Я отвык драться ночами, пришёл для разговора, как взрослый дурак, пробормотал Дорн, отступая на шаг и озираясь. Ничуть не полезна моя новая привычка не убивать до того, как заговорят Что ж, убью теперь, выслушав.
Человеку не убить горгла, назидательно сообщил Кукольник. Скрипуче рассмеялся. Если я кого и опасался, то
Меня, прошелестел Ан.
Сердце завибрировало с чудовищной частотой, мгновенно прогревая тело Ана, почти кипятя кровь. Дорн подпрыгнул от неожиданности и охнул, отступил ещё на шаг и благоразумно выбрал позицию так, чтобы за спиной оказалась стена.
Это ошибка, тигрёнок. Отойди от стены, посоветовал вервр. Имея дело с горглом, не приближайся к тому, что ему послушно. Мостовая, камни кладки, статуи, стены, целиковые дома а равно вода, лёд, песок, туман обычный и ядовитый
Мы неп-победимы, портя весь эффект похвальбы, икнул Кукольник, и песок зашуршал по его телу, дрожащему в ознобе большого страха.
Вервр оказался вплотную к врагу.
В один мгновенный шаг выдавил из Кукольника дыхание, притиснул дрожащее тело к стене.
Вмял в грудину когтистую лапу ладони.
Теперь он был хозяином положения правда, для этого приходилось непрерывно рвать грудину и живот горгла мгновенными ударами, раз за разом разрушая тело, мешая ему восстановиться в полной мере. И устрашая! И нависая над врагом, чтобы тот знал своё место жертвы. Только жертвы, всегда и неизменно жертвы.
Песок сыпался, каменное крошево брызгало во все стороны. Дорн, часто дыша и не двигаясь, мог видеть то, чего в этом мире давным-давно никто из людей не видел: как из каменных обломков тела мгновенно тянутся, формируются руки, иногда две, а иногда и четыре сразу. Как эти руки обламываются под ударами, рассыпаются песком Снова растут из тела, из стены за спиной горгла, из мостовой
Иглы льда копьями дыбят ближние сугробы, срываются в полет и ломаются под блокирующим ударом ладоней вервра. Некоторые летят издали, и Дорн, окончательно придя в себя, рубит их, приняв неожиданно легко то, что в нынешнем бою он на стороне багряного беса.
Удар! Камни под пальцами мнутся и трещат. Удар песок сыплется. Удар лава течёт и сжигает кожу, лёд остро царапает щеку И можно рычать в голос, наконец-то не пряча себя настоящего хищника, который жаждет боя превыше сил, потому что слабые враги недостойны его внимания.
Судорожное сопротивление горгла длилось и длилось а затем сломалось резко, мгновенно. Настала неподвижность. Вервр всё так же давил каменное тело к стене, но противник внутренне исчерпал надежду если не победить, то ускользнуть, испариться
Нельзя давать ему сбежать, посоветовал вервр. Фиксируй голыми руками, клинок тут не в пользу, клинок для горгла не враг, ему лишь живое непосильно Кстати, худший враг горгла бессмерть второго царства, ведь первое жертвует ему, становясь почвой для травы и питьём для плодов. Мы, вервры, вынуждены быть крайне жёсткими и бесконечно быстрыми в бою с горглами. Наша сила натиск. Наше оружие умение ценить жизнь и быть победителем. Издали горглы сложные противники, вблизи они не годны для боя! Этот секрет знают немногие. Горглы на поверку вроде песчаных куличиков, какие лепят дети. По виду прочны, а прихлопни песок-песком. Хотя есть среди них те, кто умеет вести бой есть или были? Не помню в точности.
Вервр на миг отстранился, и тело врага потекло, меняясь, чтобы восстановиться с пугающей быстротой. Но вервр взревел, полосуя добычу крест-накрест, обеими лапами ладоней. Он отсек едва отросшие каменные руки от плеч и подрубил ноги горгла выше коленей
Если ты быстр и силен, всё возможно в ближнем бою с горглом. Но, назидательно продолжил Ан, игнорируя оханье Дорна и его саблю, нацеленную в спину, довольно близко. Но бессмерть, даже став песком, не сдохнет.
Вервр отступил на шаг, почти упираясь спиной в острие сабли. Выждал, пока тело Кукольника стечёт на мостовую, скопится в тестопободную массу и снова восстанет человеком, более рослым и крепким, чем прежде.
