легкую улыбку на губах Леонарда.
И еще, милорд послание от вашей сестры.
Да? Что же она сказала?поинтересовался Леонард.
Это были довольно вульгарные слова.
Ничего. Говорите.
Х-хорошо, Фаулер заколебался. Нет, не оттого, что страшился гнева своего
господина. Но его горло сжималось, не желая пропускать уничижительные слова,
брошенные с таким яростным презрением. Он чувствовал себя неловко.Леди Тереза
сказала дословно: «Ненавижу таких вонючих ублюдков и лицемеров, как как вы». И
приказала мне передать вам. В точности.
Боже мой. До чего же дошло.
Раньше их соперничество выглядело благородным и пристойнымкак и подобает
отпрыскам аристократической фамилии. Теперь же в ход пошел язык пьяных портовых
грузчиковнет, эта девчонка действительно выбрала дурную компанию, раз нахваталась
столь неизящной лексики.
Мда. Какая экспрессия. Какая самоуверенность.
Нижайше прошу прощения.
Нет-нет, не извиняйтесь. Я даже рад, что она столь энергична. Что же, оставляю
это на вас.
24
Выключив телефон, Леонард бросил взгляд в сторону длиннейшего обеденного
стола, где уже были расставлены столовые приборы и декоративные подсвечники. Ужин
еще не был накрыт.
Со стороны приоткрытой двери, которая ввела на кухню, доносилось звяканье и
шкворчаниетам кто-то был. И можно было даже не сомневаться, кто именно.
Такая же упрямая, как сестра. Легко пожав плечами, он направился к двери и через
маленький коридорчик вошел на кухню. Глядя в спину девушки, что-то помешивавшей в
сковородке, стоявшей на гигантской плите, он произнес:
Я дома.
Лопатка в руке девушкеЧидори Канамезамерла. Она бросила на него взгляд
через плечо и ответила:
С возвращением.
В ее голосе не было приветливости. Лопатка снова начала выписывать круги,
вороша шипящие в масле рисовые зерна.
Если ты все время будешь готовить сама, шеф-повар будет очень огорчен.
Неужели?
Канаме встряхнула сковородку и протянула руку к перечнице.
Знаешь, что я готовлю?
Что же?
«Омурису». Японский омлет с рисом. Но здесь нет нормального тайского риса и
самого обычного японского кетчупа. Я перепробовала все, что нашла в кладовке, но
вкус совсем не тот, к которому я привыкла.
Какая жалость. Мне бы хотелось попробовать.
Если хочешь, могу сгонять. В любом токийском супермаркете полно и риса и
кетчупа.
В выпаде недоставало обычного яда. Она говорила устало и меланхолично.
Опустившись на жесткий стул, Леонард проговорил задумчиво:
Я забыл.
Вкус омурису?
Бараньего жаркого раньше я любил его. И лицо матери, когда она стояла у
плитыего я тоже не могу вспомнить.
Канаме не ответила, и он продолжал.
Так устроено время. Оно течет, унося с собой все.
Хочешь сказать, однажды я все забуду и влюблюсь в тебя?
Этого я не говорил. Пока.
Леонард улыбнулся.
Бороться с судьбой бессмысленно. Смирившись, ты однажды почувствуешь
облегчение. Я говорил только об этом.
Глаза Канаме были спокойны и холодны. Подобно зеркальной глади горного озера.
В них не отразилось ничегословно в стекле. Как будто уверенные слова Леонарда не
вызвали в ней никакого сопротивления. Она просто фиксировала их, бесстрастно,
механически. Принимая к сведению.
Ты в самом деле так считаешь?
Девушка отвернулась и снова встряхнула сковородку.
Узкая спина. Короткая плиссированная юбка. Облегающая шелковая блузка.
Его взгляд задержался на основании стройной шеи, отягощенной тяжелым пучком
блестящих черных волос, скользнул вниз, к талии, по безупречному амфорному изгибу
бедра.
Я действительно так считаю?
Безусловно.
Именно так.
25
Если сейчас подойти, положить руки ей на плечи, прижать к себе. Оттолкнет ли
она его? Скорее всегонет.
Но есть ли в этом смысл?
Пожав плечами, Леонард поднялся и шагнул к двери.
