасть в сон, который давал мне спасительную передышку и не позволял окончательно скатиться с «катушек».
Супруга, казалось, переживала заточение намного легче, чем я. Будто зверек, привыкший выживать в экстремальных условиях, она словно даже была довольна тем, что могла спать без ограничений, что, признаюсь, раздражало, так как для меня катастрофически не хватало живого человеческого общения.
Впрочем, у нее было веское на то оправдание. Неожиданно, довольно поздно, вопреки стандартным правилам, на шестнадцатой неделе беременности у нее начался токсикоз, какого не было ранее, при первых двух беременностях. По утрам ее рвало от любого резкого запаха, а бывало и после приема пищи, и спустив еду в унитаз, она измученная торопилась дойти до палатки, забраться в свой спальный мешок, отвернувшись в «стенке», и заснуть.
Дети же оставались детьми. Удивленно и озадаченно они смотрели на нас, вечно спящих, сонных, невеселых и отстранившихся от ухода за ними родителей. Девочки будто махнули на нас рукой и сами взяли ответственность за свои свое благополучие. Они зачастую сами добывали себе еду и питье, рыща по полкам и доставая нужные пакеты, коробки и бутылки, неизбежно увлекаясь сладким, о чем свидетельствовали кучи пустых упаковок от конфет и печений, а также горы початых бутылок от газировок. И развлекались с игрушками, коих было на наше счастье множество в детском отделе магазина. В общем, им вдвоем было хорошо. И мне было хорошо, когда я украдкой наблюдал за ними, увлеченными собой, находящимися в своем воображаемом детском мире, где не было места для тех ужасов, которые на самом деле нас окружали. Я же радовался и даже завидовал им, что их было двое, двое девочек, почти погодок, которым никто больше не был нужен, чтобы получать удовольствие от жизни и не чувствовать себя одинокими, чего, прочем, я сам был лишен, будучи единственным ребенком в семье.
К слову, как-то в детстве, когда мне было, может быть, лет десять или около того, я просил мать купить мне собаку или кошку, чтобы было с кем играть и о ком заботиться. Она же неумолимо отказывала, ссылаясь на трудности, связанные с уходом за домашним питомцем. И тогда, одним весенним вечером, придя со школы, я придумал себе воображаемого щенка, оборудовав ему под табуреткой ложе, нарезав дефицитную колбасу в блюдце и налив в миску молока. А потом ушел играть с дворовыми пацанами. Когда же я вернулся домой, несколькими часами позже, то застал мать в состоянии дикого возмущения и тревоги. Вернувшись с работы и увидев мою «инсталляцию», она принялась рыскать по квартире в поисках зверя, намеренная немедленно его изгнать из нашего дома. Каково же было ее удивление, когда на ее требовательные вопросы, я ответил, что никакого зверька нет и вся эта история лишь плод моего воображения. Не знаю, что она тогда подумала и какие выводы для себя сделала, но через месяц у меня появился питомец, вредный, царапающийся и не дающийся в руки, но настоящий и живой котенок
Больше для того, чтобы немного развлечь себя, чем в целях проверки безопасности окружающего периметра, я иногда подходил к выходам из магазина, прикладывал ухо к железным листам ролл-ставней и прислушивался к происходящему снаружи. Как правило, в округе было тихо. Лишь иногда я улавливал далекие одиночные скрипы и щелканья, которые доказывали, что твари никуда не делись и продолжают ожидать, пока мы совершим ошибку и выдадим себя.
И, конечно, я не забыл про «старого приятеля», который любил наведываться «в гости» к нам со старшей дочерью, пытаясь разузнать, где мы прячемся. Помня о подобной опасности, я научился держать «стену» вокруг своего сознания на постоянной основе, а также несколько раз обсуждал эту тему с дочерью, которая также убеждала меня, что делает то же самое. Может быть мы были действительно успешны в наших стараниях, а может «старый приятель» пока решил отстать от нас, но дальнейших «атак» с его стороны не последовало, и с каждый проходящим днем у меня все сильнее складывалась иллюзия нашей безопасности.
Однажды поздно ночью, к концу первой недели пребывания в магазине, мучаясь от бессонницы, копошась в своем горестном горшке с черными гладкими камушками, пытаясь найти выход из казалось бы тупикового положения, я вдруг вспомнил, что при побеге из нашей квартиры закинул в рюкзак две портативные рации на батареях, и совершенно забыл о них.
Будто ошпаренный этим открытием, я выскочил из палатки, чуть не разбудив родных, и кинулся к рюкзакам. Две небольшие портативные полупрофессиональные рации действительно лежали на самом дне моего рюкзака, поблескивая в свете моего налобного фонаря пластиковыми деталями и небольшим стеклянным окошком.
Повертев одну из них в руках, я понял, что не понимаю, как ею пользоваться. Однако вспомнив сцены из фильмов, я догадался, что два больших закругленных рычага, расположенных поверх корпуса, являлись основными способами управления устройством. Один рычажок отвечал за включение и громкость, а другой переключал связь между шестнадцатью запрограммированными радиочастотами.
Покрутив рычажки, я ничего не добился. Рация молчала. Расстроенный, я решил сменить батарейки, которых у меня в запасе было множество, и после минутной возни с устройством случилось чудо! Экран рации засветился и негромкое шипение раздалось из встроенного динамика.
Глупо улыбаясь своим достижением, я принялся крутить второй рычажок, переключая каналы, которые, как один, отвечали мне однотонным унылым шипением вымершего радио-пространства.
И внезапно, когда я переключился на одну из последний из оставшихся не проверенными частот, то совершенно отчетливо услышал человеческий голос!
«Сорок три, запятая, шесть, три, ноль, один, восемь, восемь. Пятьдесят один, запятая, один, семь, два, шесть, пять, ноль»
Прием
От неожиданности я выронил рацию из рук. Увесистый аппарат упал прямиком мне на большой палец левой ноги, спровоцировав ослепительную вспышку боли, которая заставила меня оцепенеть, а артерии, ведущие к ноге запульсировать, отбивая тяжелый такт в ушах. Грязно выругавшись, я все же оценил иронию закономерных случайностей, отметив, что как и царапина на предплечье, которую я заработал, когда выбирался из балкона нашей квартиры, так и колено, которое я повредил, спускаясь по лестнице подъезда, все оказались на левой стороне моего несчастного измученного испытаниями тела.