Вот как, например, представляет наступление советских войск любой послевоенный школьник? Правильно! Едут танки в атаку, а за ними цепями или толпой бежит советская пехота на стреляющего по ней противника. Или даже эта пехота бежит в атаку самостоятельно совсем без танков и поддержки. Именно это все есть на кадрах кинохроники. Но я также помнил очень много фото- и кинокадров немецкой кинохроники, в которой подобные способы наступления начисто отсутствуют. В Красной армии пехотинец как правило «рядовой»это в сущности означает то, что он идет в атаку в ряду других своих товарищей. У немцев же такой пехотинец был «шютце»то есть стрелок. С позиции немецких генералов самое ценное в пехотинце было то, что он стреляет. Немцы учили своих пехотинцев очень многому, кроме одногоштыкового боя, умеющим стрелять это было без надобности.
У нас теоретики военного дела из суворовского лозунга «Пулядура, штык молодец!» сделали фетиш, полностью игнорируя развитие военной стратегической мысли. Во-первых, во времена Суворова штык еще был реальным оружием, во-вторых, и Суворов настойчиво требовал от солдат учиться стрелять, даже уговаривал, уверяя, что свинец дешев и солдат в мирное время не понесет больших расходов на учебные стрельбы. Кроме этого, Суворов учил солдат стрелять метко и рассчитывал, что тот потратит за бой 100 патронов, предупреждая, что будет пороть того, кто не будет стрелять точно.
Однако я вовсе не идеализировал тактику немцев. Она также была ущербной. Факты начала второй мировой войны свидетельствуют, что «победы» Вермахта в Польше и Франции были достигнуты отнюдь не упорством пехоты при преодолении зоны заграждении или при прорыве укрепленных позиций того ли иного противника. Они были достигнуты в основном за счет преждевременного покидания укреплений защитниками вследствие массированного применения артиллерии и авиации.
Я даже припомнил выдержки из какой-то книги немецкого теоретика о том, как должна правильно вестись атака: «Позиция, которая стойко защищается, подвергается артиллерийскому обстрелу, бомбардировке и, в соответствии с обстановкой, ложным танковым атакам. В это же время пехота (подразделения и части), оставив минимальные силы для сковывания противника, основными силами и средствами усиления совершают маневр, имеющий целью удар во фланг противника». И это был краеугольный камень немецкой тактики!
Таким образом, вместо того, чтобы с криком «За Рейх, за фюрера!» послать солдат в штыковую атаку, немецкому офицеру надо было тщательно изучить местность и разведданные, быть готовому в любое время поменять направление атаки и боевое построение вверенных ему войск в случае, если противник оказывает более сильное сопротивление, чем предполагалось. Офицеру нужно было организовать связь со всеми родами войск, знать, как и когда их нужно применить, уметь выдать целеуказание для артиллерии и авиации, уметь маневрировать своими подразделениями на поле боя и еще много еще чего, чему наших красных командиров в довоенные годы просто не учили. Я совершенно четко предвидел, что вышедшая в зону нашей обороны стрелковая рота врага займет сначала исходные позиции от 800 до 900 метров, в зависимости от условий местности, после чего получит направление атаки (иногдаполосу наступления). Обычный боевой порядокдва взвода в первой линии, один взвод в резерве. В таком боевом порядке рота, сочетая огонь и маневр, будет двигаться со скоростью около 700 метров в час. То есть немцы отнюдь не будут спешить получить от обороняющегося противника пулю, они сначала сделают все, чтобы его самого уничтожить издалека. Большое внимание фрицы уделяли и артиллерийской подготовке. Она в данном случае тоже проводилась у них по особому плану. После пятнадцатиминутной артиллерийской подготовки огонь должен был переноситься на фланги прорыва и на тыловые объекты. Одновременно передний край бомбардируется авиацией и подвергается обстрелу пехотными орудиями и минометами.
После этого от обороняющегося противника, по идее, уже не должно ничего остаться. И только тогда пехота начинает то, что у немцев называется штурмом. Но и это еще не все!
Атака фрицев продолжается перекатами по 1520 метров. То есть и тут немцы не бежали на окопы врага, выставив вперед штыки, а передвигались в направлении противника от укрытия к укрытию, вернее, от одной позиции для ведения огня к следующей. И с этих позиций винтовками и ручными пулеметами непрерывно вели по противнику прицельный огонь, не давая тому высунуться из окопа для стрельбы по наступающим. И приближались так к позициям противника до тех пор, пока дистанция не сокращалась до броска ручной гранаты, которыми и добивали противника в его укрытии, если противник не сдавался.