И все равноза спиной она проговорила негромко, словно разговаривая сама с
собой.Все равно жалко, что ты не смог попробовать настоящий рисовый омлет. Я
хорошо его готовила.
О да.
Резко повернувшись, Леонард вышел из кухни.
Его гнало вперед какое-то странно чувствораздражение и непонятное
беспокойство. Подобное тому, которое он ощущал тогда, в школьном дворе.
В коридоре, который вел из столовой к широкому выходу в сад, ему встретилась
девушка в строгом костюме, с ноутбуком в руке. Сабина Левония, одна из его
подчиненных, спешила навстречу. Видимо, только что закончился сеанс связи.
Он жив,лаконично доложила Сабина.
Не было нужды переспрашивать, о ком идет речь. Но Леонард Тестаросса все равно
уточнил:
«Он»?..
Так точно. Сагара Соске.
26
Глава вторая: Военный совет
Ровный шорох волн в отдалении. Грубая кирпичная стена и жесткая койка.
Солнечный луч, пробравшийся в маленькое окошко.
Небольшая каморка в каком-то массивном старом здании.
Все еще плавая в мутном полубреду, Сагара Соске снова задавал себе вопросы
знать бы, в какой уже по счету раз.
Имя, время, место.
Сейчас он не мог вспомнить ничего, кроме имени. Получив практически
смертельное ранение, но все же уничтожив Кураму, он потерял себя в загаженных
коридорах «Арены»стадиона в Намшаке. На этомвсе. Сколько же времени прошло с
того момента?
Почему он еще жив?
Где он сейчас?
Впрочем, он безошибочно узнал больничную койку. Да, среди ускользающих
обрывков, которые остались с тех моментов, когда его сознание билось, стараясь всплыть
со дна затягивающей трясины беспамятства, фигурировала эта самая койка. Он много раз
выныривал из тумана, чувствуя, что не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, но над
ним кто-то склонялся и новый укол отправлял его в теплое наркотическое забытье.
В этот раз все было более четким.
И первым ясным ощущением стала боль. Грудь, спина, бедроих медленно и
неотступно грызла тяжелая, неторопливая, надолго расположившаяся боль. Волны
болевых спазмов простреливали тело, заставляя натруженное сердце сжиматься, словно
под уверенной рукой палача. Тупая, ноющая головная боль, как от удара мешком с
песком. Впрочем, он весь был как неподвижно распластанный и неподъемно тяжелый
мешок.
Над койкой висела неизменная капельница, ровно и неустанно точившая дозы
лекарства или физраствора в его вену. К груди тянулись кабели датчиков
электрокардиографа. На столике рядом лежал кислородный баллон и дыхательная маска.
Тело прикрывала тонкая простыня, из-под которой были видны многочисленные бинты.
Здесь и там. Во многих местах.
Правая ступня. Двинулась.
Левая ступня. Работает.
Правая и левая кистисжимаются.
По первому результату можно было сказать, что нервы все еще передают сигналы
куда следует. Хотя, возможно, это фантомные ощущения от давно ампутированных
конечностей? Ему приходилось слышать о людях, которые мучились, не в силах
почесаться, чтобы унять зуд в отрезанной ноге.
Стараясь рассмотреть, на месте ли руки и ноги, он с усилием повернул тяжелую
горячую голову. Кроме тумбочки с медицинским оборудованием, стоявшей справа от
койки, в каморке обнаружилась висящая на стене картина.
Широкая панорама, в рамке, длинной не уступающей койке, на которой он лежал.
Странные голубые джунгли, где в туманной дымке виднелись фигуры полуобнаженных
желтокожих людей. Статуи и лики загадочных божеств, беспечно играющие дети и
собаки. Туземки, сгрудившиеся справа в оживленной беседе, и пара, уравновешивающая
композицию слевабезмятежно раскинувшаяся на траве женщина и рядом с ней
мужчина, в отчаянии обхвативший руками голову. Посредине полотна вытянулся в
струнку, словно пытаясь забросить в корзину баскетбольный мяч, стройный юноша в
набедренной повязке.
С полотна отчетливо веяло безысходностью и тоской. Он никогда не видел его
раньше. Почему же оно кажется смутно знакомым?