Мы должны спросить твою мать, наконец, говорю я. Она же вписала эту запись в тетрадь, и я хочу знать, почему она изменила запись в документах.
В панике Эмма трясет головой.
Нет, мы не можем. Тогда она узнает, что мы копались в ее личных записях.
Эмма, это имеет огромное значение. Возможно, мне уже восемнадцать, и каждый заслуживает знать, что меня не забрали, я чувствую, как мое сердце стучит все быстрее.
Но это же ключевой возраст, Грей, говорит Эмма опечаленно. Если бы тебе вправду было восемнадцать, тебя бы похитили. Запись ошибочна.
Если мы спросим твою мать, мы будем знать точно.
Что вы хотите у меня спросить? Картер стоит в дверях больницы и дер-жит в руках свою большую сумку.
Ничего, бросает Эмма быстро. Грей и я только что пришли, чтобы уйти с солнца.
Затем она хватает меня за руку и тянет к выходу. Когда Картер поворачивается к ней спиной, Эмма оставляет тетрадь на столе.
Глава 9
Большую часть двух следующих дней я провожу в лесу наедине со своими мыслями. Я забираюсь на северный склон, чтобы просто посмотреть на Стену. Я думаю, ответы на мои вопросы находятся по ту сторону. Они разрываются внутри меня и призывают перебраться через Стену. Они говорят мне, что все, что я хочу знать, лежит сейчас по ту ее сторону. То, что там может быть больше, чем кто-то из нас знает, начинает сводить меня с ума. Что, если Похищениеэто не то, что мы о нем думаем, неизменное и неизбежное, как смерть от старости? Не я ли живое доказательство, что на самом деле происходит что-то большее?
Если я не брожу по лесу, то сижу с пергаментом. Снова и снова я читаю письмо моей матери. Я ищу в библиотеке и изучаю каждый исторический манускрипт. Я вновь прокручиваю разговор с Эммой в лесу и постоянно думаю о Блейне, как он при прощании подмигнул мне. Хотел он что-то этим сказать?
Чем дольше я сижу так, погруженный в мысли, тем сильнее убеждаюсь, что здесь что-то не так. И даже Клейсут. Все кажется вывернутым наизнанку: Похищение, Стена, первые дети. Как такое может быть, что люди живут во вновь отстроенном городе и не могут вспомнить, как они сюда попали? Как они сюда попали через Стену, которой обнесен город? И почему Похищение забрало каждого восемнадцатилетнего юношу, но не меня? Часами я спрашиваю себя, почему никто другой не спрашивает обо всем этом? Но ведь я сам только сейчас начал задавать вопросы.
Тихим безветренным утром я иду с расспросами к Картер, не ставя Эмму в известность. Я сижу перед ее столом в больнице и неторопливо спрашиваю, являюсь ли я близнецом Блейна. Она невозмутимо смотрит на меня.
Почему ты сделал такие выводы?
Не знаю, говорю я. Я так скучаю по нему. И мы так похожи. Может быть, я просто схожу с ума от одиночества.
Наши двери всегда открыты, если тебе нужно поговорить, добавляет она мягко.
Затем она объясняет, что я появился на свет ровно через год после Блейна, и я ни в коем случае не близнец. Это злит меня, потому что я полностью убежден в том, что она знает правду и записала ее в блокнот. Почему она не бегает по городу и не кричит, что один из юношей, достигнув восемнадцатого дня рождения, избежал Похищения? Почему она решила держать это чудо в тайне? Я боюсь, что это написано на второй странице письма, которой я никогда не найду. Когда я покидаю больницу, у меня больше новых вопросов, чем ответов.
После обеда, когда Эмма и я сидим у меня дома и в неясном свете солнца играем в шашки, мое терпение лопается.
Я должен что-то предпринять, Эмма, говорю я. Я не могу просто так здесь сидеть и надеяться, что ответы на мои вопросы свалятся мне на голову из ниоткуда.
Что ты можешь сделать?
Не знаю. Найти Блейна. Узнать правду.
Что ты имеешь в виду под «найти Блейна»?
Когда последние два раза был в лесу, я был вот так близко к тому, чтобы перелезть через Стену и пойти его искать.
Я поднимаю руку и показываю один-два сантиметра.
Искать его? Но что ты будешь искать? Он не просто пошел прогуляться за Стеной. Он был похищен.
Но в том-то и дело, Эмма. Если перебраться через Стену, что-то непременно убивает тебя, а это значит, что там что-то есть. Должно быть что-то еще, кроме Клейсута.
