Когда колодец нашелся, Паласар скептически заглянул внутрь:
Да простятся мне сомнения, мудрейший, но трудно поверить, что прокаженные выбираются из этого колодца.
Этот лаз ведет в подземелья, в пещеры, но я не говорил, что им пользуются прокаженные.
Кто же им пользуется? И как мы воспользуемся им?
Да, тебе это будет сложно.
Тогда не лучше ли двинуться к убежищу, которое должно находиться где-то поблизости?
Ну если ты знаешь, где это убежище, то можем сходить туда.
Оно расположено в старом городе, в месте, где рядом есть старая мечеть и еще более старый храм, парсийский, как я подозреваю. В этом храме и есть ход в подземелье.
Мельхиор уставился на Паласара, гадая, как этот словоохотливый всезнайка смог в кои-то веки узнать что-то действительно нужное.
Подслушал вчера ненароком разговор местных жителей, похвалился Паласар. Тех двух крикунов с базара: «Я твой ишак на шампуре вертел!» передразнил Паласар. Так известно ли мудрейшему какое-либо место в старом городе, что подходит под описание?
Нет, я не настолько знаю город.
В таком случае разговорим лавочника, предложил Паласар.
Какого лавочника? Не тех ли двух?
Не хотелось Мельхиору возвращаться на базар-у-дворца.
Нет, здесь нам любой сгодится, улыбнулся Паласар и зашагал по улице в поисках лавки.
Мельхиор, к своему неудовольствию, выслушал еще один ожесточенный торг между Паласаром и случайным торговцем. Рассказчик историй затеял эту ненужную покупку с тем, чтобы аккуратно вплести в разговор несколько вопросов о здешних достопримечательностях. Через четверть часа товарищи стали обладателями никчемного пыльного опахала и самых подробных сведений о единственном в старом городе месте, где мечеть соседствует с парсийским храмом.
Несколько переулков спустя Паласар заметил цель их утреннего похода. Небольшая старая мечеть притаилась среди домов, таких же древних, как она. Друзья остановились перед мечетью, и Паласар придирчиво рассмотрел архитектуру.
Не иначе постройка «золотого века», воскликнул рассказчик историй. Подумать только, три столетия, как эти земли перестали относиться к владениям великого Халифата, а мечеть в память о тех светлых временах еще стоит.
Если я правильно помню, нам туда, волшебник указал на постройку напротив.
Напротив мечети стояло нечто не менее внушительное, но почти незаметное, поскольку стены постройки не отличались от окружавших его домов. Не отличались на первый взгляд. Приглядевшись внимательнее, рассказчик историй разглядел в доме странный храм, сложенный из исполинских камней. Кладка была настолько искусна, что стена выглядела монолитной и не привлекала внимания.
Шесть веков, как отсюда выгнали парсов, передразнил Мельхиор, а их капище до сих пор стоит.
Неудивительно, вздохнул Паласар, хотел бы я посмотреть на того строителя, кто рискнет разобрать этакую громадину.
Шесть столетий. Для человека, видавшего пирамиды, это не много, но здесь, на задворках мира, лишь изредка посещаемых выходцами великих культур, и шестивековое капище казалось стоящим от Сотворения мира.
Не знаю, были ли те времена светлыми или нет, меня тогда еще на свете не было, признался волшебник, но, думаю, на обратном пути ты меня просветишь, а пока осмотрим внутренности этого примечательного места.
Приложив руку к двери, Мельхиор сосредоточился. В глубине дерева щелкнул замок, и плотно подогнанная дверь отворилась перед ними.
Глава 2. Подземелья
Из темного проема тянуло прохладой и сыростью. Тянуло сильно, как при сквозняке.
Пойдем, рассказчик историй, позвал Мельхиор и шагнул в темноту. Не знаю, друзей или врагов мы тут встретим, но в опасности советую бежать не оглядываясь.
Оставить тебя одного? спросил рассказчик историй, делая шаг следом.
Именно. Если забота обо мне твое самое тяжкое бремя, бросай его в первую очередь, хотя, кажется, все обойдется: тут тихо. Пауза. Действительно тихо. Брось ты это опахало!
