Мысленно ругая себя за то, что не купил более дорогое место в ряду, где компанию ему составили бы куда более приличные люди, Тиберий всё-таки не удержался и спросил у Гнея, может ли тот предложить ему достаточно приятную партию на вечер, чтобы как-то скрасить горечь поражения.
Ухмылка сутенёра, которая, казалось, не сходила с его лица, только меняя значение в диапазоне от угодливого до зловещего, стала заметно шире.
Конечно, уважаемый Тиберий. Зрелищедля бедных. Состоятельные люди вправе получить более осязаемые удовольствия.
2
Виллем ван Хойтен почувствовал, что он снова в реальном мире. Ментографические иллюзии исчезли вместе с нанобиоархитектурой, формировавшей во время сеанса единое целое с корой полушарий его головного мозга; он снова был у себя дома, в мягком кресле, ощущая запах собственного пота, пропитавшего футболку, и перегревшихся наносхем домашнего электронного комплекса. Бесчисленные наносоединения убрались внутрь провонявшего шлема, который он держал в руках; частью они остались в его теле, чтобы расщепиться на вполне усваиваемые организмом органические частицытак, по крайней мере, утверждала рекламаи пополнить запасы исходного сырья для аминокислот и микроэлементов.
Ван Хойтен посмотрел на экран, разыскивая идентификационные значки остальных участников игры. Брезгливость и тошнота, вызванные длительным пребыванием в виртуальном теле «дьявольской вши», боролись в нём с упоительным чувством победы. Интерактивная игра «Империя Скардлайм и Царство Тьмы», каждый из эпизодов которой собирал десятки миллионов участников по всему миру, стала его главным развлечением в последние, наполненные праздностью, месяцы.
Сегодня я побил тебя, Джек, сказал ван Хойтен, включив аудио-соединение с нужным значком.
Да, конечно, бледнолицее насекомое. До следующего раза.
Пока, устало выдавил он. Остальные участники к тому времени уже отключились, оставив на экране приветственные сообщения.
Глядя пред собой несколько минут подряд, он понял, что едва соображает, и приказал допотопному монитору отключиться. После возвращения из космоса демобилизованный ван Хойтен всё ещё не нашёл себе работу, отчасти из-за продолжительного курса реабилитации, причиной которому были пережитый во время Марсианской войны стресс и утрата физической формы, вызванная длительным пребыванием в невесомости. Ещё большую роль играла изменившаяся система ценностей, уже не позволявшая ему смотреть на мир по-прежнему. Ван Хойтена призвали в самом конце войны, когда Объединённые Вооружённые Силы Земли были вынуждены прибегнуть к мобилизации, чтобы компенсировать потери в живой силе в «искусственных войсках». Он прошёл необходимую подготовку, заключавшуюся преимущественно в ментоусилении некоторых условных рефлексов, и один раз побывал в бою. Потом, вернувшись на Землю, он нередко удивлялся тому, как реагируют штатские на его форму с нашивками, свидетельствующими о том, что их владелец воевал и был ранен. Единственное столкновение с противником, в котором он участвовал, произошло на марсианской орбите, и закончилось трагическитранспортник под названием «Окинава», перевозивший батальон десантников, к которому был ван Хойтен и его товарищи, взорвался, поражённый ракетой противника. Никто из них никто так и не увидел врага и не побывал в настоящем бою, воспетом пропагандой. Более того, подавляющее большинство находившихся на борту людей даже не успело сообразить, что именно произошло. По счастливой случайности ван Хойтена не разорвало на куски, а лишь отбросило взрывной волной в открытый космос, дважды при этом ранивв левое бедро и грудь. И вновь ему повезло: осколочные ранения не были смертельными, а системы жизнеобеспечения скафандра остались неповреждёнными, что позволило умной машине спасти хрупкий человеческий организм. Самозаклеивающаяся ткань мгновенно восстановила герметичность скафандра, а раны были закрыты временными повязками из подвижного нанобиопластыря, сырьё для которого хранилось непосредственно в подкладке скафандра. Тем временем встроенный нанонейтрифонный маяк автоматически подал сигнал бедствия, взывая о помощи. Не прошло и четверти часа, как ван Хойтена, блаженно улыбавшегося от лошадиной дозы болеутоляющего, вколотой мягкосердечным медицинским блоком скафандра, забрала одна из носившихся повсюду в великом множестве спасательных шлюпок. Ещё когда он пребывал в космическом госпитале, поступило известие о том, что заключено перемирие. Так ван Хойтен, подобно остальным