***
«Крас-с-сивая» слово еще шипело в ушах, царапая мозг, когда Николь открыла глаза. Лодка качалась на волнах, баюкая. Восходящее солнце успело опалить кожу, несмотря на принятые меры предосторожности. Накануне вечером, утомленная до потери сознания воспоминаниями и плохим самочувствием, девушка отключилась, спрятав голову под лавку.
Николь плохо помнила вчерашний день. Вокруг царил безбрежный морской простор, да волны, несущие пену на вздувшихся гребнях.
Время от времени Николь впадала в забытье. Тошнота, от которой шла кругом голова, не проходила. Вечером измученная, близкая к последней грани отчаяния, девушка оторвала, наконец, подол от свадебного платьятакое несложное действие отняло все силы. Завернув голову и плечи в расшитую цветами вуаль, она свалилась под лавку и, наверное, потеряла сознание. Потому что нельзя назвать сном зыбкую, тошнотворную муть, в которой поджидало лицо жениха, который никак не назывался еще не опробованным на вкус словом "муж".
Утром девушка пришла в себя от солнечного ожога, кипятком жгущего кожу на щеке. Солнце забралось повыше, освободившись от сетей туманной пелены. Николь поднялась, вздрогнув от боли в спине. Облокотившись на борт, она просидела так долгое время, тупо разглядывая бесконечную гладь.
Текли часы. И ничего не менялось. Солнце ползло по небосводу, подтягивая за собой непослушное, ленивое время. Наверное, лодка плыла, но сказать точно было нельзя. Поднимались и опускались волны, создавая иллюзию движения, но все вокруг оставалось неизменным. Сама себе Николь казалась игрушечным персонажем, пойманным в рождественский шар небесного купола с летящей мишурой солнечных брызг, рассыпанных по воде.
К полудню стало настолько жарко, что не спасал и оторванный подол. Николь пыталась с умом распорядиться куском доставшейся ей тканикак всем рыжим от природы людям, ей загар был противопоказан.
Ближе к полудню она поймала себя на том, что разговаривает сама с собой.
О чем я думаю? сипло спросила она себя и ответила. О внешности. Меня, что, и правда волнует вопроскак я буду выглядеть? Что я буду есть и, главноепить! Вот о чем надо думать.
Почти ослепшими от постоянного блеска воды глазами, девушка дотошно оглядела бескрайний простор, ища ответа.
Океан молчал. Все вокруг казалось лишенным реальности. Лодка, солнце, мореместо, где оказаться в одиночестве она не могла ни при каких обстоятельствах! Почти двадцать лет Николь прожила, ни в чем не испытывая нужды. Папкамилый, добрый, бросил к ее ногам весь мир, достаточно выбрать то, что нравится! Сильный, большой человек, он с детства внушал простую мысль: заработать может каждыйдостаточно лишь желания и усердия. А бедные люди просто лентяи, не считающие нужным напрягаться.
И что? Как теперь понять то, что Сережканежный, ласковый, внимающий каждому словувдруг решил избавиться от нее ради пусть и больших денег! Лишить человека жизнипросто человека, без опознавательных знаков «любимая» уже непостижимое действо, а здесь Все ради того, чтобы получить бизнес? Если одна яхта не способна утолить алчность, так неужели это сделают десятьдомов, кораблей, островов. А дальше? Бывший жених тешит себя мыслью, что для него наступит неизбежное счастье? То, за которое заплачено кровью любившей его девушки.
Боже Боже Он никогда не любил меня. Все время врал, глядя мне в глаза. И ничего у него дрогнуло А папка? Как он там сейчас? Господи, даже представить не могу
Солнце двигалось, выжигая небосвод. Голубой цвет выцвел, утратил утреннюю свежесть. Николь тяжело дышала, ловя воздух пересохшим ртом. Страшные мысли накатывали подобно шторму в двенадцать баллов, накрывали огромной, мстительной волной «ты заплатишь за все, Сережка» и отступали, разбиваясь о риф отчаяния.
