Ну, вот и разобрались, говорю я.
Хорошо. Теперь перестань жаловаться.
Ты вытаскиваешь пулю у меня из плеча, напоминаю я ему. Мне было бы легче, если бы ты дал мне пожаловаться.
Не мне, говорит он. Не хочу это слышать. Перестань дергаться.
Я не дергаюсь.
Еще тихий смешок. Я жду несколько секунд, прежде чем сказать ему.
Спасибо, кстати. В смысле, за то, что делаешь это.
Рано благодарить. Хотя мы почти закончили.
Последняя волна боли перекрывает эффект онемения от обезболивающих, окутавший меня, словно облако, и заставляет меня содрогнуться в ответ. Я издаю тихий стон и борюсь с позывом перевернуться на бок, чтобы защитить плечо от дальнейшего травмирования.
Корд громко выдыхает. То, что его отпустило напряжение, ощущается почти физически.
Хорошо, я ее достал. Он поднимает щипцы к луне за окном: между их кончиками зажат кусочек серебра. Пуля была бы симпатичной и блестящей, если бы не была все еще покрыта моей кровью.
Я забираю у него пулюсмертельный шарик. Держа ее в руках, я чувствую благодарность, облегчение и отвращение от того, что допустила случившееся.
Я роняю пулю на грязный ковер, и она беззвучно исчезает в дешевом синтетическом ворсе.
Заканчивай, Корд, тихо говорю ему я. Пожалуйста.
Дальше все идет быстрее. В аптечке, на удивление, много всего: спирт, чтобы обработать рану, полоски с антибиотиком, рулон бинта. Баночка пенициллина с истекшим сроком давности, из которой я проглотила пару таблеток. По мнению Корда, мне не нужно накладывать швы, так что он плотно бинтует рану большим количеством бинта и закрепляет его пластырем.
Вест, если это все не выдержит он не заканчивает фразу, прикрепляя последний Н-образный пластырь мне на плечо. Но я знаю, о чем он думает. Если бандаж не будет держаться, то нам придется решать что делать дальше.
Нет, никаких больниц, никаких записей о том, как серьезно она меня ранила, никаких процедур, которые бы дали ей возможность выследить и найти меня в беспомощном состоянии.
Выдержит, все будет в порядке, говорю я ему.
Он ничего не говорит, неохотно понимая мои страхи. Он нежно помогает мне надеть на плечо рубашку, глядя, только на мой подбородок, и застегивает на ней пуговицы.
Последняя пуговица застёгнута. Корд смотрит на меня теплым взглядом, и с тихим вздохом приглаживает мои взлохмаченные волосы. Все ещё не говоря ни слова, он начинает убирать вокруг меня. Я остаюсь в постели, плечо пульсирует от боли, несмотря на лекарства, и я, в попытках отвлечься от неё, блуждаю взглядом по комнате.
На самом деле осматривать здесь особо нечего. Мы находимся в квартирке на первом этаже в западной части Гаслайта. Когда мы проходили мимо, лёгкий прохладный ветерок качнул белый ярлык на круглой ручке входной двери, и он привлёк наше внимание, как флаг капитуляции. Хотя я знала, что Корд не хотел останавливаться так близко к месту, где она видела нас в последний раз, но было очевидно, что я не в состоянии продолжать поиски.
И вот мы здесь. Квартира очень старая, тесная, с несовременной планировкой. Основное пространство загромождено безделушками и полками с пожелтевшими зачитанными книгами. Ванная размером со шкаф, кухонька, на которой нет места, чтобы повернуться, не говоря уж о том, чтобы готовить. Предыдущий владелец умер достаточно давно, в нежилом помещении застоялся воздух. Однако, не думаю, что хозяин был активированным Альтомобстановка квартиры не соответствует образу нового жильца или молодого студента. Думаю, это был человек, который жил и умер в одиночестве, его тело довольно быстро убрали, а квартиру оставили на потом. Либо у гаслайтской службы зачистки накопилась незавершенная работа, либо им серьезно не хватает рабочих рук. От голода у меня болит и урчит желудок.
Ко мне подходит Корд.
Я собираюсь сбегать, найти тебе что-нибудь поесть. Ты будешь лучше спать, если поешь.
Куда ты собираешься идти? У меня внутри все сжимается, не могу понять, то ли от голода и страха остаться одной, то ли от того, что он уходит.
Дальше по улице есть круглосуточный магазин. У них найдется что-нибудь горячее, пускай и просто разогретое. Может быть, хочешь кофе?