Ты умрешь, Грей, как и все остальные, говорит она.
Может быть, и нет. По крайней мере, я пережил Похищение. Возможно, переживу и Стену.
Обещай мне, что ты не сделаешь этого, Грей. Пожалуйста. Я понимаю, ты имеешь в виду, что это даст какое-то объяснение. Я чувствую что-то подобное, когда думаю о первых детях. Но то, о чем говоришь ты, сумасшествие. Это самоубийство.
Ну а что, если там есть что-то еще? Что, если нам нужно только перебраться через Стену, вместо того чтобы провести всю жизнь здесь, потому что мы боимся попробовать?
Она встает и идет вокруг стола. Прежде чем я успеваю понять, она садится мне на колени так, что ее спина упирается в шахматную доску, а ее лицо напротив моего. Она смотрит на меня и убирает прядь волос с моих глаз. Она ничего не говорит, но я так сосредоточен на ее руках, что это меня не волнует. Она проводит рукой по контуру моего лица и слегка касается кончиками пальцев подбородка. А затем медленно придвигается ко мне и целует. Она точно знает, что должна делать, чтобы перетянуть меня на свою сторону и подчинить своим желаниям. Я прижимаюсь к ней, и каждый сантиметр моего тела просыпается к жизни.
Ее губы мягкие, но сухие, а волосы пахнут рыночным мылом. Я отвечаю на ее поцелуй, и мои руки начинают двигаться по ее спине. Я еле сдерживаюсь, чтобы не взять ее на руки и не отнести в спальню, когда она ослабевшими руками нажимает на мою грудь. Я открываю глаза и вопросительно смотрю на нее.
Обещай мне, просит она. Обещай мне, что не натворишь глупостей.
Ты знаешь, что я не могу тебе такое обещать, Эмма. Я постоянно делаю глупости. Это Блейнтот, кто думает.
Меня волнует не Блейн, а ты.
Хорошо, могу обещать тебе: если я буду стоять на грани, чтобы сделать глупость, ты узнаешь об этом первой, прежде чем я это сделаю.
Как всегда с оговоркойесли ты посчитаешь это глупостью.
Да, с таким ограничением.
Я целую ее снова. Во второй раз мои руки пробираются к ее спине, но когда я начинаю обнимать ее, она смеется и сползает с моих коленей. Когда она включает кипятильник и улыбается мне через плечо, я не могу понять, как она может быть такой спокойной. Моя грудь все еще часто поднимается и опускается, и тело словно пропитано электричеством.
Знаешь, возможно, ты все преувеличиваешь, предполагает она. Возможно, твоя мама на самом деле родила тогда близнецов, но второй мальчик умер. И потом, годом позже родился ты, и она назвала тебя в честь него. Ты можешь быть на год младше Блейна.
Но смерть ребенка должна быть записана в пергаменте моей матери. И тогда я был бы записан как третий.
Или документы не полные, настаивает она. Ты сам это сказал, когда мы разговаривали об основании Клейсута.
Я смотрю на нее, приподняв брови.
Это другое.
В каком смысле?
Без понятия. Просто так.
Возможно, тебе надо поговорить с Мод, Грей. Только она может тебе помочь, если на твои вопросы вообще есть ответы.
И что, скажем ей, что мы шпионили в больнице и читали личные записи, и я не понимаю, почему меня до сих пор не забрали, несмотря на то, что мне восемнадцать?
Мне кажется, что это гораздо безопаснее, чем перебраться через Стену.
Я ловлю себя на том, что смотрю на ее волосы, волнистые от влажного воздуха, и понимаю, что она самое прекрасное, что я когда-либо видел.
Ты такая умная, Эмма, ты знаешь об этом?
Она краснеет и протягивает мне чай.
Позже, после того как несколько часов проворочался в кровати в по-пытках уснуть, я сижу за столом и думаю о предложении Эммы. Может быть, есть возможность получить информацию от Мод, не говоря ей о наших поисках в больнице. Я мог бы сказать, что прочитал обе части письма матери и оттуда узнал, что я и Блейн близнецы. Еще до того как я успеваю решить, плохая это идея или хорошая, надеваю куртку с капюшоном и выхожу под дождь.
Несколько раз я стучу в дверь Мод, но она не открывает. Наверное, она спит, но я все равно пробую еще раз. На этот раз от моих ударов дверь слегка приоткрывается внутрь. Осторожно открываю ее ногой. Кухня пуста, но из спальни пробивается слабый мерцающий свет, который придает комнате жуткий голубой отсвет.