Он в шоке, промурлыкал вервр. Иначе восстал бы в наилучшем для боя теле. Тигром, драконом, змеем Лавой огня или ледяным ежом. Он тем опаснее, чем ближе к смерти. Тем опаснее, чем опытнее. Кукольник способен прикончить целый мир, как ты комара Но я-то не комар. Этот мир я назвал своим. Он знал, но посмел забыть.
Пощади, прохрипел Кукольник и рухнул на колени.
Ты видел мои метки? зарычал вервр. Ты на моей территории, сколько раз было сказано, на моей! Всюду и всегда, и это неизменно
Пощади, всхлипнул Кукольник и стал осыпаться песком, как древняя обветренная скала. Скоро от прежней мощи уцелел лишь тощий, дряхлый старикашка
Торгуется, снова разрушая тело врага, скривился вервр. Всегда так, у горглов холодная голова, они умеют выгадывать время, ещё умеют играть на слабостях.
Дорн отодвинулся и опустил оружие, признавая своё место в схватке зрителя и даже, кажется, ученика.
Но победить можно? понадеялся он, сделав ещё шаг назад.
Не оружием. Мы, вервры, уничтожаем врага, как единственные хозяева своей территории. Мы впадаем в ярость, ослепительную по своей яркости. Бессмертие наших врагов плавится, создавая проплешины в бытии, они не имеют силы осознать, как можно ценить и любить жизнь в её полноте И это омертвляет их. Мы выдавливаем из них кровь жизни, до капли. Так мы создаём печати боя, они же надгробия наших врагов.
Вервр закинул голову и излил в ночь голос в полную силу, со всей накопленной за год яростью ослепшего, с обретённым за тот же год восторгом свободного Тело горгла трепетало и плавилось, обжигая руку. Лапа ладони врезалась всё глубже в плоть, пока не нащупала камень сердца чтобы выдрать его и сплющить в пальцах, раскрошить в стеклянное, звонкое ничто осыпающихся осколков
Эхо рычания угасло, тишина залепила уши восковой пробкой.
Вервр стоял на горячей, сплавленной в стекло, площадке у пролома в ограде парка. Ан знал, что стекло уже твердеет, и застыв, навсегда сохранит контур старческого тела плоским узором Ан улыбался. Сейчас, когда Кукольник мёртв, вервр мог признать: пока он оставался Рэкстом, он сомневался в своей способности одолеть такого опытного врага. Тварь на поводке лишена яростного стремления к победе. Хищник на поводке жаждет иного: отгрызть себе лапу, даже умереть, чтобы хоть так освободиться.
За спиной шевельнулся Дорн, в длинном выдохе стравил напряжение от созерцания чужого боя.
Это ведь вы? голос не предал Дорна. Но я чую вас иначе. Я шёл сюда и ещё тогда, возле конюшен, учуял вас, но не поверил. Почему вы учите меня? И спасаете?
Глупый тигрёнок, верящий даже мне, даже без повода, промурлыкал вервр, не оборачиваясь. У нас с Кукольником давние счёты. Я предупреждал его: не лезь в мой город, уничтожу. Предупредил: не начинай балаган с самообожествлением, этого никому не прощу Разве я хотя бы раз не исполнял обещанного?
Да, за вами не водится нарушений данного слова, Дорн убрал клинок в ножны и поклонился, как кланялся бы старшему в учебном дворе Лофра. Не думал, что скажу однажды Я благодарен вам. Я обязан.
Твоя женщина носит ребёнка? вервр принюхался и шумно чихнул. Подумай о смене зверя. Пока ты молод, зверь лишь образ в сознании и тень в ночи. Настоящий приходит много позже. Настоящий так же свободен, как и ты. Он выбирает тебя так же, как ты его я говорю о верном и трудном пути вервра, а не о том убожестве наследного права, что выдумал Лоэн, умиляясь кротости ланей. Да я вспомнил. Так мы поссорились. Из-за выбора породы зверя для вервра-подростка. Лоэн твердил, что до четвёртого порядка опыта надо растить травоядных. Я говорил, что свобода не такая штука, которую можно регулировать, как поводок. Отвечать за себя следует и в тридцать, и в триста. Твоей женщине не обязательно быть ланью, она может меняться. И ты можешь. Тигр и лань опасное сочетание, ссоры до крови и боль обоим, каждодневно. Не бросайся в крайности. Не меняй зверя из-за интереса к его возможностям или в угоду жене. Ищи того, кому отзовётся душа. Обязательно посмотри зверя на свободе. Без сабли и лука.