Теперь уже я в растерянности смотрел вслед валькирии, которая, словно обиженная девчонка, сбежавшая от родителей, в отчаянии покидала базу. Перевёл взгляд на сестёр. У многих на глазах блестели слёзы. Все взгляды были прикованы к Мире. В воздухе разлилось давящее ощущение овеществлённого отчаяния. Или сожаления? Мучительно захотелось сбросить напряжение в Сфере. Вот только я теперь не один. Рядом со мной семь кошек. И все они пребывают в том же состоянии непреходящей тоскиещё более чёрной, чем моя собственная. Ведь они знали Миру не один год! Шли вместе с ней в бой, вместе делили горести и несчастья, вместе развлекались
Тогда я повернулся к сёстрам и заговорил:
Так, кошки. Хватит. Успокоились. Мы так решили. Мы все. Да, тяжело. Поверьте, мне было не легче, пусть я и знал её сравнительно недолго. Но она меня в валькирии посвящала! Она навсегда останется в моей памяти. Плевать на всё! Сейчас придёт в себя, и Тина возьмёт её под своё крыло. Поможет с её новой стаей. А мы Вик, давай спарринги. Для всех. Хотите меня подрать? Все вместе? Давайте, валькирии, приходите в себя!
Моя неожиданная отповедь подействовала, девочки зашевелились. Викера тут же вспомнила свои многолетние инструкторские привычки и быстро развела десантниц по группам. Как я заметил, намеренно максимально усложнила работу каждой из сестёр. Поставила Тиш и Ми работать сразу против двоих, да ещё и спина к спине. Потом наверняка ещё поменяет. Ну а сама занялась мною. Как она сказала, решила привить первичные навыки работы с боевыми имплантамино, чую, дело было не в этом. Или не только в этом. Хотела оторваться на мне. Подрать меня. Ну и пусть! Может позволить себе и не такоеслишком уважаю её как бойца. А остальные Хотя и тяжело им приходилось, но нет-нет, да поглядывали в мою сторону, и выражение их лиц не сулило мне ничего хорошего. Наверняка каждая сегодня приложится. За сестру. Да уж, неблагодарная это работавыполнять волю стаи.
К вечеру стало понятно, что жёсткие игры обещают затянуться. На всю ночь. Первыми посылами к этому стали всё учащающиеся «спонтанные вспышки» секса. В процессе спарринга то одна, то другая валькирия в какой-то момент просто утрачивала способность соображать и набрасывалась на меня с отнюдь не боевым настроем. Секс начинался аккурат в той позе, в какой кошку заставала эмоциональная вспышка. Любая попытка оторвать такую бестию заканчивалась рычанием, плавно переходящим в шипение и удары когтями наотмашь. Девочки натурально вошли в раж, и чем больше таких вспышек происходило, тем сильней они распалялись. Такое ощущение, что страсть распространялась как инфекция, воздушно-капельным путём.
Эмоции. Всё дело было, конечно же, в эмоциях, а именно, в том эмоциональном фоне, что разлился в тренировочной зоне, пульсируя в душах беснующихся здесь кошек. Все валькирии испускали флюиды сексуальности, и я сам оказался самой «тяжёлой» жертвой инфекции. Но мне, как единственному мужчине в коллективе, было проще. Или сложней. Тут уж с какой стороны посмотреть.
И когда уже всем стало ясно, что никакой тренировки не получится, и вообще-то пора заканчивать маяться дурью, и отправляться в расположение продолжать «тренинг» уже там, в тренировочную зону вошла Смерть. Вошла, осмотрелась, глубоко вдохнула. Ноздри Высшей валькирии ощутимо затрепетали, улавливая витающий в воздухе аромат возбуждения и безудержной сексуальной энергии. Глазки вспыхнули предвкушением.
Только теперь девочка в полной мере осознала, насколько сильно соскучилась по своему коту. Она ведь даже по прилёту на планету не воспользовалась представившейся возможностью, за что себя всё время корила. Была даже мысль наведаться в медицинский блок, но это было бы слишком уж радикально. На то есть валькирии из стаи. Нечего кому ни попадя языком трепать о сердечных делах Высшейда ещё и с подчинённым котом, только-только начавшим осваиваться в стае, из которой не так давно была изгнана неудобная валькирия. Ведь со звёздных станется обвинить её в попытке решить личные вопросы в ущерб Экспансии. Они такие. Упёртые и непрошибаемые. Но сейчас, когда метиллия увидела перед собой объект собственных душевных терзаний, у неё начало ощутимо сносить крышу. А что такое снесённая крыша у Тины А`Гийн, многие кошки знали не понаслышке.
