Тогда я вам оставлю для начала два десятка воев, они свяжутся с крепостицей на другом берегу, и установят друг для друга сигналы.
Не мало будетдва десятка? прозвучал вопрос.
Больше оставить не смогу. У самого людей мало. А мне путь долгий предстоит. Кроме того, плотникиразве плохие вои? Плотники словен в военную пору черенки топоров меняют на длинные, которые всегда в запасе у них есть, а в сече топором бьют точнее самого опытного воя. За себя, за свою свободу, вы сами тоже должны драться. Своих жен и детей защищать обязаны, как всякие мужчины. Или не сможете создать свою дружину? Тогда пусть Казце вам объяснит, как в их поселении дружина создавалась
Толпа загудела. Казце перевел следующий вопрос, который, наверное, задавался чаще других, и звучал с разных сторон небольшой площади.
А оружие, княже, нам дашь?
Годослав понял, к чему этот вопрос задается.
Нечто я с собой для вас оружие привез? Вон, на льду много оружия осталось. Берите. На всех хватит. И булгары там лежат, и княжеские дружинники. Там и доспех, и оружие. И коней их вам оставлю.
Мерянарод совестливый. Считали, что не они булгар и дружинников перебили, значит, оружие и доспехи не им и принадлежат, как и кони. Не все так к чужому относятся, хорошо знал Гостомысл. Но уважать стал меря еще и за совестливость
* * *
На постой решено было остаться в этом поселении, но часовых на ночь сотник Бобрыня выставлял парных, местного лыжника и своего воя. Правда, в поселении после пожара уцелело всего несколько домов, и в них на ночь собрали всех детей. В домах и шагу ступить было него, не наступив на чью-то руку или ногу. Сами плотники уже приступили к строительству землянок. Копали землю, рубили срубы. Всю ночь слышался стук топоров. Если в первом поселении меря было больше землянок, и всего один дом, то в этом, несравненно большем, землянок изначально почти не было. Здесь стояли добротные дома, кое-где и в два этажа. Но к утру, когда князь-посадник Гостомысл вышел из палатки в поселение, он увидел уже множество готовых землянок, над которыми вился дымпечей в землянках не ставили, в отличии от землянок в Новгороде, предпочитая топить «по-черному», выпуская дым через отверстия в крыше. А ночь самому Гостомыслу, как и все его сотникам и воям, пришлось провести в высокой конической палатке. Эти палатки передали на весь отряд князя-посадника вои-вагры. Каждая палатка была оборудована небольшой компактной металлической печью, которая и грела, и давала возможность приготовить горячую еду. Сама печка для перевозки укладывалась в кожаный мешок, и перевозилась переметной сумой на крупе «заводной» лошади, вместе с самой палаткой и запасом пропитания. Князь Бравлин гордился, что его вои имеют такие палатки, обеспечивающие и тепло, и определенные удобства в военном походе. Гордость князя была понятна. Он сам, лично пробовал жить в такой же палатке, и сам додумывал, что нужно сделать, чтобы воям поход давался легче. Палатки в армиях известны еще со времен Древней Греции, и король франков Карл Каролинг всю свою многочисленную армию держал в палаточных лагерях. Но у франков в палатках не было печек, и потому им плохо давались зимние походы. Бывали случаи, слышал Бравлин, франки засыпали благополучно, но не просыпались, замерзнув во сне. Особенно часто это случалось в горах Северной Италии во время самого начала Лангобардского похода против короля Дезидерия в семьсот семьдесят четвертом году, когда Карл потерял от морозов десятую часть своей армии. Бравлин же, живущий в более морозных широтах, подсмотрел, как устроены печи у викингов на драккарах, и приказал своим кузнецам во множестве готовить такие же, только меньшего размера, чтобы в палатке места много не занимали, но помещение грели, легко разбирались, и перевозились на крупе лошади. И теперь словене, слившись с ваграми в одно племя, тоже пользовались плодом инженерного ума князя Бравлина Второго. И были ему за это благодарны. Бравлин вообще внес в жизнь словен много нового, что существовало в его племени, и теперь перешло к словенам. А что хорошего было своего у словен, то получали себе и вагры. Так, вагры сразу, вместе со строительством города, начали строить и ремесленные цехи. Причем, такие, о деятельности которых словене раньше и не знали. Например, появились мастерские стеклодувов, и стеклянная посуда быстро нашла себе место в разросшемся городе из землянок. Появились и кирпичные мастерские, что делали из глины кирпичи для строительства сначала только фундаментов под дома. Но, как обещал Бравлин, со временем, когда таких мастерских станет больше, и дома начнут возводить из кирпичей, и городские стены тоже.
