Итак, оба беса, допущенные в мир атлов, обнаглели, едва заподозрив пропажу Рэкста. Вероятно, это событие связали мысленно с боем Лоэна и его дракона в Тосэне. Метки багряного Рэкста действительно поблёкли. Проверив это, оба беса сунулись в ту самую столицу, которую прежде облюбовал багряный. Оба именно здесь желают показать свою окрепшую власть и назваться хозяевами мира! Толковую драку затеять не решаются, но и без того вреда от них Сколько жизней, сил и золота уже перемолото в жерновах склоки двух бесов? Сколько изуродовано людишек не по делу, а просто так, мимоходом. И хуже, из пустой и жалкой мстительности слабых.
Бес Рэкст тоже не щадил людишек. Но иначе, используя их рачительно и строго по необходимости. Потому что он полагал этот мир своим. И себя видел подлинным хозяином, а не временщиком.
Страх потеряли, вылезли на свет, сволота прошипел вервр.
Смолк и задумался. Значит, по мнению рабов королевы, Рэкст мёртв? А пожалуй так, раз карта палача не отзывается. Скорее всего, для королевского взгляда этой карты сейчас вроде как и нет Плохо ли быть для иерархии бессмерти мёртвым? Он пока не в силе, он не вернул имя и не помнит свой второй облик. Ему требуется время. Его не ищут? А ведь и неплохо.
Трухлявый травил: он уморил старого беса, пробасила воровка в спину.
Мне неинтересно, зевнул вервр.
Всех, кого Рэкст особо ценил, трухля уже знает поименно, добавила воровка. Есть слух, он подробно выведывал про красноглазого Нода. Яркий ноб, все его знают, а силы в столице еще не набрал. Да, еще люди бают, сам трухлявый травил: Рэкст слюни пускал, умолял сберечь ему жизнь и клялся служить.
Да ладно усердствовать, развеселился вервр, даже остановился возле удобной подворотни, не ныряя во мрак. Сама три года назад что трепала? Мол, Рэкста на спор задавишь и череп вывесишь над очагом. Хотя спьяну обещано, но и так редко кто раззадоривался.
Чё, донесли? взревела Белоручка, и было слышно по голосу, как в ней вскипел веселый гнев.
А как же, ласково промурлыкал вервр.
Долго прожили опосля ж? расхохоталась воровка. Гулко влепила по ближней подвернувшейся спине, согнутой в натяг, барабаном. Вот же ж кролики, мать их Всех порешу. Шкуры до жопы спущу-ж!
Душевная женщина, вздохнул вервр, освободил ноющее ухо от детских пальчиков и шагнул в сумрак. Ана, я удивлён. Я думал, её ничем не пронять. Рэкста, канцлера и Лофра никого не боится. В ночной слободе ей сам Клоп не страшен. Почему же отдала тебе шубу?
Гу!
Содержательно беседуем. Не прикидывайся младенцем, у тебя есть ум, я знаю. Я велел сидеть в сарае, так? Строго велел. Ты поняла меня, но ты обманула меня. Плохо. Вот уйду и не вернусь. Оставлю тебя тёте Белоручке, чтобы пристроила к богатым нобам, тихим и бездетным. Так и сделаю. Прямо теперь.
Тя-тя-тя-а, угрожая расплакаться, пропищала Ана.
Не разговор, вервр тряхнул головой, спасая ухо из хватки маленьких пальцев. Я должен завершить свои дела. Ты ведь слышала: тетя-глыба намекнула, что надо бы поспешить. Ты будешь ждать. Где велю, там и сиди. Только там. Безвылазно! И не начинай это своё «тя-тя, кусно-касиво», ты выговариваешь «р», и слова произносишь внятно, если постараешься.
Да, пропищала Ана и хихикнула, пробуя укусить многострадальное ухо.
Да очень важное слово, его нельзя отменить, строго указал вервр, шевеля ухом и смиряясь с тем, что оно снова поймано и измято.
Да!
Ты обещала.
Абикос!
Ненавижу торг. И не глотай «р». Ах, да ты отдала абрикосы тете-глыбе.
Тя-тя-гыбе! Кушно!
Скучно? То есть когда я ухожу надолго, то я виноват. Получается, по возвращении я обязан извиниться, ты это имеешь в виду? Ладно, добуду абрикосы в качестве извинений. Но мы точно договорились, ты сидишь в сарае? И никуда, ни-ни?
Ни-ни.
Проще вырезать начисто город, чем достичь определённости в договоре с одной мелкой обузой. Проклятый Клог! Чтоб ему так ухо выкрутили.
Клок.