Тина живым воплощением собственного прозвища ворвалась на татами. Вот я ухожу от атаки Риты, планируя следующей серией ударов довершить начатое, и отправить эту ариалу на татами, а вот уже сам лежу, сбитый с ног и придавленный к матам. Белые пряди ещё висят снежным шлейфом в воздухе, а на когтях валькирии уже отблёскивает свет. Удар, ещё удар. Грудь взрывается болью, но вместе с ней душу опаляет возбуждение. Надо мной плещущие безумием глаза Высшейлишённые радужек, а оттого кажущиеся провалами во тьму души этой совсем непростой женщины.
Удары сыплются один за другим, однако и я не лежу без дела. Толчок, ещё одини вот уже жёсткая позиция девочки нарушена, сместившийся центр тяжести делает её уязвимой, чем я и пользуюсь. Удар в солнечное сплетение заставляет кошку на секунду потерять координацию. Этого времени мне хватает, чтобы ужом вывернуться из-под покачнувшейся воительницы. Мгновениеи мы оба стоим на ногах, друг напротив друга, неотрывно вглядываясь друг другу в глаза.
Маты скользкие от крови, кровь капает с боевых имплантов моей противницы, но это не имеет никакого значения. Давно уже боль не имеет такой власти над разумом, какую имела в глубоком детстве. Детдомовские детки, первый учитель, а потом и вот эта ненормальная навсегда отучили меня от природной реакции на боль. По венам, кажется, вместе с пульсацией ран, растекается овеществлённое возбуждение. С животным рыком я устремляюсь в атаку
Мы кружились на татами в странном, дёрганом танце боя. Удары, увороты, короткие взблески сталибелой у меня и чёрно-серой у кошки напротив, всё это сливалось в единую завораживающую картину, так что мои боевые сёстры невольно сгрудились на канатах, пристально и жадно выхватывая особенно пикантные детали схватки. А пикантных моментов хватало. Всё же полноценным боем нашу игру назвать было сложно, Тина пыталась меня подмять, я же всеми силами пытался не дать ей этого сделать. Учитывая перевес в мастерстве у Высшей, цели разворачивающейся на матах игры и вовсе терялись в паутине безумия. Валькирия позволяла мне вести свою игру, упивалась ею, и неизменным во всём этом хороводе абсурда оставались лишь непрекращающиеся успешные атаки боевых имплантов чертовки. Тина раз за разом достигала намеченной цели, оставляя на моём теле всё новые и новые кровавые борозды.
Но и говорить, что кошка поддавалась, было бы не совсем правильно. Скорее, она вела в неком танце, целью которого было нашеа особенно её собственноеудовлетворение. Одновременно я впервые с момента нашего с ней знакомства смог полноценно блокировать острые смертоносные выпады. Теперь мне можно было не принимать их на блоки, тем самым позволяя взрезать в лоскуты кожу рук, а полноценно блокировать собственными имплантами. Впрочем, кошка была здесь виртуозом, ничуть не уступающим в умении обращаться с когтями многоопытной Викере. Поэтому она быстро «встроила» мои отросшие коготки в собственную утончённую игру, так что в итоге я лишь ещё больше раззадорил беловолосую фурию, и она принялась драть меня уже по-взрослому.
Наше рандеву стало для сестёр культурным шоком. Первые секунды столкновения они ещё увлечённо вглядывались в игру, считывали её рисунок, обменивались короткими репликами. Однако когда Высшая нарастила темп и встроила когти в собственную игру, со стороны канатов то и дело стало доноситься возмущённое шипение. Если до того девочки считали, что ведут себя со мной жестоко, то вид буквально рвущей их кота на кровавые ошмётки Смерти вызвал в валькириях праведное возмущение. Последней каплей стал прилетевший от Тины «подарок»обильных крап моей кровью по пышущим негодованием мордашкам. Мисель первой не выдержала издевательства
Это наш кот, кошка ты драная!.. А ну перестань его кромсать! рыкнула безбашенная метиллия, и её глаза налились уже собственной кровью.
Эй, эй, поостынь! попыталась остановить пробуждение берсерка в гонщице Старшая, но не преуспела. Та подгадала момент и, точно извернувшись, уходя от столкновения с бросившейся ей наперерез Миленой, набросилась на Тину. По залу разнёсся утробный рык схлестнувшихся кошек.