За дверью находилось небольших размеров святилище с алтарем, покрытым пылью, кусками штукатурки и птичьим пометом. Стены были невообразимо толсты толще человеческого роста, по наблюдению Паласара. Они съедали значительную часть строения. Глаза Паласара постепенно привыкли к темноте. Где-то сверху было забранное решеткой окно, тень от решеток лежала на стене поверх светлого пятна. Окно служило единственным путем для света и воздуха. Если бы на улице было шумно, то через окно и часть звуков попадала бы внутрь, но в старом городе всегда стояла тишина.
Святилище давно заброшено. Не осталось ни мебели, ни утвари. Только по каменным узорам можно было догадаться о предназначении капища, да и скупые узоры говорили только с человеком, знающим о парсах не меньше Паласара. Когда-то храм выглядел торжественно и сурово, но сейчас мрачная камера более всего напоминала склеп, недоставало только покойников.
Поразительно, воскликнул рассказчик историй, когда осмотрелся, это все построили парсы, первые последователи единого Бога, открывшегося их пророку Зороастру под именем Ахура Мазды.
Он помнил, хоть не без греха, из книг Авесты два стиха, перебил Мельхиор, вспомнив одну шуточную поэму. Послушай, я разглядел твою манеру к сообщениям и надеюсь, ты не хочешь рассказать мне все, что тебе известно о зороастрийской вере, потому что тогда нам придется остаться в этих катакомбах до конца праздника.
Получив нагоняй, Паласар притих и не спросил, о каких катакомбах идет речь. Бегло оглядевшись по сторонам, Мельхиор не заметил ничего интересного, узоры на стенах и остатки фресок с ним не разговаривали. Его не заботило, что они могли рассказать. Наверху ровным счетом ничего. Значит, надо спускаться под землю.
Нам туда, указал волшебник на узкий проход, уводящий куда-то вниз.
Туда? переспросил Паласар. Там темно, а у нас ни лампы, ни факела.
Не говори, что ты еще и в темноте не умеешь видеть, усмехнулся Мельхиор.
Совсем не умею, растерялся Паласар. Вообще я много чего умею например, седлать верблюда и переводить с персидского. Готов без ложной скромности заявить, что после некоторой тренировки у меня получилось бы делать и то и другое одновременно, но вот умения видеть в темноте и дышать под водой мне с детства не давались.
Держи, ездок на верблюдах! волшебник бросил Паласару перстень. Поверни кольцо на седьмой месяц, и будет свет.
Замысловатый перстень оказался в руках Паласара. Пока рассказчик историй изучал хитроумную магическую штуковину, Мельхиор исчез в черном проеме. Паласар услышал его шаги по лестнице. Лестница это хорошо. Парсы молодцы, удосужились построить лестницу, с них станется оставить грубо прорубленный в стене лаз. Времена тогда были не то что сейчас.
Однако чем глубже уходила лестница, тем круче становились каменные ступени, и пропорционально их растущей высоте ухудшалось мнение Паласара о парсах. Волшебный перстень на руке светил достаточно ярко, однако, чтобы не сверзиться с лестницы, приходилось обеими руками упираться в стены, поэтому чаще всего перстень светил рассказчику историй прямиком в левый глаз, что нисколько не помогало древним парсам вернуть утраченное расположение Паласара.
Лестница кончилась узким проходом, который вел в небольшое, два на два человеческих роста, подземелье. В нем, ковыряя ногтем клинопись на стенах, дожидался спутника съедаемый нетерпением Мельхиор.
Так вот о каких катакомбах ты говорил, понял Паласар.
Из четырехугольной комнаты уходили четыре узких хода. По одному они пришли, оставалось три.
Ты знаешь, что тут написано? продолжил рассказчик историй, указав на стены.
Я даже не знаю, какой это язык, грустно ответил Мельхиор, так как понял, что захлопнуть рассуждения Паласара о древних народах можно, разве что залив ему в горло жидкое золото, но Мельхиор боялся, что даже эта жестокая парфянская казнь может стать для рассказчика историй не наказанием, а лишь новой темой для обсуждения.