Ух, хорошо-то как. подумал торговец откинувшись на полок, подложив под голову душистый веник. Народ тут, конечно, дикий, запуганный сказками всякими. Ведьмы у них, твари лесные Ха. Ну и глупости. Да было бы это всё, колдуны с востока уже давно бы эти леса под себя подмяли в поисках силы. Или Княжество тут бы давно уже свои границы установило. Обычный лес. Обычные люди, хоть и дикие. Но, бани у них отменные. на лице торговца появилась улыбка блаженства и глубоко вдохнув он томно произнёс в слух. Ух, хорошо-то как.
Хорошо? Вот сейчас хорошо будет! послышался приятный девичий голос.
Торговец открыл глаза и протёр рукой лицо, сбрасывая с него пот. В бане с ним была молодая девка. Не высокая, не крупная. Скорее, миниатюрная. Светлые, длинные волосы спадали на грудь, почти полностью скрывая её от глаз. Девушка улыбнулась и плеснула на каменку отвар. По бане заклубился ароматный пар приятного розового цвета.
Девушка откинула волосы назад, подвязала их в хвост лентой и томно потянулась.
Вот теперь хорошо! А сейчас будет и ещё лучше.
Грациозно, подобно дикой кошечке, она медленно взобралась на полок к торговцу и, не обращая внимания на его смущение, подобно наезднице, оседлала его сверху. Наклонившись к мужчине, она нежно поцеловала его в губы и тихо произнесла. Вот сейчас будет хорошо. Эту ночь ты запомнишь на всю жизнь. На всю жизнь ты запомнишь ночь с Оляной.
Торговец смотрел в её голубые глаза, в которых просто тонул и не мог поверить, что всё происходит по-настоящему. Он слышал про простые нравы живущих в Чёрном лесу. Но такое. Может ему это снится? Да нет, же. Оляна настоящая. Её бархатная, влажная кожа пахла лесной ягодой и цветами. На плече был шрам в виде птички, на бедре ожёг, как от калёного клейма. Небольшой шрам через бровь делал девушку только выразительнее. Родинка на левой груди, мелкие веснушки. Все эти детали нарочно не придумаешь. Она настоящая, и он сейчас с ней.
Проснулся путник только на рассвете, когда в дверь бани начал стучать горбун.
Мил человек, жив ты там? Не перепарился с непривычки? закричал старик и вошёл в баню. Торговец огляделся, больше никого не было.
А та девушка, это внучка твоя, старче? просил он.
Какая девушка? Нет у меня внучки. Путаешь ты что-то.
Да как же. Вчера, когда я прогрелся, девушка пришла. торговец описал её в подробностях. где она живёт?
Нет такой у нас в деревне, хотя Шрам через правую бровь, говоришь? А звали как её? Сказала, чего?
Сказала, что всю жизнь буду помнить ночь, проведённую с Оляной.
Вот оно как. старик прикрыл рот рукавицей и тихо захихикал. Олянка, это ведьма наша. А так, как ты её описываешь, я такой её помню зим так пятьдесят назад. Красивая была. Ты, когда в баню пошёл, она в аккурат и преставилась. Видать, напоследок решила на полную погулять среди живых. Она хоть баба и вредная была при жизни, но дело это любила. И той ещё мастерицей в делах любовных была. Ну, знать довольная ушла, раз ты такой взволнованный. Знать мраком бледным не станет, людей губить не будет. старик вышел из бани и уже было хотел захлопнуть дверь. Ты давай, вставай. Завтрак готов. За завтраком расскажешь, как это вот ты объяснять будешь. А потом на погост пойдём. Хоронить сегодня будем твою любовницу ночную. горбун захихикал и закрыл за собой дверь.
Снежинки, подобно белым мошкам кружили в воздухе причудливые хороводы. Из деревни вышла небольшая процессия. На похоронных дрогах стоял дубовый гроб. В нём покоилась старая женщина, в морщинистом, сером лице которой едва ли можно было разглядеть былую девичью красоту. И если бы не аккуратный шрам через правую бровь, торговец бы не признал, что это именно она, Оляна.
Подмастерье живоеда
Давненёхонько было это, да не в наших краях, а по ту сторону змеиного карьера, аж на том краю великого оврага. Там, где лес пореже, деревья пониже, а солнца побольше. Селение большое было там, а управлялось не так, как наши, общим сбором. Барин там правил. Власть эта от отца к детям передавалась почитай сотен пять лет. Уклад нашим местам чуждый.
