Отправилась она к барину.
Предстала девка перед барином, бледнее мрака белого. Смотрит он на девку, глаза прищурив.
Понравилось тебе со мной, али другое дело у тебя ко мне? спрашивает.
Мольба у меня к тебе, господин. Отдай мне тела мужей моих, что бы по-людски схоронить их и к Кондратию проводить. Нечем мне платить за добро твоё. Вот, только я и осталась. Коль хочешь, так бери. По доброй воле лягу. Только дозволь мужей похоронить, как следует.
Это ты верно, девка, подметила. Нечем тебе платить. Да и сама ты мне в плату не угодная уже. Я любую возьму, коль захочу. Да и хотел бы, не отдал бы уже тела твоих мужей. Приказал я их свиньям бросить. Поди, дожрали уже.
Ослепила Жилену ярость. Рванула она к барину, со стола вилку схватив, да в морду его прищуренную ударила. Только промахнулась и лишь щёку ему продрала. Скрутили её и бить начали. А она и кричит Что ты мне сделал, тебе всё тоже вернётся!
Осерчал барин, обозлился. Приказал прихвостням своим связать девку, на погост вывести, да бросить там, на съедение мертвячинникам. А хату её спалить до головешек, что бы впредь остальным как напоминание было, что нельзя благодетелю своему злом таким платить и зла ему желать.
Везут бандиты девку связанной, а сами шутки гнусные выкрикивают. Как на привал остановятся, так снасильничают, да не по разу, побьют. Пока до погоста довезли, Жилена умом уже и тронулась. Бросили они её на одной из старых могил, да ускакали.
Лежит девка, от боли завывает, от злобы себя не помнит, рассудком помутилась, да так и провалилась к Кондратию. Упала она как в перину пуховую, и чем глубже тонула в неё, тем боль быстрее отступала. Облегчение пришло. А вокруг тьма такая, что и не скажешь сразу, вниз падаешь или наверх летишь. Только вдалеке где-то огонёк светит точкой тусклой. К нему, как комар на свет, устремилась Жилена, спокойствие обретая. Как вдруг схватил кто-то её за косу, да назад силой поволок, будто по камням. И чем дальше от огонька заветного, тем боль сильнее становилась.
Открыла глаза девка. Полумрак землянки вокруг. Сыростью, да кровью пахнет. Слышно, как черви землю грызут. Подняла голову, осмотрелась. Видит, не землянка это вовсе, а логово живоеда. Части тел человеческих и звериных кругом, кувшины с брагой стоят. Посередине очаг, а рядом стол. За столом и сам хозяин логова сидит. Повернул он голову со скрипом и глазами мёртвыми на девку посмотрел. Та бы разум и потеряла, если бы в полноте его прибывала.
Не стал живоед девку грызть. Выходил, в чувства привёл. Разум постепенно к ней вернулся. А, как окончательно в себя пришла, и говорить смогла, так всё у силы этой гнилой расспросила.
Оказалось, живоед этот не простым был. При жизни колдуном оставался, да не просто каким-то, а по поручениям владыки своего по свету странствующим. А вот как звали его, сам уже и позабыл, потому как давно в облике мертвяка ходячего. Забрёл он, как-то, в места у змеиного карьера, по поручению важному. И остановился в аккурат в селении, откуда Жилена. Принял его у себя барин, ещё прадед барина нынешнего. Как гостя дорогого принял, даже жену свою молодую на ночь предоставил. Но, польстился барин на ценности, что у колдуна были в дорогу собраны, завладеть захотел. А чтоб гнева колдовского не взыскать, подлил яд гадюки в чарку гостю. Умертвился гость, да в мир иной не отправился. К могильной земле прикован он на вечно остался, голодом неутомимым терзаемый. С тех пор выходит он из логова своего, то человека сгрызёт, то зайца неосторожного. Повезёт, если не местные путники на погост забредут, так там и выпивкой поживиться можно. Только она голод притупляет.
И рассказал живоед, что вышел он на охоту, аккурат, когда разбойники Жилену приволокли. Сожрать, было, хотел, да злобу в ней великую почуял. Дал ей дух испустить, да обратно вернул к жизни, знаниями своими воспользовавшись. Коль духом и злобой не сильна девка была, умертвилась бы через день другой, тогда бы и сгрыз. Для голода неутомимого днём ранее, днём позднее не важно. А так как очухалась девка, предложил он ей подмастерьем его стать. Многому не научит, да и силы колдовские в прошлой жизни, почти все, оставил. Но и по эту сторону силы тоже имеются. Научит, как долг барину вернуть, если слушаться его будет. На том и порешили.