Клог. Так зовут моего врага. Придёт время, и я прикончу его. Это будет вкусно, красиво и сладко, как абрикос.
Абикос!
Вервр разбежался, перемахнул улочку и в три прыжка оказался на крыше сарая, облюбованного для ночёвки. Ана разжала руки и безмятежно упала с шеи зная, что подхватят и усадят. Или просто не понимая, что такое страх высоты
Сидеть здесь! строго велел вервр.
Иде! Кушно
Не скучно. Ночью дети должны спать, отчаялся вервр.
Кушно. Куш-но!
Вервр едва слышно взвыл, обхватил голову руками и обречённо сник. Ана копошилась на сене, покрытом плащом. Норовила разгрести ткань и зарыться с головой. Одновременно она держала вервра за руку. То есть не унималась и спать не собиралась.
Ан! Кушно! Игать!
Не играть, а спать! Тихо-тихо вот так Баю-баюшки, сквозь зубы прошелестел вервр, презирая себя и надеясь, что этого о нем никто и никогда не узнает, баю-баюшки баю спи малышка а-ю-ю а я малость потерплю а после Клога удавлю прям за шею его гада прям за шею удавлю
Несмотря на странность колыбельной, Ана осталась довольна, свернулась клубком, крепко вцепившись в большой палец левой руки вервра. Ещё несколько куплетиков, шипящих усталым, неопасным ядом, и Ана задышала ровно, сонно. Вервр выждал, бережно, в несколько попыток, высвободил палец. Подтянул куртку, брошенную в угол. Укрыл девочку. Обошёл сарай дважды, ощупывая доски и старательно заделывая подозрительные щели: вдруг и в такую вёрткая Ана выскользнет? Наконец, остался доволен проделанной работой. Гибко взвился в прыжке, дотянулся до стропил, вмиг оказался снаружи, на крыше.
Трухлявый, облизнулся вервр, распотрошил мешок и добыл второго крольчонка, ещё живого. Жди. Или лучше не жди, зачем тебе волноваться, каменная тварь? Хотя когда ты дрожишь, из тебя смешно сыплется песок.
Крольчонок затих. Выпив тёплую кровь, вервр облизнулся и потянулся. Он много раз задавал себе вопрос: откуда у него привычка к свежатине? И почему именно кролики? Ведь он высший хищник, было бы куда солиднее, сытнее и занятнее перегрызть горло лосю или сломать могучую шею зубра. В конце концов, есть ведь и слоны Но тёмная, неуправляемая жажда требовала снова и снова выслеживать кроликов. По осени это принесло хоть какую-то пользу он набрал шкурок и сшил Ане шубку. Он был зол тогда и всё ещё зол теперь он не знает в точности, какого цвета шубка. Он ничего не знает толком, наверняка! Он устал не видеть луну. Выть, не видя отвратительно и скучно.
Кушно, усмехнулся вервр.
Он закинул голову, оскалился, напряг горло и не отдал ночи ни единого звука. В столице много чутких ушей. Здесь пахнет тем пацаном нобом Дорном хэш Боувом. Парень живет среди людей, вся его семья люди уже много поколений. Но бес, тогда еще граф Рэкст, сразу причислил Дорна к родне вервров и назвал белым тигром. И даже почти вспомнил облик первого в роду Боувов почти. В городе пахнет и женщиной Дорна она вервр-лань. Эти двое определенно расслышат вой и разнюхают место. Сами они, может, и не опасны, даже интересно было бы размяться. Но обузу надо защищать.
Верно сказала Белоручка. Кое-кто хочет себе трофей: шкурку тигренка, шепнул вервр, прикидывая, где в эти дни он ощущал Дорна и где тот мог бы находиться теперь. Вряд ли вот прямо убить. Скорее с ним станут разговаривать. Кто? А вот пойду и гляну. Где? А вот уж это яснее ясного!
Вервр протёр ладонями лицо, по мере сил соскреб засохшую и свежую кровь. Отмахнулся от попытки умыться и прочесал пальцами волосы. Довольно длинные, хотя логика давно шепчет: отрежь! Впадёшь в гнев они вспыхнут багрянцем, и попробуй тогда докажи, что ты не тот самый бес, известный людям, как Рэкст. Останется лишь устранить свидетелей. А если рядам будет Ана? А стоит ли ломать шеи при ней?
Пустое, вервр встряхнулся, прогоняя сомнения.
Он заскользил по крышам, беззвучный и вроде бы невесомый. Не скрипнула доска, не прошелестела солома, не хрустнул камыш, не лязгнула черепица Всё ближе богатые особняки, всё просторнее улицы, всё слышнее звон доспеха городской стражи.