Пытаясь по пути отряхнуться от налипшей сырой древесной трухи, брат Марион нехотя побрёл за амбар, где попряталась большая часть ретировавшихся.
Выглядело это довольно потешно, две дюжины глаз зыркали из-за кустов кручины-ягоды, да только кому сейчас до смеха.
Знаете меня?
Кивают.
Туда вдругорядь не ходить. Соберите-ка скот да отведите покуда за частокол от греха. Если что, я вас покликаю. И тихо тут!
Снова кивают. Ну и славно.
Вернувшись назад, брат Марион застал сестру Ханну-Матрисию в крайней задумчивости.
Предположения есть, сколько у нас времени? Хуч пара отнёшек, нет?
Пара однёшек на что?
Ну, судя по следам, эти трое двигались сюда зело проворно. А сейчас вон, это что-то вроде зимнего сна, какой бывает у народа Семей. Поди передохнут и дадут себе дальше дёру.
Сестра-охотница лишь отрицательно покачала головой.
Никогда про такое не слышала, и даже не читала. И знаешь что, это не Ускользающие.
Брат Марион пару раз перевёл взгляд на лежащую ничком троицу, потом на сестру, потом снова.
Хм, а кто?
Не то чтобы он не радовался этому факту, потому что встреча с тремя молчащими была чревата даже для полного конклава. Им же двоим И тут до него дошло. Как там она сказала, «святый Норей»? Один из участников Битвы Завета или, как её ещё называли тиссалийские учёные хронисты, Стояния у Форта. Тот умер во имя Хеленн, подставившись под нож своего собрата по имени Резадд.
Сестра думает, что эти трое не Ускользающие, а всего-то их Спутники.
Согласно тем же хронистам, подобные им сопровождали молчащих в их странствиях, почти всегда бездушные, лишённые собственной воли, лишь самые сильные из них оказались способны после исчезновения гнилых богов оставить своих хозяев и вернуться к жизни простых смертных. Большинство же было обречено доживать свой недолгий круг бесплотным призраком былого величия.
А что, похоже. Этим можно объяснить вообще всё, что тут происходит. За исключением того, куда подевались их хозяева. И почему их тут сразу трое.
Брат Марион заозирался.
И давно вообще такое бывало?
Какое?
Такое, чтобы пред светом Кзарры белым днём в канаве на берегу реки Эд валялось три едва живых тела, которые некогда были Спутниками.
Я и говорю, никогда.
Сестра-охотница обернулась и заглянула брату Мариону в глаза.
По крайней мере с момента формирования ордена сестёр-охотниц ни один изловленный нами Ускользающий не был при Спутнике. Считалось, что Завет в конечном счёте погубил их всех.
Видимо, не всех. При этом, судя по следам на земле, эти трое явно от разных хозяев и видят друг друга впервые.
Сестра Ханна-Матрисия согласно кивнула. Уж ей-то с её полевым опытом различать стихии Путей проще простого. Это инквизиторы имели дело в основном с деревенскими страшилками да чёрным людом, требующим не очистительного костра, но обыкновенной виселицы за собственные злодеяния, сёстрам же охотницам по роду службы приходилось сталкиваться во имя Иторы-матери с настоящими отродьями гнилых богов, коих на Западном берегу до недавних пор оставалось преизрядно. Покуда их не прогнала аврора.
Есть идеи, куда это они так целеустремлённо хм ползут?
Похоже, туда же, куда топали ходни. На восток.
И что им там всем, намазано?
Сестра-охотница пожала плечами.
Мы даже не знаем, они бегут за чем-то, или от чего-то.
Интересно. На востоке развалины Илидалла, на востоке Океан, на востоке Средина, на северо-востоке полыхала аврора. А что на западе? Пустынные земли Семей, дальше страна летящих, потом вообще невесть что, сказывают, там прячутся Древние. А ещё дальше только смутные легенды о древнем Враге, который ждёт своей поры, чтобы вернуться.
Хорошо бы догнать тех ходней да расспросить как следует.
Хорошо бы. Только ходни не ведут бесед без вящего дозволения своих погонщиков.
Какой-то тупик.
И что нам теперь с ними делать?
Зависит от того, далеко ли ушли хозяева этих троих.
Вот тут у брата Мариона снова зашевелились под скуфьей немногие оставшиеся волосы.
