Больно будет, пообещал он. Душу вынуть не занозу. Но ты кричи. Госпоже моей боль да крики любы. Малой, зелье давай!
Окунул палец в горшочек и проложил коричневую дорожку вдоль хребта меж лопаток.
Молодой закричал.
Малец ему посочувствовал. Он знал, что это за кашица. Похожей ему Дедко когда-то глаза запекал. Только вот зачем он молодому спину мажет непонятно. Зелье это душу из тела никак вывести не может. Наоборот, от него, если с приговором правильным и в правильное время, душа только крепче в тело прорастает и открывает в нем то, что прежде затворено было. Вот как, к примеру, Мальцово умение в темноте видеть.
Но жжется оно знатно. Будто железо раскаленное. А Дедко хоть бы что. Пальцем берет не поморщится даже.
Дедко рисовал, молодой орал, но биться не мог. Пристращенные ведуном вои держали его крепко.
Старый князь глядел и слушал с неподдельным интересом.
Молодой умолк, когда Дедко дорисовал последний знак.
Сомлел? осведомился князь.
Ушел, строго сказал Дедко. И воям: Всё. Отпускайте. Бездушные не трепыхаются. И уже князю: К Морене ушел. В Ирий отправлять я не умею, я тебя предупреждал.
Да хоть куда! махнул князь искривленной кистью. Давай уже скорей меня в него!
И распахнул рубаху, обнажая белую грудь, покрытую редким седым волосом.
Ну это просто.
Дедко достал нож. Свой, ведуний. Но, к удивлению Мальца, не тот, что душу вытягивает, а тот, который жизнь.
Дедко воткнул ножик князю в грудь. Рот у того открылся, глаза стали какие-то удивленные Но сразу потускнели.
Вои глядели настороженно. Предупрежденные видно, убить князя они не помешали. Но руки держали на мечах.
Дедко наклонился к груди убитого, пошептал чуток и медленно вытянул нож.
Крови не было, хотя попал нож точно в сердце.
Вои удивились. Малец нет. Дедко у живых кровь заговаривал. У мертвых еще проще.
Эй, ведун, а этот чего? спросил любопытный вой, что спрашивал о прежних людях. Когда он встанет?
Экий ты быстрый, проворчал Дедко. Ты когда на ногу отсиженную встанешь, и то она не сразу вес примет. А тут тело целое. Да еще и чужое. Три дня, не менее, пока встать сможет. А соображать начнет не раньше новолуния. Да и то вряд ли всё вспомнит. Помогать ему надо будет, подсказывать. Вы ж не дураки. Сами должны понимать.
Да ясно всё, пробасил один из воев. Что ж не понять. Вот мне когда руку щитом сломали, я две седьмицы в лубках ходил, а потом наново меч держать учился.
Вот и начал Дедко, но тут тело молодого содрогнулось, и гридни мгновенно вцепились в него, прижав к камню.
Вы полегче, недовольно проскрипел Дедко. Это ж князь ваш. А еще лучше отпустите его. Обряд не закончен. Новое тело душу держит слабо. Перейдет в кого из вас тот станет двоедушцем. Я, понятно, лишнюю душу могу Морене отдать, да только какая окажется лишней, и сам не знаю.
Вои разом разжали руки и отодвинулись от камня подальше.
Может, нам выйти, пока ты тут всё это предложил любопытный гридень. Без нас справишься?
Век без вас управлялся, уж и теперь как-нибудь, проворчал Дедко, и вои быстренько убрались.
В пещерке остались Малец, Дедко, мертвый князь и живой непонятно кто. Малец разумел немного, видел и того меньше, однако в то, что Дедко перетащил душу старого князя в новое тело, он не верил. Неведомо как, но он точно знал: душа старого князя ушла. Совсем.
Сюда подойди, велел Дедко, кладя руку на затылок молодого. Догадался, вижу. Молодец. Помоги-ка этого перевернуть
Глаза у молодого были открыты. И пусты.
Но душа в теле была, Малец чуял.
Это от муки, угадал Дедко невысказанный Мальцом вопрос. Когда мука сильней, чем человек вытерпеть может, суть его сама себе говорит: не мое это тело, и я не я. Вот и с ним так же. А для чего надобно, сообразил?
Малец мотнул головой.
А вот слушай, что я ему сейчас скажу Дедко наклонился пониже и проговорил повелительно, Силы подбавив: Ты князь изборский Мислав Сволота. Ты переродился в новое тело и будешь жить в нем еще сто лет. Я сделал это для тебя, и потому ты мне благодарен будешь, добр и щедр. А теперь Спи! Дедко провел ладонью по лицу молодого от лба вниз, закрывая тому глаза.