В наших-то краях, каждый за шкуру свою, прежде всего печётся. Коль не касается его, так и гибнуть незачем. А в тех местах иначе всё. На страхе, да силе всё держится. Окружал барин себя разбойниками, да каторжниками беглыми, они и службу ему служили, как охрана. А что? Кто слабее не подступится, а те, кто сильнее, тем и дела нет до того, чтоб селение в чёрном лесу затерянное искать. За барина всяк житель голову положить мог. Да не с того, что воля такова собственная была, а с того, что-либо так, либо сживут со света в миг и тебя, и семью твою. Всё там барину принадлежало, и все. Все его боялись, и слова поперёк не говорили. И имя у барина подходящее было. Властом отец нарёк. Хоть имя и такое, частое, да ему очень оно уж подходило. Шибко властным был Власт.
И жила в селении том семья. Жена Жилена и два мужа у неё было. Гоенёк, что помладше, и Зорько, что постарше, да посильнее. Не богато жили, но молодые и работящи. А главное, жили в согласии. Мужики землю возделывали, да съестное растили, а девка эта, по округе грибы, да ягоды собирала, запасы делала. И себе хватало, и соседям продавала.
Шёл как-то Зорько на рынок, а на него прихвостень барина налетел пьяный и за оскорбление принял, что парень не бросился извиняться и ниц перед ним падать. Бить его начал. И может, побил бы, да оставил, но Гоенёк неподалёку был, кровь горячая. Кинулся в заступники. Так их двоих скрутили, да к барину на суд.
Прибежали соседи, да рассказали Жилене, что мужиков её барин в холодную приказал кинуть. Собрала она угощения самые вкусные, запасы редкие, на воз погрузила всё, да к барину отправилась. Не сразу впустили её стражники, поглумились, посмеялись. Шутками грязными разразились. Стерпела девка. Глаз не подняла, слова не сказала. Привели к Власту.
Сидит пузатый, ну не меньше князь, а вокруг него все на цыпочках ходят, на корачках ползают, прислуживают. Поклонилась до земли Жилена.
Господин наш. С прошением я к тебе пришла. Отпусти мужей моих. Не хотели они людей твоих оскорблять, головы у них горячи просто. Не будут больше они вреда и оскорблений людям твоим чинить. А в благодарность, да в уплату ущерба причиненного, принесла я тебе все, что было в запасах наших. Всё что на год заготовили. Возок у ворот стоит.
Посмотрел Власт на девку и прищурился хитро.
Ты, встань. говорит Возок твой людям моим на один вечер, голод притупить. Не хватит этого, что бы вину твоих мужей искупить. Доплатить бы надо.
Так, чем же доплатить, господин наш? Нет больше ничего. Разве что хата, так не большая она и старая. Дед мой ещё строил.
Ну как же? А сама ты? захохотал барин, встал с места своего и ленивым индюком к Жилене подошёл. Обошёл вокруг, посмотрел. Схватил за запястье, руку за спину заломив, к столу дубовому прижал. Задрал юбку девке, да снасильничал. Просто всё у него это было, будто яблочко с ветки сорвал. Не посмотрел даже на то, что народу в горнице полно.
Плакала Жилена, но слова о пощаде не проронила. Закусила губы и терпела, слушая, как вокруг толпа смеялась, да шутки грязные бросала. А как кончил барин, упала на пол и разрыдалась, лицо ладонями закрыв. А барин надел штаны и говорит Ну всё, в расчёте. Домой иди и жди своих мужей.
Себя не помня, на подкашивающихся ногах, дошла до своей хаты Жилена. Поплакала, да баню истопить решила, смыть смрад, что барин на ней оставил. А как мыться начала, так кровь на ногах у себя и увидала. Поняла, что дитем тяжёлая была уже и дитя лишилась. Упала на полок, и пущи прежнего зарыдала, да так, что ласточки под крышей в гнезде от испугу замолчали.
Проплакавшись, привела себя в порядок, да к калитке вышла. Солнце уже к закату клонится, а мужей всё нет. И тут, подъезжают на слобнях рыжих, прихвостни Власта, а в руках у одного из них мешок окровавленный. Вытряхнул он мешок, а там головы отрубленные.
Барин сказал, что отпускает твоих мужиков домой, прощает их за содеянное. А чтоб впредь головы их не такие горячие были, вот, приказал он отделить их от туловищ. посмеялись прихвостни и ускакали.
Жилене не осталось ничего, как головы возлюбленных своих из пыли поднять, обмыть, да в тряпицы похоронные обернуть. Сложила она головы на возок, чтоб на погост свести, да задумалась. Как же так, головы земле придавать, а тела на поругание оставить.