Но, Клиф, я надеялся его обследовать.
Понимаю, однако я не хочу подвергать тебя и всю клинику опасности.
Властитель! О какой опасности ты говоришь?
Если этот диковинный зверек является каким-то важным экспериментом или находкой Стриксов, мы не знаем, на что они пойдут, чтобы вернуть его и сохранить всё в тайне.
Ох, Клиф, мы же не в одном из твоих романов находимся, во имя Владыки, это реальная жизнь.
Да, может я и правда, напрасно волнуюсь. Но осторожность не бывает излишней. Если никакой опасности нет, то я вернусь к тебе, обещаю. Вернусь, и ты обследуешь его, напишешь в Университет, всё будет по-твоему. Но только после того, как я буду уверен, что за ним не придут люди с оружием. Хорошо?
Доктор Киннер тяжело вздохнул и кивнул, соглашаясь с моими словами весьма неохотно.
Пойдешь со мной, дружок? спросил я, обернувшись к зверьку.
Дружок так себе имечко, Клиф, язвительно сообщил доктор.
Но я не знаю, как его зовут.
И вряд ли он тебе скажет. А если ты прав, и он является экспериментом Стриксов, то скорее всего, его звали, скажем, номер двадцать три или что-то вроде того.
Предлагаешь придумать ему имя?
Ну да. Раз ты собираешься бороться за его права, то тебе стоит его как-то называть. Есть идеи?
Яркий, сказал я, не колеблясь, продолжая смотреть ему в глаза, как будто прочитал это имя на фиолетовой радужке.
Может так и было, потому что имя возникло в моей голове так быстро и так отчетливо, словно всегда там находилось и только лишь ждало момента, чтобы появиться на свет.
Яркий? Хм Это уже лучше.
«Яркий», я вертел всплывшее в моей голове имя, вспоминая нашу первую встречу с этим зверьком сегодня утром. Да, имя действительно ему подходило, ведь только благодаря его необычным способностям я его и обнаружил. И ожог, который я получил, остался после ослепительно яркой вспышки. Такой же яркой, как и само появление в моей жизни этого существа, ворвавшегося ярким событием в серую рутину моих унылых будней. Яркий отличное имя.
Значит, Яркий, уверенно сказал я. Или ты против?
Но зверек не выказал протеста. Он сел на пол и с интересом продолжал разглядывать нас с доктором, иногда озираясь по сторонам, словно ожидая, что мир вокруг него вот-вот преобразится, и нужно быть к этому готовым.
Хорошо.
Я снял пальто и опустился рядом с ним.
Надеюсь, ты позволишь мне тебя спрятать? спросил я, демонстрируя пальто зверю. Лучше нам с тобой открыто не показываться на улицах.
Зверь посмотрел на предложенный ему предмет одежды с недоверием. Поднялся на задние лапы, упершись хвостом в пол для большего равновесия, и осторожно потрогал мягкую ткань цепкими пальцами. Затем принялся с дотошностью заправского сыщика активно изучать мое пальто. Нашел в кармане несколько монет и купюр, но не заинтересовался ими. Обнаружил флягу, в которой на дне плескались остатки крепкой травяной настойки, но не уделил внимания и ей. Наконец достал фотографию Тессы, которую я всегда носил во внутреннем кармане пальто. Потертое, потрепанное фото, пересеченное белыми полосками сгибов, он разглядывал дольше всего остального, как будто изучая юную девушку, запечатленную на нем в простеньком платье без рукавов, улыбающуюся, хитро сощурившую глаза. Зверь держал фото в лапках так аккуратно, словно знал, как много оно для меня значит. И так же аккуратно он убрал его на место.
Доктор Киннер позади меня вновь испустил вздох изумления. Кажется, что слова восторга у него уже кончались.
Наконец, когда зверь исследовал пальто полностью и убедился в его абсолютной безопасности, он вновь опустился на четыре лапы и посмотрел на меня выжидающе.
Я улыбнулся и аккуратно накинул на него пальто. Затем так же бережно и осторожно, чтобы не сделать ему больно и чтобы не получить вдруг еще одного ожога за то, что перешел границы дозволенного, а то черт их знает, где у нас с ним эти границы пролегают, я поднял Яркого с пола. Он не сопротивлялся, и я укутал его в пальто с головой.
