Тесс тряхнула головой, отгоняя страшные мысли. Сумрак провала ведущего в знакомый каземат, в первое мгновение показался уставшим от солнца глазам, непроглядным мраком и заставил остановиться. Свод тоннеля одарил намеком на прохладу. А прохлада как будто прибавила сил. Да и глаза привыкли к полумраку. Пушка устремила ржавый хобот к морскому горизонту. В амбразуру влетел шальной шмель. Порыв ветерка донес запахи разогретой солнцем смолы и аромат цветущего вереска. Знакомый аромат пробудил такие яркие воспоминания вчерашнего дня. Воспоминания вызвали прилив энергии, разогнали пелену тревоги. По мечтательному лицу Речел, прижавшейся к прохладному камню стены, Тесса заключила, что подруга погружается в короткие минуты вчерашнего уединения с Диком. Это напомнило девушке о ее неудаче, но не ревности, ни тем более зависти не было. Она не собиралась сдаваться, как впрочем, и не собиралась отбирать любовника у подруги навсегда.
В порыве мальчишеского озорства она схватила ее за руку и со смехом повлекла к выходу:
- Нечего мечтать. Всем хочется. Нашла себе приличного мальчишку и теперь можешь смеяться над глупыми подругами.
На лужайку выскочили уже с веселым хохотом.
- Да, но если бы он знал все, он нас может быть и извинил.
Впервые Тесс почувствовала, что-то похожее на сожаление о содеянном. Впервые возникло сомнение в справедливости испытания, которому подвергли юношу и она малодушно попыталась спрятаться за авторитет крестного:
- Ты же знаешь, Георг приучил делать не то, что хочешь, а то, что надо для дела.
Речел, раскладывая махровую простыню на траве, отмахнулась:
- Да брось ты, он давно простил Элизабет, а ты вообще перед ним ни в чем не виновата. Он удивительно чистый ребенок.
- Ну да ребенок! А вчера управился с тобой за четверть часа.
- Скажешь право. Он же уезжал и не известно на сколько. А я давно не девочка.
В разговор вмешалась до того молчаливо раздевавшаяся Лиз:
- Тесс. Отстань от человека. Мы имеем то, что заслужили, - и, сбросив одежду, потягиваясь со сладострастной грацией, подставила нагое тело дуновению берегового ветерка. - А может быть, вспомним школу?
Предложение сестры было кстати, как всегда подумали об одном. В последние годы вместе спали редко, хотя чувство возникшее, еще тогда в школе не угасало. В их союзе никогда не было четко выраженных ролей. Они всегда настолько были похожи в чувствах и восприятии, что роль, как правило, зависела от сторонних обстоятельств. От самочувствия, настроения, просто инициативы.
Тесса, сбрасывая одежду, поймала недоуменный взгляд Речел. Подруга явно была не в курсе интимных взаимоотношений сестер, но в девушке вдруг возник острый интерес к возможному новому партнеру в их уже привычном развлечении:
- Раздевайся. Не съедим. А может самой понравится? Ну не ломайся. Чем еще могут утешить себя бедные женщины, когда мужиков нет или надоели?
Эта мысль пришла неожиданно. Заставила взглянуть на подругу по-новому. Она, в первый раз со времени окончания закрытой женской школы, посмотрела на другую женщину, как на возможного партнера. Практически сразу после окончания школы, забава юности ушла на задний план, хотя при случае сестры находили друг в друге отдых от многочисленных связей. Проблему скорее составлял избыток претендентов на их благосклонность, чем их недостаток. Лиз это быстро надоело и она, с того времени, как сошлась с Инго, жила с ним почти в супружеской верности, а сама Тесса партнеров предпочитала менять. Ну, а когда мужчины надоедали, сестры всегда могли уединиться вдвоем. Другие женщины в этом смысле их не интересовали.
Сестра была двойником почти во всем и воспринималась, как неотъемлемая часть их общего целого. Они давно поняли, что любое прикосновение, ласка испытанная одной, вызовет точно такую же реакцию у другой. Речел же была иной. Была явно не опытна в этой забаве и значит, сулила остроту новых ощущений.
Обнаженная Тесс подошла к ней. Мягко провела руками по плечам. Коснулась легкими губами мочки уха, скользнула к шее. Речел вздрогнула, но не отстранилась, а только покорно опустила руки, отдаваясь власти просыпавшегося тела. Подошедшая Элизабет, безмолвно включилась в новую игру. Тесса получала странное удовольствие от прикосновения к незнакомому телу другой женщины. По мере того, как подруга расставалась с одеждой, ее собственное тело напитывалось новыми ощущениями, желаньем. Все было почти знакомо и все было внове. Кожа на плечах и спине была чуть более шероховатой, и менее эластичной, чем у сестры. Крупные, тяжелые груди, оказались, тем не менее, упругими и сильными, без малейших признаков вялости. Соски мгновенно откликнулись на прикосновение губ и напряженно затвердели. Волосы на лобке были темнее и гуще, чем у них и тонкой дорожкой поднимались почти до пупка. Поджарый живот, несколько угловатые плечи и не слишком развитый таз придавали фигуре подруги нечто мальчишеское, но женская мощь груди, усиливала ее привлекательность и участие подруги в затеваемой игре становилась необходимой. Да и инициатива принадлежала им. Сестры помогли Речел опуститься на расстеленную простыню и, не сговариваясь, прильнули к ней.