Жива, я жива. Это главное, шептала она, машинально скручивая жгут из тонкого кружева. Я сильная, я смогу. Я выживу. И тебе не поздоровится, можешь мне поверить. И даже не моего отца ты должен бояться. Я сама, сама накажу тебя. Подожди только, козел
Качалась лодка, шипели волны, толкая борта пенными гребнями. Дул ветер, высушивая и без того потрескавшиеся губы. Николь не хотела есть. И поначалу она не чувствовала жажды. Лишь ближе к вечеру второго дня, когда перед глазами поплыли радужные пятнам, ей вдруг сразу до умопомрачения захотелось пить. С отвращением глядя на пространство, до горизонта заполненное бесполезной водой, она поднялась, почти бросив измученное тело на лавку. Потом потянулась к борту и опустила в прохладу руку.
Ты хочешь моей смерти, я поняла Тогда я буду пить это, ничего не поделаешь, пожаловалась она Океану. Я же так быстрее умру, да?
И Океан ей ответил.
Метрах в пяти от лодки вдруг вздулся валун и опал, скатываясь с круглой, белой поверхности. Из воды поднялась лысая человеческая голова, изборожденная свирепыми шрамами. Прямо на Николь уставились два огромных темных глаза. В черных зрачках на миг отразился и погас отблеск заходящего солнца.
***
Взвод! Слушай боевую задачу. Видите ящики с яблоками в вагонах? Дружно разгружаем и ставим на погрузчик. Задача ясна? Вопросы есть? Значит, нет. Тогда выполнять!
Взвод, состоявший из только что прибывших из учебки желторотых пацанов, промолчал. Вопросов не было. Разгружать яблоки? Да как два пальца об асфальт. Уж всяк поинтересней, чем маршбросок в полной экипировке километров, этак, на пяток. Поскольку еще не поставленный на боевое дежурство взвод можно было послать куда угодно, туда его и послали. Не худшее местона овощебазу.
Слышьте, парни, напутственно сказал сержант Айвазов, поймав Корбута за рукав перед посадкой на грузовик. На овощебазу едете. Ждем с подарками. Вернетесь пустыми, ребята не поймут.
Новоприбывшие из учебки «чайники» указание усвоили влет. Да и как было не усвоить, когда его давал «дед», да еще таким задушевным тоном?
Поначалу ящики с яблоками, пчелиными сотами забившие вагоны, казались подарком с небес. О какой работе могла идти речь, когда молодой организм после полугода на кашах и супах, требовал витаминов? Взвод объедался, торопливо заполняя пустоты в животах. И лишь когда на желто-зеленые бока нельзя было смотреть без отвращения, а от запаха воротило, началась разгрузка вагонов. Лейтеха забил на бывших курсантовпосле того, как отдал приказ, он растворился на задворках вокзала и возник перед отправкой. Оглядываться приходилось лишь на Бичабез пяти минут дембеля, у которого в голове плескалась единственная мысль, и была она страшно далека от «боевых» задач взвода.
Высокий, коротко стриженый парень плевал на приказы начальства. Последний месяц службы сместил приоритеты, выведя на первый план легендарный принцип «пох». Зачем работать Бичу? Когда за него шуршали «бесы» и «чайники». Прихватив с собой ящик с яблоками, парень устроился в дальнем отсеке склада. Пока кипела работа, Бич успел договориться с местнымирядом с ним как по мановению волшебной палочки нарисовалась бутылочка портвейшкаа может, и не одна которую он неторопливо приговорил.
Команда собираться в обратный путь выдернула Бича из состояния абсолютного блаженства, в котором он пребывал последний час. Он появился у грузовика, с трудом держась на ногах.
Уработался, пошутил кто-то, сидящий в грузовике рядом с Корбутом, но так, чтобы никто не слышал.
Грузовик резво помчался в часть, весело погромыхивая на ухабах «чайниками», скрывающими в гимнастерках десяток килограммов яблокподарок «дедам». Тряска несколько усугубила состояние Бича. Он перегнулся через борт, щедро орошая сельскую дорогу содержимым желудка. И совсем уж было собирался занять прежнее место, когда грузовик тряхнуло на повороте. Бича подкинуло. Взмахнув ногами как ветряная мельница, он вылетел за борт.
Водила, эй!
Бича потеряли!
Тормози, слышь?
Пока до водителя дошло, пока разобрались что к чему, пока сдавали задним ходом, выискивая лежащее в канаве грязное тело, на котором, кстати, позже не обнаружилось ни единой царапины, наступила глубокая ночь. Трехэтажным ругался лейтеха, наблюдая за тем, как втаскивали обратно в грузовик головную боль отцов-командиров.
Было часа два ночи, когда Корбут вместе с бойцами подходил к казарме. Кой черт дернул его войти первым, он не знал.