Слушай, Жень,не удержался Масканин после одной из таких проверок,там ведь одни бабы были да старик расслабленный.
Закрываясь от ветра, поручик сложил руки домиком и закурил, глубоко затянувшись.
Так я по-человечески с ними,сказал он, выпуская дым.Ты сам видел
Я не про то,скривил губы Максим.
На это Опёнышев цыкнул языком и с усмешкой шмыгнул носом.
Знаешь, с такими как ты поначалу всегда беда выходит. Тут тебе не передовая. Это на фронте враг одет в чужую форму и говорит на чужом языке. А здесь враг многолик. Возраст и полэто вовсе не показатели. Враг может досконально знать твой язык, он может выглядеть немощным с виду стариком или подростком. Да, чёрт возьми! Ты же, кажись, в нашем деле не настолько зелёный, сам должен понимать. Верно?
Оно-то конечно верно Но с бабами воевать или с ребёнком
Тьфу!зло сплюнул поручик.А когда этот ребёнок нашим солдатам глотки режет, это как? А когда эта баба в тебя стреляет, это как называется?
Не кипятись Я привык к другой войне.
Да я и не кипячусь,насмешливо произнёс Опёнышев.Я даже чистоплюем тебя не считаю. Знаю, что в нужный момент голову не потеряешь и сделаешь всё как надо.
Ладно,примирительно сказал Масканин,идём-ка. Нам ещё амбары на Луговой проверять.
Оставшаяся половина светового дня прошла нервозно. Обдорцев и Семёнов тщательно скрывали раздражение, но все их меры результата не давали. Сверху требовали результат, он нужен был как воздух, тем более, что на "подопечной" территории, где действовали велгонские диверсанты-"стиратели", в последние дни сохранялось подозрительное затишье. Обещанная помощь находилась в пути, а в Новосерповке, как говорится, тишь и благодать. Пролетела бессонная ночь, для жандармов-оперативников и офицеров-"охотников" наступил шестой день их пребывания в деревне. И для многих начались третьи бессонные сутки. Накопленная усталость Масканина беспокоила несильно, он давно привык подолгу обходиться без сна. Это потом организм возьмёт своё, компенсируя нервное перенапряжение и физическое утомление.
Утро проплыло без происшествий. Генерал Веретенников после полуночной работы и недолгого отдыха решил, наконец, покинуть Новосерповку, дабы посетить один из полевых лагерей подчинённой 29-му корпусу дивизии.
Как и опасались Семёнов с Обдорцевым, бдительность перед отъездом командующего заметно снизилась. Количество патрулей уменьшилось втрое. Вскоре выяснилось, что пропали поручик Опёнышев и штаб-ротмистр Дмитриевский, которые в паре перед рассветом затеяли новую проверку в своей зоне ответственности. Теперь уже Обдорцев окончательно убедился, что все его подозрения и чутьё Торгаева имеют под собой реальные основания. И именно в это время объявился противник.
Взрывы загрохотали по всей деревне. Столбы быстро расползающейся гари зловеще потянулись к небу, во многих домах повылетали стёкла. Поднялась суматошная стрельба, по улицам забегали солдаты, всюду крики и громкая матерная ругань. Как оказалось, прозвучавшие взрывы стали лишь первыми в серии. Вскоре последовали новые, внося полную неразбериху: теперь уже стало непонятно кто в кого стреляет и откуда, с какой стороны или вернее сторон ждать нападения.
Назад!!!орал унтер толпе сельчан, вознамерившихся попасть домой по центральной улице.Все назад!
Двое солдат за спиной унтера перехватили карабины, готовясь ими как шестами преградить путь толпе.
Ой, сынок!заголосила спешившая в авангарде бабка.Вот он мой дом! Пусти, соколик! Пусти меня, милай!
Не положено!гаркнул унтер, отпихивая бабку рукой.
Солдаты не сразу заметили, что их командир как-то неестественно застыл, а бабулька довольно проворно протиснулась мимо. А когда заметили, в их сторону уже смотрел воронёный ствол с длинной толстой насадкой. Пистолет дважды фыркнул, пули разбили солдатам лица, а старуха сорвалась на бег, да с такой прытью, что в её возрасте просто невозможна.
С двух чердаков по штабу били пулемёты. Двор перед зданием штаба был густо усеян убитыми, легковушки и грузовики насквозь прошиты. Все попытки добежать из укрытия к БТРам, чтобы затем развернуть башни и ударить по чердакам, пресекал снайпер. Тела смельчаков так и лежали на полпути к БТРам. А где-то в отдалении рвались гранаты и звучали винтовки и автоматы.