раненым, в один момент превратился в штатского. Это было странное зрелищенаблюдать за реакцией обитателей палаты, когда они узнали о конце войны: кто-то ругался и потрясал руками, зачастую прошедшими ампутацию, и проклинал правительство, кто-то плакал, испытывая смешанные чувствагордости за Землю, что выглядело настоящей глупостью в таких обстоятельствах, облегчения от того, что всё закончилосьи лёгкого разочарования, вызванного нелепым ранением на самом пороге победы. Были и такие, кто смеялся, нередко с истеричными нотками в голосеодного, полного, рослого парня из Кентукки по фамилии Севедж, смог успокоить только укол снотворного, сделанный спешно прибывшим на место события нарядом санитаров. Наиболее поразительным в таких обстоятельствах стало поведение уже немолодого сержанта, отслужившего едва ли не два десятилетия: кисло улыбнувшись, профессиональный вояка пробурчал что-то себе под носи прошествовал в туалет. С того самого момента для ван Хойтена началась долгая дорога обратно, в мирное общество. Как ни странно, но несколько месяцев в тренировочном лагере для новобранцев, считанные недели в космосе, из которых лишь одна-единственная секунда была «боем», а всё остальное«подготовкой» и «лечением», полностью разорвали его былые связи с нормальным миром. Здесь, на «гражданке», однако, люди и далее жили нормальной, полноценной жизнью: никто ни на кого не орал, требуя молниеносного исполнения дурацкого приказа, а те, кто так поступал, считались преступниками или сумасшедшими. Ван Хойтену, получившему звание второго лейтенанта резерва, поначалу было трудно привыкнуть к тому, что никто, даже последний соплякон никак не мог отучить себя от подсознательной оценки «нижние чины», не отдаёт ему честь, проходя мимо. Его «удалённый» терапевт, по совместительству оказавшийся психиатром, во время одного из сеансов ментотрансляции, прямо указал ван Хойтену на то, что эти психологические проблемы связаны с утратой работоспособностион попросту разнежился, пребывая в невесомости, особенно когда лежал на больничной койке в офицерском отделении. Ван Хойтен вспомнил, что огромный космический госпиталь был рассчитан на пять тысяч мест, и многим эта цифра казалась избыточной, ведь, по сведениям разведки, марсианская орбитальная оборона в предыдущие месяцы боёв существенно ослабла. Ван Хойтен мог только предполагать, что она из себя представляла до «ослабления», поскольку в первые же часы вторжения орбитальное пространство оказалось забитым обломками космических кораблей. Госпиталь оказался переполненным, и те, кого ранили в первые минуты генерального сражения, могли считать себя везунчиками, в то время как остальных пристраивали где попало. Ему действительно повезло, если слово «везение» вообще уместно в таких обстоятельствах, но психиатр не имел права так говорить. Этот мерзавецв представлении ван Хойтена он был полным, лысеющим мужчиной средних летпаразитировал на таких, как ван Хойтен, ветеранах, получая зарплату из автоматически отчисляемых с их счетов денег, рассуждая о том, как им повезло, что они выжили, и он, дипломированный врач, имеет возможность их консультировать.
Ван Хойтен мрачно посмотрел на стену перед собой, подумывая о том, стоит ли заново спроецировать голографический документальный фильм с обилием удалённых цензурой эпизодов, повествующий об операции «Джек-пот». Он крутил этот фильм десятки раз, обнаружив при помощи компьютера и «Окинаву», раздираемую взрывом, и даже собственное тело, выброшенное из взломанной скорлупы ударной волной.
Так или иначе, его подлечили и вернули на Землю, а когда психиатр обозвал его слабаком, позволили посещать фитнесс-клуб. К сожалению, стало только хуже: преодолевая боль во время занятий в тренажёрном зале, ван Хойтен с каждым разом мотивировавший себя зрелищем взорвавшегося корабля, становился всё более обозлённым. Психиатр опять обозвал его неженкой, не способным нормально радоваться жизни, и ван Хойтен стал его игнорировать, возможно, потому, что в этих словах было слишком много правды. Он жил в маленькой съёмной квартире, играл в популярную ролевую ментотрансляционную игру и понемногу свыкался с мыслью, что война закончилась, а вместе с нейи жизнь, так и не успевшая начаться. Так или иначе, но адаптация к мирной жизни шла медленно: он так и не устроился на работу, а круг друзей ограничивался несколькими контактами из ментотрансляционной сети, с которыми он обыгрывал одну главу из истории Скардлайма за другой.