Я смотрю на него, и его лицо расплывается у меня перед глазами, чему я удивляюсь не меньше него. Я плачу, не пытаясь вытереть слезы. Не уверена из-за чего, просто мне кажется глупым, пытаться скрыть их от Корда.
Почему ты плачешь? спрашивает он тихим голосом. Я вижу, что он растерян. Он не привык иметь дело со слезами. Не думаю, что его брат, Тэйж, был плаксой, особенно после несчастного случая, произошедшего с их родителями, когда он замкнулся, отказываясь чувствовать что-либо.
Я должна сказать ему. Он скоро узнает. Но это тяжело, зная, как я села в калошу, вне зависимости от всех оправданий.
Корд, я потеряла пистолет.
Пистолет.
Пистолет Люка. То есть мой. Я до сих пор чувствую, как Люк вкладывает мне его в руку. Я его бросила там. В переулке, после того, как видела ее. И его. Их обоих. Я выпаливаю слова оправдания, которые оставляют меня опустошенной. Кажется, я была в шоке от крови и всего прочего. Даже не помню, как я Не могу поверить, что
Прости, Люк. Ты умер, думая, что он меня защитит.
Корд садится на кровать рядом со мной. Он неуклюжий, угловатый, не знает, куда девать руки и ноги. Напоминает времена, когда он был младше, еще до того, как он стал самим собой. Сейчас он высокий и гибкий, одновременно худой и мускулистый, в нем появилась напряженная сила, которой не было раньше.
Он заводит руку за спину, берет что-то под курткой и тянет. Вытаскивает и кладет мне на руку.
На мгновенье кажется, что оружие чужое и не по руке. Но потом, так же быстро, это чувство исчезает, и пистолет снова устраивается на своем месте. Он идеально поместился в моей ладони между большим, и остальными пальцами руки.
По крайней мере, мне прострелили не правую руку. Тогда от него было бы мало толку. От меня было бы мало толку.
Спасибо, я кладу пистолет рядом на кровать. И всё ещё не могу поверить своим глазам. Я была абсолютно уверена, что потеряла его навсегда. Я твоя должница. Опять.
Корд качает головой:
Ты ничего мне не должна, Вест, говорит он почти рассержено и отворачивается, чтобы смотреть на что угодно, кроме меня, я дал обещание, но это не единственная причина
Ты не должен этого делать, выпаливаю я. Меня пробирает дрожь от того, как это обещание давит на него. Почему я позволяю этому так сильно себя ранить? Ты мне не нужен, ложь, слишком большая для каждого из нас, чтобы и дальше в неё верить.
Уголок его рта приподнимается, и, когда он поворачивается ко мне, его лицо выражает ярость и полное отчаяние.
Я нужен тебе, но тебе хочется, чтобы это было не таквот, что меня убивает! Знаешь, какая мысль первой пришла мне в голову, когда я увидел, что ты уронила пистолет? голос Корда низкий, тихий и угрожающий. Я хотел его оставить. Я хотел выбросить его в океан или в Окружение. Я хотел закопать его так глубоко, чтобы даже Люк не смог сказать тебе, где он. Я хотел, чтобы он был где угодно, только не в твоих руках. Так далеко, чтобы ты никогда больше его не нашла.
Я с трудом могу думать:Почему
Потому что, возможно, тогда ты позволила бы мне помочь. Возможно тогда, ты захотела бы, чтобы я остался, он издаёт неровный, протяжный вздох, затем отворачивается от моего ледяного взгляда и смотрит на пол, проводя руками по своим волосам. Когда он произносит моё имя, оно звучит резко и мучительно:Вест.
Я словно разрываюсь на части.
Тогда зачем ты подобрал пистолет?
Потому что. На его лице отражается страдание, заставляющее его выглядеть старше своих лет. Что если бы из-за меня все пошло не так? У тебя бы не было пистолета, чтобы защищаться и ты все также не захотела бы меня видеть.
Я хочу видеть тебя, шепчу я.
Корд ничего не говорит. Думаю, он пытается понять, чего больше в моих словахправды или лжи. Поровну.
Знаешь, я был недалеко от тебя, осторожно говорит он, взяв под контроль свои эмоции. Когда я понял, что ты нашла ее, я стал следить за ней. Не потому, что волновался за тебя, а потому, что мне было интересно, что она будет делать, когда, наконец, увидит тебя.