От гранаты Масканина спас забор. Ей не хватило самой малости, чтобы перелететь двухметровую изгородь, она отскочила обратно во двор и рванула. Прочные доски приняли фугасный удар и осколки. Пользуясь моментом, Масканин уже через секунду перемахнул забор и с перекатом нырнул в куст под самой стеной дома. То место, где он приземлился, пронзила запоздалая очередь. Стрелок лупил из ППКпистолета-пулемёта Катлая, безотказной 9-мм машинки, заслуженно любимой в русской армии. Стрелок расположился где-то во дворе, прикрывая дом с тыла. А в самом доме засел пулемётчик, и судя по доносящейся стрельбе, он был не один. По прикидкам Максима, эти диверсы должны входить в группу огневого прикрытия, а штурмовать штаб будут другие.
Масканин с самого начала оказался один. Где сейчас Торгаев, с которым он разошёлся четверть часа назад, чтобы проверить дома по разные стороны улицы, и где сейчас в этой кутерьме жандармы и группа Семёнова, он не знал. Он действовал по обстановке, решив зачистить этот так удобно расположенный для противника дом с видом на штаб. А ведь этот двор раза четыре проверяли, значит диверсанты хоронились не здесь.
Частично оглохший от взрыва, Масканин затаился, вжавшись спиной в стену. Тело, подобно туго сжатой пружине, готово было "выстрелить" в любом направлении. Он чувствовал врага и враг этот раскрылся сам. От близости "стирателя" в первое мгновение аж волосы дыбом встали. А следом накатило липкое и гадкое чувство узнавания, когда-то он уже сталкивался с подобным в том проклятом лагере и позже во время побега в Пустошах. То что произошло дальше, Масканин называл "растворением в пространстве". Он словно внутренним взором увидел окружающее в пределах двадцати-тридцати шагов, при этом все объекты представлялись ему как бы объёмными и сразу со всех ракурсов одновременно. Это вышло как-то само по себе, подобно тому, как тренированное тело способно действовать на уровне наработанных рефлексов. В доме находился чужакименно этим словом предпочитал обозначать "стирателей" полковник Семёнов. От чужака исходил устойчивый фон, он был не один в домеего фон обволакивал ещё двоих, благодаря чему Масканин и засёк их. Эти двое, как и стрелок во двореобычные диверсанты. Сколько Масканин ни пытался, но прозреть облик "стирателя" так и не смог, зрение будто обтекало некий барьер, подобно тому, как вода обтекает камень. Чужак на такой способ прощупывания отреагировал незамедлительно: начал лихорадочно искать источник зондажа и уже через пару мгновений обрушил на Масканина удар и наглухо закрылся, мгновенно оценив, что с наскока защиту русского "охотника" не прошибёшь.
По внутреннему ощущению, "растворение" длилось долго, но в объективном масштабе временине дольше нескольких секунд. Не чувствуя ни капли волнения, ведь как известно, "стиратели" тоже смертны, он спокойно отстегнул сабельные ножныв доме длина сабли скорее помеха. Затем сбросил закинутый за спину вещь-мешок, откуда извлёк свёрток с древним клинком. Стрелок в это время дал очередь по углу дома и вновь затаился. А пулемётчик на чердаке стал бить короткими, видимо, жалея ствол, но зато часто.
Пальцы развязали узел, вещь-мешок полетел в куст. Из холодной жирной земли рука выволокла округлый камень размером с кулак. В левую руку привычно лёг взведённый "Сичкарь"кому-то может и пукалка, тем более против пистолета-пулемёта, но на коротких дистанцияхто, что надо. Особенно в умелых руках. Максим давно не считал, сколько раз он с пистолетом и бебутом очищал окопы и сколько раз менял на них винтовку в уличных боях при штурме зданий.
Вместо стёкол в окнах торчали неровные огрызки. Камень полетел в окно, ударил в потолок и громко запрыгал по полу. В доме истошно закричали, приняв камень за гранату. Масканин влетел в окно, как врывается внезапный шквал ветра, и приземлился на грубо оструганные доски половиц, с перекатом уйдя к стене. За эти мгновения сознание успело зафиксировать открывшуюся планировку и сопоставить с увиденным во время "растворения". Внутри дом по сути представлял одну большую комнату, перегороженную бревенчатыми стенами, разделявшими пространство на четыре помещения. А ещё ему открылось, что лестница на чердак стояла сразу за печкой.