Одно дело потерявшися и случайно забредший к хуторским Ускользающий. С ним бы они справились. Куда хуже трое впавших в непонятную кататонию Спутников. Во всяком случае, покуда они снова не рванули по своим делам, если их не трогать, видимой опасности они не представляют. Но вот если к ним вернутся их хозяева
Всего двое Ускользающих разрушили некогда Илидалл. Ни брату-инквизитору, ни сестре-охотнице с ними не справиться, да вряд ли они их попросту заметят, давние распри гнилых богов, слепых порождений Трёх Путей, будут занимать их гораздо сильнее присутствия окрест жалких людишек, пущай бы и обвешанных честны́ми артефактами с головы до пят. Своим кадилом ты хоть обмашись, брате-инквизитор.
Ты что-нибудь слышишь?
Покачала головой.
Поблизости от них вообще лучше не рисковать, но мне кажется, что будь поблизости хотя бы один Ускользающий, я бы сумела почувствовать их связь.
Понятно. Ну, хоть что-то.
Понятно и другое. Они теперь тут крепко застряли. Оставлять хуторских один на один с телами было неразумно. А как с ними поступить, ни сестра, ни инквизитор не имели нынче ни малейшего представления. Все их вызубренные наущения старины, что были почерпнуты из толстых фолиантов монастырских библиотек, на поверку оказались к такому повороту категорически не годны.
Сестра Ханна-Матрисия решительно развернулась и потопала к оставленным у внешней ограды конягам.
Чего делать-то будем?
Сторожить, что делать.
А ты куда?
Достану чистое да стол велю хуторским накрывать. У тебя есть предложения получше?
Куда там.
Брат Марион вздохнул и остался стоять-сторожить.
Трое продолжали едва заметно ползти вперёд.
Небытие тянулось подобно сну, но сну вечному, беспробудному и пустому. Он состоял из звенящей тишины, пропитанной насквозь лишь единым сиянием предвечной Кзарры. Сотни локтей скальной породы, что хоронили его от глаз детей Иторы, не составляли для этого сияния никакой преграды. Шли зимы, за ними круги, и то, что раньше составляло стены его склепа, постепенно истаивало, растворяясь в едином море безбрежного сияния.
Уходили мысли, страхи, воспоминания. Само его бренное тело уже истлело, не оставив от себя даже костей, до последней частички распавшись от весенней сырости, зимней стужи, летней жары и осеннего увядания. Средина забывала его, пусть и не так быстро, как забывал он. Но однажды последние следы его деяний сотрутся со священного лика Иторы Всеблагой, и новые люди будут решать свои новые проблемы уже без обращения к нему даже в мыслях. Сама Итора и та перестала посещать его в хладном успении, оставив измученную греховную душу наедине с этим всепроникающим светом.
На волнах яростно пламенеющего моря света отныне пребывали остатки его сущего. Ничтожная искра бытия, жаждущая окончательно раствориться в том, что поистине бездушно и бесплотно.
Предвечная Кзарра.
Древние помнили, что когда-то Итора купалась в совсем иных лучах. Юноликая Энол была истинным домом для этого мира, покуда однажды первые дети Иторы не проснулись после Хрустальной ночи и не узрели слепящий клубок яростной силы там, где раньше плыл грандиозный диск цвета золотого дуба. Так наступила иная эпоха. Эпоха жестокой борьбы за выживание, эпоха Пришествий.
Частью её стало и человечество, что прибыв последним сумело огнём и мечом отвоевать для себя материк Средины, но что для него значило это место?
Величественные горные страны, безбрежные равнины, тёплые моря юга и ледяные торосы севера.
Ничто из этих картин не отзывалось в нём более ни печалью, ни радостью. Слишком тяжела была ноша тех воспоминаний, слишком плотно он успел исходить земли Средины, слишком часто их покидал и слишком надолго возвращался. Его жизнь, его судьба была большой и сложной, полной потерь и разочарований, а победы его, что с них, они не могли вернуть мёртвых и не могли исправить живых. Но он истинно заслужил этот покой, это неспешное тление в палящих лучах белоглазой Кзарры, что с каждым мгновением уносила от него вдаль очередную частицу его прежнего бытия, очередное чувство, очередное воспоминание.