Им не понадобилось много времени для того, что бы подруга застыла в конвульсии экстаза. К этому времени они сами уже были на пределе возбуждения. Тесс переплелась с сестрой, и привычные взаимные ласки закончились желанной остротой полета.
Легкая пичуга, низко пронеслась над землей и беззаботно устроилась на ветвях чахлой, искривленной ветрами сосенки. Чары блаженного забытья растаяли. Солнце грозило обжечь кожу и заставляло искать тень. Тесса повернулась на бок и увидела внимательные, лучащиеся любопытством, серые глаза Речел:
- Как вы этому научились?
- Тебе понравилось?
- Да, но мать еще в детстве наказывала меня только за одно подозрение в чем-то подобном. Для нее это всегда было смертным грехом. По-моему, ее меньше заботило то, как долго я сохраню девственность, чем мастурбирую я или нет. А уж если бы она узнала, что я занимаюсь этим с девчонками, она меня, наверное, убила бы. Помню, мать не слишком приставала ко мне с нравоучениями, когда поняла, что я сошлась с одним парнем и почти совсем отстала, когда убедилась, что я регулярно живу с кем нибудь.
- У нас разные матери. Ты же знаешь, наша помогает Георгу очень давно. И нас с детства приучала к свободе в отношениях с мужчинами.
- С детства?
- Конечно, Лиз, предусмотрительно перебравшаяся в тень огромного, корявого от старости, можжевелового куста, присоединилась к разговору. - Мать в первую очередь, да и отец не скрывали от нас, запретную для детей в других семьях, интимную сторону своей жизни. Наше присутствие никогда не мешало им заниматься любовью. Родители считали, что чем меньше будет запретов для нас в этих делах, тем вернее не появится желание переступить разумные барьеры.
Слова Лиз пробудили воспоминания. Сестры хорошо помнили отца - он погиб, когда им было уже тринадцать. В памяти Тессы он остался не углубленным в свою науку профессором филологии и не затянутым в хаки армейским офицером, а веселым, загорелым здоровяком, беззаботно отдающимся детским играм с дочерьми или любовным с женой. Вынужденные соблюдать традиции высших слоев английского общества, к которым принадлежала семья, при посторонних родители был сдержаны и корректны. Но с детьми или в узком кругу близких друзей, в первую очередь в присутствии Георга, соблюдать закостенелые нормы викторианской морали для них было абсурдом. Единственным и жестким правилом, которое девочки усвоили с раннего детства - было ни при каких условиях, ни с кем кроме отца и матери не говорить о том, что они видят в семье.
- Родители не видели ничего плохого в том, что так пугало твою мать, - подержала Тесса сестру. - Отец объяснил, что в мире есть места, где люди не заражены ханжеством европейской морали. Где выбор любовных партнеров или супругов доброволен и гармоничен, где дети, не знают надуманных запретов и естественно играют в те игры, которые бездарные проповедники и не менее бездарные врачи у нас объявили смертным грехом.
В детстве мы играли в эти игры в присутствии родителей, и они не мешали нам, никогда мы начали забавляться в одиночку, ни когда обнаружили, что это интереснее, когда играем вдвоем. От нас требовали только соблюдать осмотрительность в разговорах на эту тему с кем-либо, кроме родителей и Георга.
- И это очень пригодилось, когда в начале войны нас отправили в закрытую женскую школу, - усмехнулась Лиз. - Там учили аристократок и учителей подбирали «особо высоконравственных». Вот, где ханжество и двуличие цвело буйным цветом.
- Да, - подтвердила Тесса. - В классах нам проповедовали «высокие принципы европейской морали», на досуге, в развлечениях, в спальнях следили за благопристойностью нашего поведения. А в результате? Все девчонки мастурбировали и практически большинство, кроме отпетых дур, или заведомых ханжей, занималось этим не в одиночку. Ну, а к старшим классам в девственницах кроме нас остались только немногие. Были и такие, кто вынужден был оставить школу, так как срочно пришлось выходить замуж, скрывая внебрачную беременность.
- Высокая мораль! - Лиза не скрывала презрения. - Классные дамы и воспитательницы, вдали от глаз воспитанниц, путались с военными, лгали, изменяя мужьям, и бросали школу ради случайного романа. Чопорные постники профессора не упускали случая залезть под юбку или за лиф к податливой ученице, чаще всего пользуясь ее незнанием и любопытством. Заложенное с детства родителями, оказалось для нас куда более надежной защитой от похотливых лап, чем «эта мораль».