Живёт Жилена в логове живоеда, хозяйство ведёт, зверей в ловушку заманивает, да мудёростям всяческим у мертвяка учится. Уж и сама времени счёт потеряла. Время, оно то, под землёй могильной, своими законами течёт. Когда год пройдёт, а наружу выйдешь, час всего потерян. А когда чарку опрокинешь, а наверху и год пробежал. Многому научилась Жилена и пришло время ей в селение вернутся, как живоед сказал. То и будет последним этапом обучения.
Вышли они из могилы под луну круглую, а живоед и молвит девке.
Многому я тебя научил, многому научить не смогу. Но, главная наука, которую помнить должна, темнота не мать ласковая, но и не враг тебе. Она порядок любит, и соблюдать его требует. Вспомни, какое проклятье ты барину проговорила. Так вот, слово своё сдержи. Отомсти не меньше, но и не больше. А коль нарушишь закон этот, не простит тебя порядок.
Обняла Жилена живоеда, как отца родного поцеловала. Пообещала вернутся в скором времени. А тут и трухлявые из могил вставать начали, в сопровождение.
День спустя, въехали в селение дроги золотом обшитые, с палатой, шкурами и мехами обтянутой. С огромным сундуком в задней части, небрежно шкурой прикрытым. Три слобня алых, красоты невиданной, впряжены были. А восседала на дрогах дева в платье чёрном, вида откровенного, с кожи, да тканей дорогих, в украшениях бесценных. Красива на столько, что селяне дара речи лишились, пьяницы протрезвели, а псины забыли как лаять. Сопровождали её с десяток воинов крепких, угрюмых на лицо, шаг строевой чеканили.
Проехали дроги через всё селение и прямиком к дому барина. Барин лично встречать гостью такую выбежал, да в поклон ударился. Лично руку деве столь изысканной подал.
Рассказала дева, что от самого Княжества едет. Путь её лежит через чёрный лес в земли далёкие, где колдуны свой город от глаз людских скрывают. Везет она, по поручению самого великого Князя, сундук серебра да камней ценных, самому владыке колдунов, что бы мир между землями заключить. Устала она в дороге, да и люди её устали. В баньке бы попариться, на перине поспать, да еды не дорожной, а домашней поесть. Коль позволит барин, в убытке не останется. Может серебра из сундука взять столько, сколько кружкой зачерпнёт. Да и не всё это. Как мир между колдунами да князьями настанет, будет мимо змеиного карьера тракт прокладываться. А значит, нужно будет, где работников расселить. За что барину тоже будет причитаться. А как тракт построят, поскольку земли эти барину принадлежат, сможет он плату за проезд со всякого путника собирать.
Такого подарка судьбы Власт на старости лет и не ожидал. Обрадовался очень. Сопровождающих девы во дворе расквартировал, а саму деву в терем повёл. Туда же и сундук внесли. А как открыла дева сундук, да как увидал Власт, каково богатство там огромное. Понял, что если не досчитаются владельцы, то вмиг и все его селение и его самого спалят, сразу приказал охрану выставить, из лучших.
Водит барин гостью по терему. Жене молодой представил, дочке от первой жены. Угодить на каждом слове пытается. Баньку истопили, ужином гостью и людей её накормили, да так, что сами такое по большим праздникам ели.
Дело к ночи, а дева и молвит.
Устала я с дороги. Ласки давно не чувствовала. Не уступит ли мне барин по гостеприимству, как гостье, жену свою молодую на ночь?
Удивился барин, слышал, что бывают женщины такие, но сам не встречал. Гостю дорогому жену или дочку уступить, оно то, бывало. Но вот гостье. Даже интересно самому стало.
А барыня молодая, как услыхала это, аж в краску ударилась. Сердце у самой забилось. Она то, давно в фантазиях своих с девкой опробовать хотела, но виду не подавала. А тут фантазия сама сбывается, да и не с девкой-селянкой, а с благородной госпожой из самого Княжества. Мало кто мог в Княжество это попасть, ещё меньше, кто оттуда возвращался. Но, от тех, кто возвращался по миру истории ходили. Говорили, будто место это огромное, чудес и богатств там столько, что не сосчитать. Каждый день праздник большой. Нет там селян, все господа.