Похоже, что он доверился мне полностью, словно действительно прочел мои мысли, все мои намерения и понял, что я желаю ему только добра, что я его друг. Это очаровывало и одновременно с тем пугало. Такое доверие, чистое, неподдельное, накладывало обязательства, требовало оправдывать себя.
«Что, если я его не оправдаю? Что, если подведу этого малыша?» такие мысли меня почему-то страшно пугали. Мне было плевать на мнение всех людей в Адверсе, всех до единого. Но мнение этого существа, встреченного сегодня утром, знакомого меньше часа, мне вдруг стало невероятно важно, а его доверие ценнее всех денег мира. И возможно, было бы куда проще, если бы он зарычал на меня, зашипел, снова попытался обжечь своими странными лентами света. Тогда бы нам с доктором Киннером предстояло вместе решить, как с ним быть, кому его отдавать. Но теперь, когда он проявил ко мне такое невероятное доверие, я стал ответственным за него, и это все меняло, ставило с ног на голову весь мой мир. Однако, не скажу, что мне было это не по душе. Черт возьми, может быть, я только и ждал чего-то подобного все последние годы, надеялся на такой вот случай, который заставит меня сдвинуться с места, действовать, жить. И вот он пришел, ярким светом ворвался в мою жизнь, и я не собирался жаловаться, я собирался идти ему навстречу, чего бы это не сулило в будущем. Ведь, так или иначе, это лучше, чем та пустота, то одиночество, тот штиль в бескрайнем сером море уныния и боли, который царил в моей повседневности. Наконец-то подул свежий ветер, ветер перемен, и я поднял паруса, готовый плыть к горизонту.
Глава 5. Артефакты
Серо-голубое покрывало сумерек опустилось на Мистрейд, и на центральных улицах зажглись газовые фонари, а на серых ликах домов засветились глазницы окон, отгоняя прочь сгущающуюся ночную тьму.
Кэб подвез меня прямо к дверям дома, и там, к моему глубочайшему удивлению, меня ожидала Ника Томас. Она переоблачилась из яркого красного платья в темно-серую складчатую юбку, из-под которой виднелись черные походные сапоги, и черный камзол с золотыми пуговицами. В таком своем образе она показалась мне более привлекательной и настоящей, и даже сложилось впечатление, словно этот наряд был ей самой куда приятнее и ближе ярких выходных платьев.
Мистер Марбэт, широко улыбнулась журналистка, когда я расплатился с кучером. Нам, кажется, так и не удалось завершить разговор.
Всё выглядело так, словно мы старые знакомые, словно она знала, когда именно я приеду домой, и вообще, об этой встрече мы договаривались заранее. Такой подход и наглость сбивали с толку.
Странно. А вот мне помнится обратное, мисс Томас, ответил я, проходя мимо нее к дверям своего дома.
Яркого, завернутого в пальто, я нес на руках и наделся, что он никак себя не проявит. Вот уж что было бы совершенно не кстати, так это пытаться объяснить этой привязчивой особе, что за странного зверя я несу в дом украдкой. С другой стороны, если Яркий был связан с событиями в доме Стриксов, а Ника Томас расследовала именно это происшествие, то напрашивался ряд логичных вопросов:
«Так ли случайна была наша встреча в лавке мисс Каранкет? Может, она знает, кто такой Яркий и откуда он взялся? Может, она знает и то, что он у меня? Но откуда?»
Всё становилось слишком запутанно, в череде случайностей начинала прослеживаться неясная связь, но, возможно, это мне только казалось, а на самом деле все обстояло куда проще.
Простите мне мою настойчивость
Не нужно этой напускной вежливости, оборвал я Нику, развернувшись к ней лицом и глядя сверху вниз, с высоты четырех каменных ступенек порога и своего немалого роста. Просто скажите откровенно и прямо: что вам от меня нужно? И не лгите про интервью. Если вы действительно из «Истины Миранды», то на кой черт я вам сдался?
Видите ли, мистер Марбэт, пока что я и сама не знаю ответа на этот вопрос, сообщила Ника Томас вполне серьезно и спокойно. Но чувствую, что вот-вот это выясню.
Как-то туго у вас с объяснениями, мисс. Может, попробуете еще раз? Какого черта вам от меня нужно?