В поселении меря же об этом пока и не думали. Одновременно со строительством землянок местные жители занимались и скорбным делом. Обычаи не позволяли меря оставлять на льду тела убитых. Считалось, как объяснил проводник, что не сожженный убитый в виде духа будет жить там, где его настигла смерть, и мстить другим людям, живым, преследуя их. И потому всех, и булгар, и княжеских дружинников вместе с воеводой Жанем притащили на берег, разоблачили, разделили между собой доспехи и оружие, а самих убитых складывали на большие костры, и сжигали. Этим скорбным делом заведовал проводник и переводчик Казце, у которого нашлось немало помощников, в основном, из молодых меря, еще не получивших полномочий мастеров-плотников, и потому не занятых в ночном строительстве. По настоянию того же Казце, кто-то из молодых погорельцев сбегал на лыжах в лес, срубил молодую безлистную по сезону осинку, и вбил кол в спину мертвому воеводе Жаню.
Слухи ходят, что Жань кровь младенцев пил, чтобы молодым оставаться. А ему же уже за семь десятков, рассказал сам проводник князю-посаднику, объясняя необходимость странного действа.
Гостомысл удивился не самому действу, а внешнему виду убитого воеводы, лицо которого все еще сохраняло живую свежесть. Внешне он дал бы воеводе Ростова не больше сорока лет, но, только после того, как в тело вбили осиновый кол, лицо резко покрылось множеством морщин, словно естественный возрастной вид приобрело.
Новгородцы были менее суеверны, чем меря. Они сжигали тела только своих погибших, оказывая им почет и уважение. А тела свеев, тех, кого не унесла река в прорубях, оставили на льду Волхова. Снег стает, все равно унесет. По новгородским поверьям, унесет их к родным свейским берегам. И пусть там свейские духи живут, пусть тамошних жителей пугают и изводят, чтобы больше никто не надумал на славянские земли приходить.
Конечно, это тоже было суеверием. Но люди всегда склонны чужие обычаи считать суевериями, а свои воспринимать за правильные. Так человеческое общество всегда, во все века, минувшие и нынешние, устроено.
С телами убитых молодые меря справлялись сами. Проводник Казце, уже облаченный в чуть великоватую ему красиво разукрашенную пластинчатую кольчугу, вместо своей заячьей шапки водрузивший на голову шапку с лисьим хвостом и с металлическим перекрестьем поверху, снятой с какого-то убитого булгарина, опоясавшийся широким поясом, и прицепивший к поясу широкий односторонний кривой меч в ножнах, и оттого сначала плохо узнаваемый, увязался за князем-посадником, как только тот из палатки вышел. Все показывал и объяснял ему. В том числе, и показал место, где будет крепостица стоять. И даже начертил пальцем на снегу чертеж крепостицы с внутренними помещениями-казармами и конюшнями рассчитанными, как он сказал, на пять сотен конных воев. На вопрос Гостомысла, зачем нужна такая большая крепостица, Казце резонно ответил, что, если подступит враг, жители поселения за высокими стенами спрячутся до времени, когда подмога подоспеет. За стенами можно долго отсиживаться, и отстреливаться. Особенно, если есть запас воды и провизии. Но поселенческие меря не случайно выбрали под сооружение крепостицы конкретное место. Они знали, что там под землей речка пробегает, значит, можно внутри крепостицы и пару колодцев вырыть. И погреба для хранения продуктов, когда ближе к подземной воде расположены, лучше хранят летом прохладу, а зимой тепло.
Против такой предусмотрительности Гостомысл возражать не стал. По этому же принципу стоил крепости и крепостицы когда-то сам князь Буривой, если оборонительные сооружения находились вблизи города или поселения. Городов в Бьярмии почти не было, были только поселения. Но возле самого крупного города, который так и называлсяБьярмия, была построена большая крепость Карела, в которой население города всегда могло найти защиту. Но и у самого города стены были укреплены и защищены на возможность длительной осады. Не зря варяжский князь Войномир долго кружил вокруг города, и искал к нему подступы. Искал, пока сам в плен не попал. По тому же принципу, что Бьярмия с Карелой, строился город Ладога и крепость с таким же названием. Только там крепость находилась, по сути дела, в самом городе, и была чем-то средним между крепостью и кременцом. Но, если бы не выдержали городские стены, в крепости всегда можно было укрыться горожанам. Места хватало на всех.