Ты когда первый раз имела мужчину? Ай, да я уверена, что это был не мужчина. Какой нибудь соседский мальчишка.
Тесса видела, что прямой вопрос Лиз смутил Речел. Та, опустила глаза, а потом вдруг улыбнулась:
- Мне было четырнадцать. И ты права Лиз. Ему было пятнадцать. Он долго уговаривал. Я боялась матери, но мне было любопытно. Девчонки в школе много говорили об этом, и мне казалось, что я безнадежно отстала от них. Первый раз было просто больно и неинтересно. Он ничего толком не умел, однако на следующий день, в школе я уже чувствовала себя на равных с подругами.
Ну, а дальше... Глупое стремление подростка не отставать от других... Ко времени поступления в университет, секс стал необходимостью. Иной раз бог знает с кем и где.
Подруга говорила искренне и Тесс так же откровенно продолжила:
- К тому времени, когда мы поступили в университет, мы уже спали с мужчиной. Но это случилось, когда нам было почти восемнадцать и мы окончили школу. Первый был не любовником - учителем и дала его нам - мать. Она тогда уже года четыре, как овдовела, и он был ее другом, еще с конца войны,
Тесса видела, что Речел явно смущена ее рассказом и заметила:
- Речь не смущаться, говоря о таких вещах - это первое чему научила нас мать. Не чистым секс бывает только тогда, когда ханжеская грязь занимает мысли партнеров.
Мы знали, что мужчина, ложащийся с нами в постель, никогда не станет возлюбленным ни одной из нас. Знали, что те несколько ночей проведенных с нами были для него последними в доме нашей матери. Это было шесть лет назад, и мать была еще очень хороша, поэтому наших друзей, никогда не удивляло, что любовник моложе ее лет на пятнадцать. Мать заметила, что ее «мальчик» проявляет слишком живой интерес к старшим дочерям, только что вернувшимся из пансиона и решила, что свою связь с этим человеком надо прекратить. Правда тогда же ей пришла в голову мысль воспользоваться тем опытом, который дочери могли бы получить от тесного общения с ее бывшим возлюбленным. Зрелая женщина она трезво оценивала его опытность.
Он пошел на сделку и принял ее условия. Впервые наши ночи с ним мать была рядом. Только тогда, когда она стала уверена в нас, мать перестала приходить в спальню. Учитель был сведущ и прихотлив, к тому же явно стремился получить свое сполна. После него мужчины мало чем могли нас удивить.
- Но значит, вы все время были втроем.
- Ну и что? Вначале, даже вчетвером, - продолжила беседу Лиз. - Мать вначале многое показала с ним сама. Секс, если за ним нет любви, не чем не отличается от любого другого вида спорта. Так, что же плохого, если двух учениц тренирует один преподаватель? К тому же две здоровые молодые девушки вполне смогли бы постоять за себя в случае чего. Ведь в доме кроме матери в эти дни никого не было. Она отослала прислугу и сама вела хозяйство.
Тесса отвлеклась на мгновенье. Вспомнилась острота ощущений, восторг, переполнявший их в те дни. Начинавшаяся взрослая жизнь, дарила их одним из новых наслаждений. А главное, властью над мужчинами. Естественной была мысль, которую она высказала, продолжая беседу:
- Мы начали позднее тебя года на четыре, но за то никогда не испытывали разочарований от своего выбора.
Тесс почувствовала, что ее самоуверенность, почему то уколола Речел и та тут же возразила:
- А, Рон? А, канадец?
Лиз, чуть заметно усмехнулась:
- Не путай. Здесь выбирали не мы. Это не чувствоэто дело. Хотя в отношении меня... Еще неделю назад я бы полностью согласилась с Тесс, но Инго... Я то, в выборе все же ошиблась.
В воздухе повисла неловкая тишина и Тесса вдруг подумала, что это Дик пробудил в ней любовную тоску и решила перевести разговор к исходной теме:
- Речь, то, что мы сошлись с тобой сегодня, не случайно. Нас связал Дик. Иначе этого не произошло бы никогда. Даже в школе, где бы этому никто не придал бы значения, для каждой из нас существовала только сестра. Мы должны быть вместе.
Речел приподнялась и села. Низкое закатное солнце вызолотило, просветило насквозь, ее растрепанные ветерком, волосы. Тесса сжала протянутую руку и, не оборачиваясь к сестре, протянула ей свою.
Девушки просидели, держа друг друга за руки не долго. Солнце уже катилось в море, и пройти казематами бастиона было желательно до темноты. Но союз, заключенный в тот вечер стал для них опорой на всю жизнь.
***
После ужина, собрались у Лиз. Опять говорили о Дике, когда вдруг на пороге появился Макдедли.