Вот и всё, сообщил он Мальцу. Теперь того, кивок в сторону мертвеца, сжечь, а этого княжить.
А примут его? усомнился Малец.
Пусть он не разбирался в делах княжьих, но знал: хоть кого на княжий стол не посадишь. У каждого князя есть бояре, дружина, люд уважаемый. Не захотят не примут. И четверо гридней, что были здесь и, похоже, поверили, что Дедко пересадил княжью душу в новое тело, других в том не убедят. А убедят, так еще хуже. Не пойдут люди за тем, кому Морена новую жизнь подарила. Знают, какую цену хозяйка за помощь берет. Она ж Госпожа Смерти, а смерть забирает всё. Без остатка.
Дедко захихикал.
Уже приняли, сообщил он. Это ж не кто-нибудь, ведун похлопал спящего по животу, а сын его урожденный. Пусть от девки теремной, но других не осталось. Вчера Мислав его признал и наследником своим назначил. И вся старшая гридь и бояре изборские в верности наследнику поклялись. Ох и хитрый был Мислав изборский. А уж кровь лить как любил Госпоже такие любы.
Сын его? Малец удивился. И это он природного сына? К Госпоже? Не пожалел?
Князья они такие. Запомни, малой. Если сын для них, что мясо для волка, то мы с тобой кто? Всё. Зови дружинных. Скажи: кончено. Теперь нам только плату получить и домой.
Малец кивнул, сделал шаг Но не выдержал, обернулся и всё же спросил:
Дедко, а ты бы мог? На самом деле, а не притворно?
Душу перенести? Дедко покрутил головой туда-сюда, хрустнул шеей: Мог бы, да. Но зачем? Иди уже, рассвет скоро.
И Малец отправился за воями.
Но подумал при этом вот что: не только у князей такая повадка волчья. Ведь его, Мальца, отец родной тоже, считай, Морене отдал. И даже не за жизнь, а за жалкую горстку серебряков, на которые даже пару овец не купишь.
Вот она, порода людская. Скорей бы уж ведуном стать и от рода людского отойти. Навеки.
Глава девятая
Малец сравнялся ростом с Дедкой, когда встретил четырнадцатую осень. Вытянулся за лето. Нескладный, длиннорукий, тощий, хоть лопал, считай, за двоих.
Рост ростом, а старый ведун по-прежнему кликал его малым и держал за несмышленыша.
Малец не спорил. Ростом они сравнялись, но не ведовством и не силой.
Малец Дедку даже полюбил. Страха в его жизни не стало меньше, но как-то пообвыклось. Да и сам страх стал другой. Голову не дурил, сил не отнимал, а напротив, делал мысль быстрее, а кровь горячее.
Дедко жил господином. Никому не кланялся, кроме княжьего наместника, но даже ему даров не носил, а если помогал, то за плату. Ни богов Дедко не боялся, ни кормителей божьих. А когда пришедшие за помощью поминали Рода, Перуна или еще кого, только фыркал.
Дурачье, говорил он потом ученику. Деревяшке губы кровью намазали и чают: деревяшка их убережет.
Малец знал, что Дедко сам окормляет. Морену. Но не так, как иные божьи жрецы. Знал, что у Дедки с Мореной ряд. И даже догадывался, какой, ведь рядиться с Хозяйкой Нави об одном только можно.
Однако как Дедко ей служит, не ведал. Радовался только, что мимо него это проходит. Пока. Он ведь тоже ее, пусть за Кромку и не ходил ни разу.
А тех, кто за Кромку ходит, Дедко тоже не боялся. Это они его боялись. Называли Дедку Волчьим Пастырем и в его угодья не совались.
А Малец уже знал: не только волками и иными зверьми Дедко помыкает. Вся нелюдь да нежить под ним.
Два года назад Малец, еще совсем глупый, обнахалившись, завел смердьи сказки про навей да полуденниц, коими стращали друг друга братья и сестренки в отцовом доме. Да еще поважничал: «заклятьями тайными» поделился.
Думал, коли брехня, посмеется Дедко, да и всё.
Дедко, однако ж, не посмеялся.
Послушал внимательно, даже еще и сам порасспросил. Обрадованный Малец выложил тут же и про леших, и про русалок, и про духов всяческих, все, что помнил, до кучи накидал.
Дедко дослушал, бровью не поведя, а потом взял Мальца за руку и повел в чащобу. Да прямо к лешему в нору.