Вот эту всю тактику немцев, все их военные азы и приемы, я хорошо знал, но у меня как командира совершенно уже не оставалось времени что-то объяснять и чему-то учить своих бойцов, поэтому над моими приказами, в том числе о тщательной маскировке нашей основной обороны и создании ложной позиции, мои бойцы в лучшем случае посмеивались, в худшем, крутили пальцем у виска. Осталось теперь только проверить все мои знания на практике.
Как я и предполагал, немцы не заставили себя долго ждать. Вскоре послышался гул танков и примерно за полтора километра от нашей переправы они остановились. Фрицы ожидали видимо возвращения разведки на мотоциклах, уехавшей вперед, однако их ждал первый обломих разведка исчезла. Мои бойцы с напряжением в глазах всматривались в темноту, ожидая начала немецкого наступления. Но обычному человеку в темноте, тем более на таком расстоянии разглядеть что-либо было не возможно. Однако моя система добросовестно сообщала о 5 легких танках Pz.35(t) и 1 командно-штабных бронемашине Pz. Bef., она даже подсвечивала зеленым их силуэты и уязвимые части.
Я сразу подумал, что неплохо было бы, чтобы в командной машине сидел майор, которого так хотел от меня Собольков. Было бы очень здорово сразу сдать фрица и дальше продолжить свою операцию не отвлекаясь уже на поиски и взятие языка не понятно где. Отдавая приказ своим пушкарям стрелять только по моей команде, я прекрасно понимал, что ночью немцы на танках к мосту не сунутся это было бы верхом самоубийства, для этого как раз и используются легкие подразделения, в том числе и мотоциклисты. Однако сейчас, оторвавшись от пехоты и в отсутствии их моторазведки немцам приходилось занять выжидательную позицию. Часа через три, когда мои бойцы уже заскучали, послышался звук приближающейся техники и к танкам подъехали грузовики с пехотой. Самих немецких пехотинцев я пока не видел, но по количеству доставивших их грузовиков, прикинул, что их набирается примерно рота. Вскоре пехотинцы осторожно показались из-за леса и я понял, что оказался прав. В темноте немцы смогли рассмотреть и оценить позиции нашей свалки, где скрывались сейчас мои разведчики-автоматчики. Немецкие командиры, выбрав правильное, по их мнению направление атаки, дали команду вперед.
После первого облома с разведкой, фрицы делали вторую ошибку: они атаковали без артподготовки и прикрытия с воздуха. Однако вскоре до меня стал доходить их план, они видимо просто хотели пока прощупать нашу оборону, полагаясь на темноту и незначительные потери в случае наших ответных действий.
Как только немецкие цепи приблизились на расстояние 800 метров, я достал ракетницу и дал белую осветительную ракету. Мои автоматчики по заранее отданному приказу открыли после этого по врагу шквальный огонь, выдавая свое месторасположение и совершенно не нанося урон противнику. Попадать по фрицам из ППШ в темноте на таком расстоянии можно лишь случайно. Однако я был исключением из правил. Заняв позицию немного в стороне от свалки, я приготовил свою винтовку и, поставив ее на основной одиночный режим, стал производить стрельбу, воспользовавшись функцией ночного видения системы, быстро опустошая магазин. У меня было 2 запасные обоймы и я за пару минут расстрелял по врагу 45 патронов. В этот раз я целился исключительно в ноги: в результате четыре десятка фрицев корчились сейчас от боли на земле, матеря русских и требуя оказать медицинскую помощь. Такой способ выведения из строя немецких солдат имел в данный момент гораздо больший эффект, чем просто их уничтожение. Каждый из раненых мной фрицев будет теперь утверждать, что их встретил просто адский огонь русских из автоматического и пулеметного оружия, а вот снайперов никаких не было. Убитые мной ранее мотоциклисты были тщательно спрятаны и не смогли бы никому сообщить обратное. Командир немецкой роты, которого я также специально пощадил, принял в этой ситуации совершенно правильное решение, он дал сигнал к отступлению. Его доклад теперь будет выглядеть таким образом: большое количество русских, засевших на хорошо укрепленных позициях, ведут просто шквальный огонь из пулеметов, винтовок и автоматов, и только по счастливой случайности у него нет убитых, однако четвертая часть роты получила ранения.